Портрет с девятью неизвестными

– Интересное место. Кажется, вы тщательно подбираете гостей, месье Моро, – заметила она, скрестив руки.

– Скорее, это гости выбирают «Ля Вертиж», – ответил он, подходя к концу стола. – Хотя, возможно, отель сам выбирает тех, кто сюда попадает.

Эта фраза повисла в воздухе, пока слуги в чёрных фраках разносили закуски. Тарелки с нежным паштетом, тонко нарезанным сыром и пряными крекерами появлялись перед каждым гостем, сопровождаемые бутылками с вином из местных виноделен.

Филипп налил себе бокал и поднял его, предлагая тост:

– За прекрасный вечер в окружении столь… вдохновляющих личностей, – произнёс он, сделав едва заметную паузу.

Бокалы звякнули, но в общей тишине звук оказался почти тревожным. Каждый гость делал вид, что расслаблен, но напряжение висело в воздухе. Пьер наблюдал за ними, как дирижёр за оркестром перед началом симфонии.

Тишина за столом продлилась недолго. Леон, уже выпивший больше, чем следовало, наклонился к Катрин:

– А вы, мадемуазель Лаваль, не боитесь, что ваши заметки сделают наш ужин темой для скандала?

Катрин усмехнулась, ответив быстро и холодно:

– Меня больше интересует, как такие места, как это, остаются незамеченными. Хотя теперь я начинаю понимать, почему.

Софи осторожно поставила бокал. Её пальцы слегка дрожали.

– Месье Моро, а что вы подали нам? Это… какой-то необычный вкус, – попыталась Софи сменить тему.

Пьер наклонился к ней с неизменной любезностью:

– Это местный деликатес, мадам Делькур. Грибы, собранные в лесах неподалёку. Наш шеф-повар знает, как раскрыть их аромат.

– Лес… – пробормотала она, но замолчала, словно это слово разбудило в её сознании неясный, тревожный образ.

Разговоры за столом затихли. Гости украдкой переглядывались, будто чувствовали, что этот ужин был чем-то большим, чем просто трапеза.

Леон, поднеся бокал к губам, усмехнулся, его взгляд скользнул по Катрин с едва заметной насмешкой.

– Знаете, мадемуазель, у вас странное обаяние. Словно вы привыкли зарабатывать чужими тайнами.

Катрин чуть приподняла бровь, одарив Леона взглядом холодным, как морозное стекло.

– Интересное наблюдение, месье Буше. А вы, я вижу, предпочитаете прятаться за бокалом. Или за своими картинами? Ах да, кажется, вы больше их не пишете.

Леон поставил бокал на стол. Звук отозвался в напряжённой тишине.

– Почему же? – хрипло рассмеялся он. – Я пишу их в своей голове. Вдохновение – штука капризная. Иногда его нужно подстегнуть.

Он сделал резкий жест рукой, разгоняя невидимых демонов.

– А вы, журналистка, тоже ищете вдохновение? Или его место заняла охота за сенсациями? Вы уже решили, кто из нас станет героем вашей статьи?

Катрин не сводила с него глаз, легко улыбаясь.

– Я ищу не героев, а правду, месье Буше. Правда порой страшнее любой картины. Но вы, конечно, понимаете это лучше меня.

Леон нахмурился, осклабившись криво и неприятно.

– Правда? – прошипел он. – А что вы знаете о правде? У каждого из нас есть своя тень. И иногда она становится сильнее нас.

– Это звучит как оправдание, – бросила она, облокотившись на стол. – Оправдание человека, который давно не смотрел на себя в зеркало.

– Хватит, – вмешался Пьер. Он умел приказывать спокойно. – Ужин – не место для таких споров.

Леон откинулся на спинку стула, но его взгляд оставался прикованным к Катрин. Он искал в её словах скрытую угрозу.

– Ах, конечно, – произнёс он, поднимая бокал. – За тишину и мир. Но иногда тишина обманчива, не так ли, месье Моро?

– Совершенно верно, – ответил Пьер. Его лицо было непроницаемым. – В тишине кроется больше, чем в тысячах слов.

Жанна Дюваль, до этого молчавшая, осторожно поставила бокал:

– Я думаю, что в таких местах тишина – это лишь завеса. Она скрывает то, что мы боимся увидеть.

Её слова повисли в воздухе, наполняя зал ощущением чего-то зловещего. Все взгляды обратились к ней.

– А что вы хотите увидеть, мадам Дюваль? – спросил Филипп Готье, слегка наклонившись к ней. Его голос звучал мягко, но скрыть интерес музыкант не смог.

– Не знаю, – ответила она, нервно сжав руки. – Но иногда мне кажется, что стены здесь… дышат. Вы не чувствуете?

Пауза стала почти осязаемой. Шорох ветра за окном подчёркивал её слова.

Софи Делькур осторожно подняла голову:

– Может быть, это просто нервы. Но это место действительно… необычное.

– Необычное? – переспросила Катрин с лёгкой насмешкой. – Скорее, пугающее. Но мы ведь знали, куда едем. Или нет?

Антуан, сидящий рядом с женой, мягко положил руку на её плечо, пытаясь разрядить обстановку.

– Думаю, мы немного устали с дороги. Пьер, вы упоминали о своей коллекции редких книг. Может, она отвлечёт нас от мрачных мыслей?

– Конечно, – ответил Пьер, вновь обретя мягкость в голосе. – После ужина я с удовольствием покажу библиотеку всем желающим.

Катрин не сводила глаз с Леона.

– Пожалуй, я тоже посмотрю. Мне всегда было интересно, что люди прячут в старых книгах. Может, там и скрывается правда.

Леон усмехнулся, поднимая бокал:

– Тогда за правду. Хоть она и редко приносит облегчение.

Остальные поддержали тост, но напряжение за столом не исчезло. Ужин продвигался в странной тишине. Звон бокалов звучал как эхо невидимого напряжения, а разговоры угасали, едва начавшись. Каждый был погружён в свои мысли, но взгляды снова и снова возвращались к камину и картине над ним.

Леон, налив себе ещё вина, вновь нарушил молчание:

– Эта картина, – протянул он, указывая на портрет. – Странная штука, не так ли? Маркиз де Сад… Говорят, он был настоящим дьяволом. Что заставило вас повесить её здесь, месье Моро?

Пьер, до этого молча наблюдавший за гостями, чуть склонил голову, будто ожидал этого вопроса.

– Ах, месье Буше, вы задели интересную тему. Эта картина… у неё действительно есть своя история. Я удивлён, что вы заметили её сразу. Обычно она не привлекает внимания, – его голос звучал мягко, как шелест осенних листьев.