Портрет с девятью неизвестными

– Не привлекает? – перебила Катрин, её острый взгляд метнулся к Пьеру. – Простите, но такие картины невозможно не заметить. Особенно в таком месте.

Пьер усмехнулся, стоило его пальцам коснуться ножки бокала.

– Вы правы, мадемуазель Лаваль. Но многие видят в ней лишь красивое старинное полотно. Лишь те, кто смотрит глубже, чувствуют её истинную суть.

– И какая же это "суть"? – бросила Катрин, приподняв бровь. Её голос звучал почти как вызов.

Пьер сделал паузу, позволяя тишине наполнить зал. Он обвёл гостей взглядом, словно проверяя, готовы ли они услышать продолжение.

– Видите ли, господа, картина над камином – это не просто украшение, – заговорил он. Его голос звучал мягко, но вкрадчиво. Так шелестит ветер в старых деревьях. – Её история – одна из тех, что будоражат воображение.

Он протянул руку к картине, показывая на фигуры, окружавшие маркиза, которые, казалось, сливались с тенью.

– На полотне изображены девять безликих фигур. Маркиз называл их друзьями. Те, кто разделял его взгляды. Но легенда говорит иное. Это его жертвы, заключённые в картине.

Катрин нахмурилась, остановив взгляд на изображении. Слова Пьера прокрадывались в её сознание, оставляя невидимый след.

– Жертвы? – переспросила она. – Каким образом?

Пьер повернулся к ней, сохраняя спокойствие, но в глазах мелькнул странный блеск.

– Согласно легенде, маркиз участвовал в ритуалах, чтобы обрести бессмертие. Для этого требовалось заключить души девяти человек в магический объект. Картина стала таким объектом.

Филипп вздрогнул, будто почувствовал невидимое прикосновение. Он попытался перевести разговор в шутку, но его голос прозвучал глухо:

– Жуткий способ стать бессмертным. Почему именно картина?

– Потому что она вечна, – тихо ответила Жанна сама себе.

Её слова прозвучали так неожиданно, что все обернулись к ней. Пьер кивнул, улыбнувшись еще шире.

– Именно. Холст сохраняет то, что исчезает в реальности. Но в случае с этой картиной… она хранит души. И, как утверждают, забирает их.

Софи ахнула, невольно потянувшись рукой к горлу, словно что-то невидимое сжало её.

– Забирает? – переспросил сдавленным голосом Антуан. – Вы хотите сказать, что…

– Я ничего не утверждаю, – мягко перебил Пьер, разводя руками. – Но, если верить легенде, каждый, кто слишком долго смотрит на картину, становится её частью. Не физически, конечно, а… скажем так, духовно.

Слова Пьера эхом отозвались в обеденном зале. Ветер за окном усилился, ставни заскрипели, а огонь в камине затанцевал, отбрасывая на стены тени, которые выглядели слишком живыми.

– Это смешно, – хрипло рассмеялся Леон, но в его голосе слышалась неуверенность. – Картины не могут забирать души. Это просто фантазии.

– Возможно, – мягко согласился Пьер, снова поднимая бокал. – Но разве не в фантазиях мы видим отражение своих страхов? А иногда эти страхи становятся реальными. Особенно здесь, в Альпах. Горы, знаете ли, имеют свой характер.

Его слова прозвучали как издёвка и предупреждение одновременно. Катрин прищурилась, внимательно изучая лицо хозяина, но на нём было лишь идеальное спокойствие.

– А что случилось с маркизом? – вдруг спросил Филипп, его голос дрогнул. – Он ведь не стал бессмертным, раз его уже нет.

Пьер слегка склонил голову:

– Увы, нет. Говорят, он сам стал частью картины. Его душа теперь заключена в ней, как и души тех девяти фигур. Разумеется, это всего лишь легенда. Но кто знает, что скрывается за старинными красками?

Лицо Софи побледнело, когда она резко встала:

– Простите, мне нужно немного воздуха, – прошептала она и направилась к выходу.

Антуан порывисто поднялся, но Пьер жестом остановил его.

– Не беспокойтесь, доктор Делькур. Наша веранда идеально подходит для размышлений. Позволим мадам Делькур немного побыть одной.

Напряжение витало в воздухе, как перед бурей. Никто не решался заговорить, но все взгляды снова и снова возвращались к картине. Гости точно ждали, что её фигуры вот-вот сойдут с холста.

– Любопытная история, – наконец сказал Филипп Готье, но его голос звучал напряжённо. Он сделал большой глоток из бокала. – Хотел бы я сказать, что это просто легенда, но теперь я не уверен.

– Такие истории созданы, чтобы будоражить наше воображение, – вмешался Антуан, бросив взгляд на все еще бледную жену. – Однако они слишком легко находят отклик в уставших от здравого смысла.

Пьер лишь усмехнулся. Но его лицо, как и прежде, оставалось непроницаемым.

– В легендах всегда есть доля правды, – заметила Жанна, обхватив ладонями свой бокал, как делают люди в попытках согреться. – Мы не можем понять их до конца, но они цепляются за наши страхи.

Леон Буше, уже изрядно выпивший, хрипло, но невесело рассмеялся:

– Страхи? О, да, мадам Дюваль, у каждого свои страхи. Но боюсь, сегодня наш общий страх – это портрет. – Он ткнул пальцем в сторону картины и сделал ещё один глоток. – Интересно, кто из нас первым увидит, как фигуры начнут двигаться?

Софи ахнула, выронив из дрожащих пальцев вилку на тарелку. Звук прозвучал оглушительно в повисшей тишине.

– Прошу прощения, – прошептала она, вставая из-за стола. – Мне нужно отдохнуть.

Антуан хотел последовать за ней, но Софи остановила его жестом:

– Нет, мне лучше побыть одной.

Пьер проводил её взглядом, лишенным и сочувствия, и осуждения – только пристальное внимание.

– У каждого своё восприятие, – наконец сказал он. – «Ля Вертиж» влияет на каждого по-своему. Горы усиливают чувства, а старые стены хранят больше историй, чем мы можем себе представить.

– Вы уверены, что это горы? – резко бросила Катрин. Её глаза блестели подозрением. – Или это вы создаёте атмосферу, месье Моро?

Улыбка Пьера стала чуть шире, но ничуть не теплее.

– Атмосфера создаётся нами всеми, мадемуазель Лаваль. Мы привносим в неё то, что скрыто в наших сердцах. Но, возможно, отель действительно помогает раскрыть это.

Его слова повисли в воздухе, ещё больше усиливая напряжение. Никто не решался разрядить обстановку. Тишина, густая и давящая, вскоре воцарилась за столом.