Портрет

— Что ж, сопровождайте, — я прошла мимо них и направилась к выходу, — сейчас мне нужно попасть на работу.

Альберто согласился возить на условиях Моро. Он приезжал рано утром на нашем Форде, оставлял автомобиль во дворе, пересаживался в джип, и дальше мы ехали уже вчетвером. А вечером, после работы, он привозил меня в особняк, забирал машину и уезжал к себе в Париж. Мне было спокойнее с ним. И пусть наши доверительные вечерние разговоры канули в лету, я знала, что со мной в автомобиле едет друг.

Я не говорила Моро о том, что не могу далеко удаляться от холста. Иначе в его руках будет еще один козырь. Пусть это останется тайной. Его особняк защищен лучше Национального банка, и скорее всего, картину он спрятал в самое надежное и труднодоступное место. Расстояние от дома до Парижа составляло около ста миль. Тот предел, который я могу выдержать почти без усилий. Небольшая головная боль не в счет.

За две недели жизни в особняке я полностью освоилась. Прислуга, охранники, телохранители были доброжелательны ко мне. Я ничего не требовала, не капризничала ни в еде, ни в одежде, со всеми старалась поддерживать хорошие отношения. А моя красота сияла, как ослепительное солнце для них. Мужчины, видя меня, на пару секунд замирали, и у всех на лице появлялось одинаково странное выражение.

Зато Моро все боялись до дрожи в коленках. По сравнению с тем, как он обращался со слугами, со мной он был чрезвычайно мягок. Мне даже становилось жаль его «мальчиков». Они бледнели от страха, стоя перед маленьким щуплым стариком на голову их ниже, но мог одним взглядом поставить на колени.

Женщин в доме не было. Только одна кухарка, и та жена какого-то громилы из свиты Моро.

Если я задерживалась на работе, Моро ужинал один. Если приезжала раньше, меня приглашали составить ему компанию в столовой. Отвертеться не получалось. Он не знал слова «нет», «устала», «не хочу». Их не было в его словаре.

Моро постоянно требовал внимания. Он жадно выспрашивал о моей жизни. Особенно его интересовали шестнадцатый-семнадцатый века. Я была тогда молода и мало что помнила, лишь разрозненные отрывочные события, но послушно рассказала и о доне Монтиньонес, и о Лауре, и о ее горькой судьбе.

— Так как, говоришь, звали твоего художника? — Моро с любопытством уставился на меня через стол.

— Бертольдо, — ответила я.

— Не знаю такого.

Мне очень хотелось расспросить о картине, что он с ней сделал, но я боялась спугнуть его и так шаткое настроение. Перед ужином он наорал на прислугу, потом швырнул бутылку вина в камин. То ли оно ему не понравилось, то ли сбрасывал пар. «Пусть бы сбрасывал один на один в своем кабинете, а то кухарка чуть инфаркт не получила», — мысленно взмолилась я.

С Моро было явно что-то не так. Постоянные перепады настроения, крики, ругань, дурацкие приказы. Бледная восковая кожа и дрожащие руки. Он мало ел и без особого аппетита. Только пил и выпытывал о моей жизни.

— Создатель умер очень молодым. От чахотки, — осторожно произнесла я и добавила тихо, — но мне кажется, он умер от горя.

Моро выразительно хмыкнул и закатил глаза.

— Лаура вышла замуж за Родригеса. — Я рассказала Моро, что была в замке Пуэрто и видела еще одну нарисованную Лауру в портретной галерее.

— Хочешь, я подарю тебе его? — вдруг произнес старик. Я недоуменно моргнула.

— Что подарите?

— Замок, — ответил Моро. Я пригляделась — вроде не шутит.

— Зачем? Что я с ним буду делать?

— Ты единственная наследница Лауры, ее прямой потомок, — похоже, Моро увлекся этой идеей. Он возбужденно потер руки. — Почему бы и нет? Мне это ничего не стоит. А тебе будет приятно.

Я ошеломленно помотала головой, пытаясь привести мысли в порядок. Вот так просто? Захотел и купил? Он же огромный! В нем, наверное, сто комнат, а то и больше. Я не знаю, что делать с двухкомнатной квартирой, а тут замок.

— Нет, — произнесла хрипло, — не нужно мне ничего покупать.

Конечно, Моро не стал меня слушать и поступил, как всегда, по-своему. Что он сказал, как уговаривал владельцев, припугнул их или они рады были избавиться от этой старины? Я не знаю. Замком владели не прямые наследники Пуэрто. Его потомки продали родовое поместье еще в девятнадцатом веке. Новые хозяева кое-как его отреставрировали и открыли для посещений.

Через пару дней мне принесли договор купли-продажи. Нужно было только подписать, и замок становился моим. Сказать, что я была в шоке, ничего не сказать. Десять миллионов евро за огромную средневековую громадину. Конечно, я подписала. Если Моро пришла в голову идея, только самоубийца будет с ним спорить.

Казалось, Моро нравилось выпячивать мое происхождение. Он все делал для того, чтобы я обрела корни, историю, родословную. Нравилось само осознание моей «древности». Он даже однажды подарил мне настоящее средневековое платье, купленное (или украденное) в каком-то музее. И попросил надеть на ужин. Помогали мне Лукас и кухарка, единственная женщина в доме. Без их помощи это чудовищное облачение я бы никогда не смогла натянуть. Моро десять минут полюбовался мной и отправил переодеваться. Чудак.

— У меня к тебе небольшая просьба, — я замерла перед дверью, не успев ее открыть.

Корсет тисками сжимал грудную клетку. Все, что я съела ранее, просилось наружу. Жемчуга, которыми был расшит наряд, превратились в чугунные гири, тянувшие к полу. Я едва дышала, но послушно обернулась и приготовилась слушать.

— Я не хотел бы, чтобы ты виделась с Олдриджем, — Моро смотрел пристально, читая мои мысли, как открытую книгу, — я знаю, что ты испытываешь чувства к нему… Иначе, ты бы не ожила.

Он скривился, словно съев что-то кислое. Я замерла, уставившись в холодные узкие глаза. На самом деле, я пока не думала об этом. Я знала, что писатель жив, здоров. Пока достаточно. Может быть, когда-нибудь… В будущем… Сходить на презентацию новой книги или… Но Моро опередил меня.

— Пока ты со мной, — продолжал он, — ты — моя собственность. И если я узнаю, что ты ищешь с ним встреч или он с тобой… Ты же не хочешь, чтобы месье Олдридж опять погостил в этом доме?

Я отрицательно мотнула головой.

— Вот и славно, — усмехнулся старик, — ты умная девочка. Я верю тебе. А теперь ступай, переоденься. Надень то, белое, с глубоким декольте.

Очень хотелось склониться в язвительном поклоне и ответить: «Да, мой господин». Как это делали слуги в средние века. Но я сдержалась. Пусть приказывает и бранится, пусть пялится на мою грудь и гладит по рукам… Я это выдержу. Главное то, что я не ложусь с ним в постель. И Джордж в безопасности. А не видеться с ним? Я уже привыкла.

***

Олдридж еще раз посмотрел в зеркало. Повернулся правой стороной, левой. Поднял подбородок. Все отлично, ничего не пропустил. Брызнул на ладони лосьон после бриться и хлопнул по щекам. Сегодня ему нужно выглядеть на все сто. Вечером он идет на закрытый показ. И там будет Лаура. Ему непременно нужно поговорить с ней, иначе он сойдет с ума. Он разговаривал с ней утром, когда просыпался; вечером, за ужином, смотря в зеркало, в ванне, чистя зубы. Разговаривал даже во сне. Придумывал сто тем для разговора, отметал их. Чертыхался и строил фразы по-новому.