Портрет моего мужа

— А есть варианты?

— Варианты есть всегда, — темная палочка коснулась виска. — К примеру, мы можем вызвать подмогу, положиться на твоих… бывших коллег.

Эта пауза тоже не осталась незамеченной, но Кирис заставил себя сосредоточиться на пуговицах.

У жилета тоже мелкие.

Неподатливые.

— Но тогда смерть Сауле станет достоянием общественности. Пойдут слухи… полагаю, многие обвинят тебя.

— Почему?

— Просто потому, что ты — не их круга, — Мар пожал плечами. — И еще потому, что пытался стать равным. И потому, что ты при мне… и еще потому, что тебе приходилось убивать… женщину… вспомни, ты ведь ее зарезал, верно? Это… было нужно, я верю…

Вкрадчивый бархатный голос.

Пуговицы.

Мать их, крохотные квадратные пуговицы со скользкими углами. И узкие петли, которые попробуй-ка найди в плотной ткани.

— Мне стоило немалых сил вытащить тебя из петли. Я просто поверил, что у тебя имелись причины… веские причины убить Элину Ригис.

— А в то, что не я ее убил?

— Как скажешь, — Мар расплылся в улыбке. — Следствие тоже ошибается, и улики, помнится, были косвенными. Да, я помню… как сейчас, да? Дюжина резаных ран, свидетелей нет… алиби… сейчас твое алиби — полубезумный мальчишка, который живет в фантазиях.

Пуговицы закончились.

На пиджаке тоже.

И пиджак сел криво, если верить зеркалу. А ведь шился на заказ, но… почему одно плечо получилось выше другого? Или… конечно, все дело в осанке. Ее Кирис держать не приучен, вот и морщит отличный серый пиджак.

Вельма сказала бы, что он безнадежен.

— Думаешь, он точно скажет, когда вы вернулись? Сауле была еще теплой…

— Он… услышал, как ее убивают.

— И кто в это поверит?

Мягкий вопрос и мягкий взгляд, в котором читается легкий упрек: нельзя же быть настолько наивным. В прошлый раз твою шкуру спасло чудо, но кто сказал, что они часто случаются?

— Ты же понимаешь, друг мой, что многие… из твоих бывших коллег… полагают, что тебя нельзя было отпускать. И как думаешь, сколькие из них решат, что судьба дает им еще один шанс? Шанс, которым стоит воспользоваться…

— И ты предлагаешь…

Галстук Кирис вернул на полку. Все равно нормальный узел изобразить не выйдет.

— Я предлагаю воспользоваться моим правом на суд.

— И кого судить будем?

— А это ты мне скажи… скажи, мой друг, и я поверю. Я ведь всегда тебе верил.

Поправить рукава.

В зеркало смотреться не стоит. Местные зеркала давно и прочно состоят в заговоре с Маром, и нынешнее не исключение. В нем Кирис жалок донельзя.

И ему ли равняться? Ему ли надеяться на что-то? Пусть даже и в мыслях… какая женщина выберет его, если есть Мар?

— Чего ты хочешь? — главное, говорить спокойно.

— Понять, когда ты скурвился…

— Какие слова…

— Какая жизнь, такие и слова…

— И с чего ты решил, что я… как ты там выразился? Скурвился, — рукава рубашки должны выглядывать из рукавов пиджака не более чем на полпальца. У Кириса никогда не получалось соблюдать эти гребаные полпальца. Левый рукав норовил вылезти едва ли не весь, зато правый прятался под серой шерстью. — Мне кажется, у тебя паранойя.

— Моя сестричка… такая умненькая, как мне казалось, сестричка, в последнее время стала вести себя ненормально…

— В таком случае, я не застал время, когда ее поведение было нормальным.

Галстука не хватает, но… пусть лучше Кирис оскорбит притязательный взгляд эйты Ирмы, чем еще час будет маяться, пытаясь завязать эту цветную тряпочку хоть как-то.

— Есть такое. Знаешь, я все не мог понять, что же с ней произошло… одно время мы работали вместе…

Давно, когда больше Мару было не на кого рассчитывать.

Работать с родственниками в какой-то мере даже удобно. Им не надо платить, им достаточно подкинуть идею о скором величии рода и о том, какая их ждет награда в том самом будущем, когда род, наконец, возвеличится.

Сауле верила.

Мару вообще легко верить. Он, словно дурман, он проникает в кровь, он отравляет душу, он добирается до таких струн души, о которых ты сам не знаешь. И главное, играет умело.

Он готов пообещать… что угодно.

Славу?

Слава ждет своих героев.

Деньги?

Разве это сложно? Состояния создаются из воздуха, многие стали богаты, чем ты хуже?

Титул?

Вечность саму в личное твое распоряжение? Будет и вечность, главное, подумай, сможешь ли удержать ее?

— И она многое обо мне знает. Не всегда хорошее, да… это было сложное время. Обедневший род, падения которого ждала стая великосветских стервятников. Разоренные предприятия. Отсутствие внятных перспектив.

— Сочувствую.

Кирис все же повернулся. Не будешь же вечность пялиться на собственное отражение.

— Тогда нас крепко выручили патенты.

— Твоей жены?

— Мои, дорогой друг, мои. Ведь муж и жена едины пред лицом богов. Кажется, что-то такое поют в храмах…

— Ты ей лгал.

— И не только ей. Лгал ли я родным? Много. Заказчикам? Кто им не лжет. Партнерам? Это вообще святое… лгал ли тебе? Конечно. Ты был мне нужен, а уж что для этого пришлось сделать… ложь — это вполне себе часть мира. Инструмент, которым нужно уметь пользоваться.

Мар поднялся, и палочка в его пальцах засветилась бледно-зеленым цветом.

— Лгал ли я королю? Ты это хочешь спросить? И ты знаешь ответ. Да. Ему тоже все вокруг лгут. Когда клянутся в верности, когда обещают думать исключительно об интересах королевства, когда… да не важно… главное ведь что? Главное, не запутаться.

А я, кажется, слегка… но это ничего…

Кирис завороженно наблюдал, как палочка, кувыркнувшись, выпала из рук Мара и покатилась. Она катилась медленно, словно дразнила кажущейся своей близостью. Только руку протяни и…

Плохая идея.

Руку Кирис тянуть не стал, сделал шаг в сторону, позволяя палочке коснуться комода. Та замерла и… ничего не случилось.

— Это просто детский мелок. Светящийся. Я когда-то очень любил такими играть… а ты?

— А мне не покупали.

— Сочувствую, — Мар наклонился и поднял мелок. — Неужели, ты и вправду думаешь, что я тебя убью?

— А ты убьешь?

— Мог бы, — мелок крошился в руках Мара, оставляя на них тонкий меловой узор. — Я мог бы устроить тебе тысячу несчастных случаев. И поверь, даже твои друзья… те самые, которые много лет старательно тебя травили, создавая иллюзию охоты… так вот, даже они не нашли бы повода усомниться.