Портрет волейболиста

Японцы – очень чёткий и пунктуальный народ. Поэтому ровно семь дней спустя пришло письмо с результатом. Меня приняли на факультет традиционной японской живописи.

Было радостно и страшно одновременно. Я была счастлива оттого, что смогла поступить, но тут же в голову проникали сомнения. Во-первых, меня мучил вопрос: «Как я смогу адаптироваться к совершенно чуждой мне культуре?» Во-вторых, японская живопись… Я просто боялась не справиться с совершенно незнакомой мне техникой, понимала, что нужно будет начинать всё заново, а это тяжело (несмотря на то, что на момент поступления мне было всего девятнадцать лет). Но отказаться от такого шанса значило спустить в трубу все приложенные усилия и проявить слабость. Поэтому через две недели, в конце марта, я собрала вещи и улетела в Японию. Меня провожали папа и мама. Она редко плакала, но тут не смогла удержаться и со слезами на глазах сказала:

– Как ты там будешь?

– Мама, ты ведь сама была не намного старше, когда уехала из родительского дома.

– Я тогда уже вышла замуж, со мной был твой папа. А ты совсем одна, и так далеко! – причитала она.

– Мама, ты и папа всегда будете рядом. Где бы я ни находилась.

Я не плакала, несмотря на застрявший в горле ком. Потому что не могла делать это на людях. Подобное проявление эмоций у других я почему-то считала силой и своего рода смелостью, для себя же – слабостью. Папа пожелал мне удачи в учёбе и с тёплой улыбкой сказал просто: «Держись там, доченька! Мама и я тебя очень любим!»

Мы попрощались. Прежде чем пройти в зону ожидания у выхода на посадку, я оглянулась. Мама и папа помахали мне. Я ответила воздушным поцелуем. Уезжать от них было тяжело, но необходимо. Учёба в другой стране стала шансом сепарироваться от родителей, стать самостоятельнее, в конце концов, получить профессию своей мечты и познакомиться с новыми интересными людьми.

3.

Я люблю летать на самолёте. Особенно момент взлёта, когда он сначала разгоняется до нескольких сотен километров в час, а потом взмывает вверх. Тебе кажется, будто все тревоги остаются позади. Ты ощущаешь этот момент всем телом, ощущаешь эту лёгкость. Наверно, поэтому я радуюсь, когда наблюдаю за самолётами с земли. Мне почему-то всегда кажется, что на его борту находятся счастливые люди. И я завидую им белой завистью.

Когда мы набрали высоту, а облака остались внизу, за окном иллюминатора осталось лишь голубое небо и яркое солнце. Какой красивый вид! Смотря на него, можно о многом подумать. О чём тогда думала я? О том, что в пункте назначения меня никто не встретит, о том, что там, в токийском аэропорту, меня никто не будет ждать. Стало немного не по себе. Но полёт занимал девять с лишним часов – достаточно для того, чтобы успокоиться и собраться с силами. Сомнения и страх неизвестности сменился радостным предвкушением и любопытством.

В жизни нельзя принять неправильное решение. Точнее не так. В момент принятия какого-либо решения мы не можем точно предугадать последствия. Поэтому любое решение, принятое здесь и сейчас, будет правильным, а неправильным оно может стать уже спустя время, в долгосрочной перспективе. К тому же я не любила ни о чём жалеть.

4.

Посадка была мягкой. После перелёта болела голова, я чувствовала себя разбитой и уставшей, но надо было ещё заполнить кучу анкет, касающихся моего здоровья, и сдать ПЦР-тест. На всё это ушло несколько часов.

После всех необходимых процедур прибывших посадили в автобус и отвезли в отель для трёхдневного карантина. Я вышла на улицу. Воздух Токио немного освежил меня. Подул лёгкий ветерок.

Мне нравилось рассматривать деньги других стран, потому что они помогают узнать больше об истории и культуре. Валюта – это не просто средство платежа, но и визитная карточка любого государства: на купюрах всегда изображено всё самое значительное, то, что можно назвать национальным достоянием. Изучать дизайн денег в Европе не так интересно, потому что там практически везде государственной валютой является евро.

Японские иены мне понравились. Особенно банкнота достоинством 5000 иен. На лицевой стороне, как я позже узнала, изображена писательница Итиё Хигучи, на оборотной – ирисы, мои любимые цветы.

Пока я ждала автобус вместе с другими пассажирами, мне удалось рассмотреть надписи на японском. Меня поразило разнообразие и красота иероглифов! Одни из них были невероятно сложными, будто один иероглиф нарочно составлен из нескольких; другие же наоборот, выглядели предельно просто. Но все они были похожи на картины, порой напоминали дома, летящих птиц, капельки воды, тории и многие другие предметы. Оказывается, все иероглифы состоят из ключей, у каждого из которых есть своё название: например, «человек», «меч», «сердце» и так далее. В общем, японская письменность с первого взгляда показалась мне очень живописной и какой-то конкретной, живой, близкой к материальному миру человека. Интересно, как в таком языке обозначают чувства, эмоции, то есть то, что не имеет сходства с реальными предметами, что мы не в состоянии увидеть или почувствовать при помощи обоняния, осязания, вкуса, а порой даже объяснить и понять?

5.

Три дня спустя я решила снять номер в другой гостинице. Выход на улицу снова ощущался как праздник. Через несколько минут подъехало моё такси. Водитель оказался максимально вежливым и внимательным, его лучезарная улыбка была видна сквозь маску. Удивительно, но разговор с ним меня нисколько не утомил. Он рассказал про то, где лучше всего наблюдать за цветением сакуры, где поесть вкусной лапши. Мы ехали мимо многочисленных небоскрёбов и, конечно же, в пути я всё-таки смогла полюбоваться сакурой, хоть и совсем недолго. Это действительно потрясающее зрелище, даже издалека! Вид срываемых ветром и падающих лепестков вызвал в моём мозгу странную ассоциацию с пиром римского императора Гелиогабала. Во время одного из празднеств он приказал рассыпать с потолка лепестки роз в таком количестве, чтобы его недруги задохнулись. Но я быстро отбросила подобные мысли. Сакура сильно отличается от роз. Запах сакуры ненавязчивый и мимолётный, похожий на лёгкое касание. У розы запах более выразительный, он обволакивает и сразу заключает в свои объятия.

Я и не заметила, как мы добрались до места назначения. Водитель помог занести вещи в гостиницу. Номер был маленький, но надолго здесь задерживаться я не собиралась. До начала учебного года оставалась неделя, и за это время мне нужно было найти квартиру. Но сперва мне хотелось поесть.

Хозяйка гостиницы, маленькая резвая старушка лет семидесяти, посоветовала место, где можно было попробовать вкусные суши. Рыба мне нравилась меньше, чем мясо, да и от её запаха всегда воротило, но почему-то я пошла по указанному адресу. И не пожалела. Вкус суши был изумительный! Запах рыбы напоминал холодное море и солёный бриз, рис был идеально приправлен, а довершало их ансамбль васаби, острота которого чуть обжигала язык и ударяла в нос.

Затем я решила прогуляться по Токио. Дорожные развязки проносились буквально под окнами высоток. Интересно, какого это: жить, будучи постоянно зажатым между небоскрёбами? Мне казалось, что в некоторых районах откровенно тесно. Это ощущение усугублялось многолюдностью и шумом токийских улиц.

Вечером ноги привели меня в район Сибуя, деловой и торговый центр столицы. Он горел тысячами огней! Выглядело это эффектно. Но я никогда не любила яркости вне искусства, категорически не принимала неестественные цвета где бы то ни было. Их существование казалось мне нелепой ошибкой! Действительно, Токио – это город контрастов. Его центр, многоголосый, громкий, ослепительный, никогда не спит. А окраины спокойные, простые, уютные, даже какие-то камерные.

Я вернулась в гостиницу довольно поздно и сразу легла спать. Завтра предстояло взяться за поиски квартиры.

6.

Я много раз представляла, как будет выглядеть моя идеальная квартира. Она должна быть маленькой, минималистичной, светлой, с окном высотой от пола до потолка. Желательно на этаже десятом и выше. Максимально простой, чтоб глаз отдыхал. Мне не хотелось жить в большой квартире, так как гостей я приглашать не собиралась, а убираться особо не любила.