Портрет-убийца

Глаза Глории снова настойчиво искали взгляд прекрасной дамы, намереваясь серьезно схлестнуться с ней. Она резко вскочила и вдруг без чувств упала на пол.

– Глория, зачем ты себя истязаешь?

Ричард поднял возлюбленную, бережно уложил ее на диван и заботливо прикрыл пледом.

Глория внезапно очнулась, лихорадочно натянула на себя одежду и направилась к двери. Ричард бросился за ней:

– Глория, останься!

Рыжеволосая девушка обернулась к нему, ее бледное лицо искажала гримаса ярости.

– Или портрет, или я! – воскликнула она, сверкнув глазами.

– Ты же знаешь, я не выношу женщин, ставящих условия, – его голос звучал спокойно и сдержанно. – Я купил портрет, и он останется здесь.

– Что ж, – ответила она. – Это показывает силу твоих чувств ко мне.

Он рассмеялся:

– Не будь дурой, Глория!

– Будь счастлив со своей новой пассией. Но не зевай! А то она начисто лишит тебя разума!

И с этими словами она ушла.

Ричард не сдвинулся с места, чтобы догнать ее. Он видел, как она стремительно идет по коридору и рыжие волосы горят как пламя.

Она подошла к лифту, раздался звук открывающейся двери. «Глория!» – хотел он позвать ее, но ни один звук не сорвался с его губ. Она вошла в лифт, кабина опустилась вниз, и снова наступила тишина. Он все еще стоял неподвижно, чувствуя в сердце пустоту и холод расставания.

Пронзительный телефонный звонок разорвал гнетущую тишину. Ричард медленно направился в кабинет, но телефон уже умолк. Он бросил взгляд на свой письменный стол. Теперь ему ничто не мешало углубиться в работу, но вместо этого он вернулся к портрету, словно ведомый невидимой силой.

Ричарду показалось, что леди Тэлбот смотрит на него одобряюще, и он почувствовал себя счастливым. Мужчина снова сел в кресло, охваченный непреодолимым желанием смотреть в эти темные глаза, обещающие ему все и уже отнявшие то, что до сих пор было ему дорого.

Ричард еще немного подумал о Глории, а потом его мысли о ней растаяли сами собой. День клонился к вечеру, в город пришла ночь, но он этого не заметил.

Наступило утро нового дня, и пронзительный телефонный звонок вернул его к действительности, ненавистной ему действительности…

* * *

В знаменитой художественной галерее Якобсена царила немыслимая суета: в конце недели намечалось открытие совместной выставки двух талантливых молодых художников, о которых заговорили после их дебюта в Цюрихе.

Генри Мель, настоящий знаток искусства, вихрем носился по огромным залам галереи и загружал молодых сотрудников новыми идеями и предложениями: они искали правильное освещение для каждой картины, чтобы представить полотна наиболее выигрышно и быстро продать.

Галерист увидел Викторию фон Ленхард в зале, где проходила выставка известного графика. Он резко остановился и взял ее за руку:

– Дитя мое, вы снова здесь? Вы отправили обе литографии?

У Генри Меля были длинные седые волосы и синие живые глаза. К красивой студентке с серьезным лицом и блестящими каштановыми волосами, давно работающей в галерее, он относился как к равной.

– Да, фрау Арманд была в восторге. Она будет звонить вам по поводу рамок, ей хочется что-то легкое, персикового цвета…

– О боже! – простонал Генри Мель, театральным жестом заломив руки. – Вряд ли это вкус господина Арманда! Он-то должен знать, что произведения в стиле критического реализма не вставляют в рамки пошлых цветов!

Виктория рассмеялась, и галерист вздохнул с облегчением: она смеялась впервые за несколько последних недель. Внезапная смерть отца, финансовый крах и распродажа имущества – это были тяжелые жизненные испытания. К счастью, девушке удалось выплатить все огромные долги ее беспутного родителя.

Старик тоже улыбнулся и, пожав плечами, заметил:

– Ну, если это пожелание дамы, то, как говорится, клиент всегда прав! Кстати, у нас есть новость: Максимилиан фон Доблитц решил устроить на первом этаже вашего бывшего дворца выставочный зал и начать с выставки работ современных скульпторов. Он предлагает нам дополнить экспозицию произведениями прогрессивных художников. Как вы на это смотрите?

У Виктории сжалось сердце: она вспомнила, что старинный дворец навсегда потерян для нее. Но она быстро взяла себя в руки. За последние недели девушка научилась слушать голос разума и уступать доводам рассудка.

– Да, я слышала об этом, – ответила она нарочито бодро.

– А вы готовы рассмотреть предложение Максимилиана? Никто не знает дворцовые залы лучше вас.

Виктория знала, что старик относится к ней с отеческой симпатией и заботой. Теперь он решил предоставить ей возможность поработать во дворце, надеясь, что в этом случае ее печаль и отчаяние постепенно утихнут, то есть выбить клин клином.

Виктория кивнула в знак согласия:

– Когда я смогу осмотреть помещение?

Генри улыбнулся: у девушки поистине аристократическое самообладание!

– Согласуйте самостоятельно время с ним, дитя мое, а об остальном поговорим позднее.

И старик перешел к другой, значительно более важной для него теме:

– Вы, разумеется, помните картину Фернана Леже, которую мы приобрели несколько недель назад для одного из наших клиентов? Ее выставили на аукционе в Женеве…

Это была картина французского художника с мировым именем, изображавшего объекты и людей в техногенных формах. Да, Виктория помнила ее.

– Ну, так вот, эта картина предназначена коллекционеру Ричарду фон Вильду, известному в нашем городе адвокату. Вы прекрасно знаете цену подобных полотен, – Генри Мель понизил голос, – но господин фон Вильд до сих пор не оплатил покупку. Такого еще никогда не случалось, и мы находим эту ситуацию весьма своеобразной. Особенно нервничает Клаус, как вы догадываетесь.

Генри имел в виду своего делового партнера Клауса Якобсена, отвечавшего за коммерческую деятельность галереи.