Портрет Невидимого
Шрифт:
Одна школьница так поняла картину с крылатыми фигурами, [275] 1946-го года:
«Был однажды красивый лес. Там водилось много зверей, а вокруг были луга с цветами. В лесу жили еще и ангелы, светлые и темные. Они следили за порядком и всех защищали. Но самих ангелов никто не видел, потому что днем службу несли светлые ангелы, а по вечерам их сменяли темные.
Но внезапно осталось только два ангела: один светлый и один темный. Все другие ангелы убежали, потому что люди построили дорогу. В тех краях стало очень шумно и грязно. Звери тоже исчезли. Цветы завяли, луга оказались вытоптанными. Лес был уничтожен.
275
Речь
Тогда убежали последние два ангела, светлый и темный: они больше не могли защищать лес, так как людей стало слишком много.
Хочется надеяться, что ангелы найдут еще один лес — красивый, тихий и не испорченный людьми».
В мансарде скапливались записанные на листочках из школьных тетрадей мнения о картинах и придуманные детьми сказки. Не знаю уж, по каким критериям — сперва в Берлине, а потом и в Нойштадте — жюри определило победителей, занявших на турнире рассказчиков места с первого по сороковое. Во всяком случае, каждый из этих юных сказителей получил хорошую книжку и кокарду в придачу.
Недавно мне прислали фотографии: Фолькер, опираясь о стол, стоит у микрофона, а за его спиной танцуют дети в маскарадных костюмах.
Мальчик — в ковбойской шляпе и с кольтом. Девочка — звезда под вуалью.
Три школы, названные тогда в честь Эдгара и Михаэля Энде, существуют под этими именами и сегодня.
Было солнечное утро. Он сидел на моем балконе, обхватив руками колено:
— Знаешь, у меня рак.
— Как… где?
— Рак кишечника.
— Ну и что будем делать?
Фолькер отвел глаза и смотрел теперь вниз, во двор.
— Неизвестно, что еще меня ждет.
Он медленно провел рукой по краю стола.
— Хочешь чаю?
Кивнул.
Я повторил свой вопрос:
— Что будем делать?
— Подождем окончательного диагноза.
— Живут же люди с отводной трубкой…
— Никогда! — Он бросил на меня яростный взгляд. — Не хочу.
Моей театральной выучки не хватило, чтобы найти слова для ответа живому Иову, и я долго возился у плиты.
— Тебе чай с медом?
— Нет, несладкий.
Когда я подавал чашку, мелькнула нелепая мысль: раковые больные, как правило, до прохождения лечебного курса выглядят здоровее, чем после него. Но за последние десять лет я победил так много разных болезней, что и теперь не вовсе утратил надежду.
— Как же с выставкой в Бергамо?
— Пока занимаюсь подготовкой, — сказал он. — Слишком горячий… — И отставил чашку.
— Без кипятка чай не заваришь.
Мы помолчали.
Мне хотелось, чтобы он побыл со мной.
Но он собрался уходить:
— Твое эссе готово?
— Пока нет.
— Тогда пришлешь мне позже, по факсу.
Он спускался по лестнице, держась за перила.
— Можешь сходить в аптеку? Забрать, что я заказал? — крикнул снизу.
Так близко к своей болезни он меня еще никогда не подпускал.
— Мы пойдем вместе ужинать?
В его ответном бурчании я разобрал: «Позвони» и «Что-нибудь легкое…».
Я закрыл дверь с ощущением, что, прожив вместе с ним полжизни, вижу его у себя в последний раз.
Но через два дня, после следующего посещения врача, он пришел снова — неуклюжий, светящийся радостью:
— In situ! In situ!
Я недоумевающе смотрел на медицинское заключение, которое должен был тут же понять.
— In situ. Это значит, что рак не распространяется!
На сей раз и я, радуясь, выпил вместе с ним жуткого зеленого чаю, к которому подмешал укрепляющий
силы мед, хотя Фолькер этого не одобрил.— Выставка в Бергамо перенесена на ближайшую осень! Я уже созвонился с синьорой Родескини.
— Хорошо. А что теперь?
— Облучение.
— Что ж… нормально. Мы ведь с тобой понятия не имеем, как далеко продвинулась раковая терапия.
В то время в кинотеатрах с большим успехом шел фильм по роману «Герои вроде нас». [276]
Мы, надеясь на лучшее, отправились в Швабингскую больницу, в отделение лучевой терапии. Регистрация, чистые коридоры, указатели на стенах, стальные двери. Полуподвальный этаж, без окон, а вот и приемная. Женщины, мужчины листают глянцевые журналы. Некоторые переговариваются. Элегантная пациентка; мужчина, одетый как горец… Все выглядело неплохо. Сестра, с нарочитой предупредительностью, выкликнула номер, и одна дама в костюме пастельных тонов заковыляла к находящейся в глубине двери.
276
«Герои вроде нас» (1995) — бурлескный роман Томаса Бруссига (р. 1965) о падении Берлинской стены. Фрагмент романа печатался в ИЛ 2004, № 11. Фильм по роману был снят немецким режиссером Себастьяном Петерсоном в 1999 г.
Мы заняли места среди ожидающих.
— Человек никогда не бывает один, — неизвестно для чего ляпнул я.
— Не сказать, чтобы обстановка так уж мне нравилась… — Фолькер смахнул с брючины волос.
Мы стали сравнивать здешнюю атмосферу с той, что описана у Томаса Манна в «Волшебной горе». Мир книги, на первый взгляд, казался куда более интересным. Там всякий раз, когда харкающая кровью русская пациентка покидала комнату, звенела стеклянная дверь; с террасы клиники в Давосе открывался вид на горный массив; у Томаса Манна страдающие от лихорадки больные не переставали пить портерное пиво и заедать его устрицами.
— Номер двадцать четыре, пожалуйста.
Сжимаю руку Фолькера:
— Я тебя подожду.
— А как же иначе? — отвечает…
Отсутствовал он недолго. Убедившись в профессионализме здешних врачей, Фолькер потом рассказал мне об «избирательном облучении», о «гигантском, оснащенном компьютером аппарате» с крошечным отверстием, откуда выходят лучи и которое направляют на выверенную с точностью до миллиметра поверхность.
— Она такая маленькая? И все так просто? — недоверчиво спросил я.
— Да, но повторить эту процедуру придется двадцать пять раз.
По внешнему виду Фолькера ничего заметно не было. Облучения, продолжавшиеся до двадцать третьего декабря, побочного недомогания не вызвали. Но люди, которым уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным, когда я с ними советовался, озабоченно хмурили лоб: «Это в любом случае не безвредно».
На празднование Миллениума я поехал в Париж, потому что Фолькер теперь все время хотел спать: «Отдохни и ты! Навести Сержа, передай ему от меня привет». Сильнейшая зимняя буря с корнем вырвала многие деревья в версальском парке… Фасады Лувра, равнодушные к этому, упорно ждали прихода нового тысячелетия… Мимо нас с Сержем проходили нетвердо держащиеся на ногах голландцы во фраках. Эйфелеву башню окутывал дым ее собственных фейерверков. Колокола, как ни странно, безмолвствовали. Серж и Пабло, мексиканский студент, хотели непременно попасть на дискотеку в «Кетцаль». Человеческие массы перемещались по мостовым, усеянным осколками разбитых бутылок. Все кафе на Иль-де-ля-Сите работали до утра. В два часа ночи я слушал «тихую мессу» в Нотр-Дам. Там я наконец заплакал.