Поручик из Варшавы

Успел, как более молодой и физически развитый, конечно, контрразведчик. Впрочем, руку девушка подала всё-таки майору-артиллеристу. Ну тут и понятно – звездочки у майора побольше на погонах. Впрочем, как мне кажется, эту француженку интересуют не звезды на погонах. Поэтому и майору она ручку подала. Всё-таки у поручика весьма колючий взгляд. Это, похоже, профессиональное.

Встречал нас незнакомый майор-танкист.

– Майор Владислав Стижевский! – Представился он, сделав акцент на ударении в своём имени на последнюю гласную букву. – Начальник штаба 31-го отдельного танкового батальона!

В реальной истории в составе автобронетанковых частей Войска Польского было три батальона лёгких танков: 1-й и 2-й батальоны были вооружены польскими танками 7ТР, а 21-й – французскими Рено Р-35, в боях участия так и не принял. Благодаря действиям нашего героя, в составе Войска Польского появилось ещё два танковых батальона: отдельный танковый батальон армии «Познань» на всё тех же 7ТР, под командованием поручика Домбровского (нашего ГГ) и 31-й отдельный батальон легких танков на старых Рено ФТ-17, под командованием подполковника Кани. Фактически, стараниями нашего героя и генерала Кутшебы, армия «Познань» на данный момент обладает самыми сильными автобронетанковыми силами в почти полторы сотни единиц бронетехники (49 танков 7ТР, 45 французских Рено ФТ-17, а также несколько десятков танкеток ТК-3, TKS и бронеавтомобили различных моделей).

Мы поочерёдно представились, после чего полковник через переводчицу начал задавать вопросы:

– Сколько у вас танков в батальоне?

– Сорок пять машин, пан полковник! – Чётко отрапортовал майор. – Из них двадцать, вооружены орудиями, а двадцать пять пулемётами, пан полковник!

Я мысленно взгрустнул – если вооруженные пушками танки ФТ-17 в моём понимании приносили хоть какую-то пользу в современных боевых условиях, то пулемётные версии этих машин были практически бесполезны: медленные, неповоротливые, со слабой проходимостью и недостаточной броневой защитой, в моих глазах эти танки представляли из себя легкую мишень. Вооруженные же пушками танки, могли хотя бы при необходимости какой-нибудь ДЗОТ расковырять, пусть и оставаясь такими же неповоротливыми и медленными. Или, на худой конец, могут стать пусть и паршивым, но всё-таки противотанковым средством! Миллиметров десять брони они пробивать должны своими бронебойными болванками!

Главный герой немного ошибается. Бронебойный остроголовый снаряд для орудия SA18 пробивает 12-мм брони при угле наклона в тридцать градусов на дистанции в полкилометра.

На летней жаре нас долго держать не стали – майор, как истинный «хозяин» батальона, в отсутствие своего непосредственного начальника решил принять весь удар на себя. За что ему честь и хвала. При одном взгляде на этого майора я сразу понял – на таких весь мир держится…

Мои мысли подтвердились практически сразу же, как только вся делегация оказался в кабинете майора. Вопросов француз-полковник задавал великое множество, и так часто, что переводчица Мари-Жан даже не успевала их переводить. Впрочем, отвечал майор на вопросы весьма бодро и четко, что не могло не радовать. А как оно на самом деле будет - в бою станет известно.

– Наличие боезапаса в батальоне? – Последовал очередной вопрос через переводчицу.

– По два с половиной боекомплекта на артиллерийские танки, и по три, на пулемётные. – Без запинки отвечал майор.

– Сколько радиостанций в батальоне?

– В батальоне лишь две радиостанции. – Также коротко ответил он. – На танках радиостанций нет.

– Сколько часов вождения у механиков-водителей?

– В среднем, по восемь.

– Сколько танков находится в плачевном техническом состоянии? Сколько из них готовы к самостоятельному передвижению? – Вставил свой вопрос я. Француз что-то вопросительно залопотал, после чего девушка короткой фразой что-то перевела ему в ответ.

– Все танки в плачевном состоянии. – С искренней грустью в голосе, заявил майор. – Самостоятельно покинуть расположение смогут три с половиной десятка танков. Остальные не могут самостоятельно передвигаться. Сколько километров и какое количество танков пройдёт своим ходом, сказать затрудняюсь. Вся техника в батальоне предельно изношена и требует либо замены, либо капитального ремонта. Часто – заводского.

Услышав ответ, я негромко (чтобы не слышала француженка) выругался. Меня поддержал и поручик-контрразведчик, только никто кроме меня этого так и не услышал.

Ситуация складывалась паршивая – есть полсотни пусть не новых, но всё-таки ещё боевых машин, с минимальной боевой ценностью. И что характерно, эту ценность батальон терял с каждой секундой.

Повернувшись к переводчице, обращаюсь к ней по имени:

– Мари, переведи пану полковнику, что я прошу разрешения взять автомобиль и отлучиться в свой батальон? Хочу вызвать своих ремонтников, пусть осмотрят всю технику и доложат о её реальном техническом состоянии?

Девушка если и удивилась моему обращению на «ты», то виду не подала и начала послушно переводить, выстраивая длинные и витиеватые фразы своим мягким голоском на незнакомом для меня языке. Зато на затылке я почувствовал мертвенно-холодно-ревнивый взгляд поручика-контрразведчика, сидевшего рядом со мной.

Пан полковник, выслушав, наконец, длинный пересказ моей просьбы в исполнении Мари-Жан коротко кивнул и завернул не менее длинную фразу в ответ. Смысл её был примерно понятен – «проваливай уже и возвращайся поскорее». Вот только перевели его мне несколько иначе:

– Месье полковник разрешает вам отлучиться, но просит вас обернуться поскорее. Он не хотел бы задерживаться надолго в этом батальоне.

Я коротко кивнул – оно и понятно, мало кто захочет долго находиться в воинской части, которая из себя не представляет совсем ничего в боевом плане. Спасибо хоть – солдаты без дела не слоняются. Во всяком случае, выйдя из штаба, я увидел, как десяток рядовых под присмотром сержанта метлами скребут плац.

Водитель штабного Фиата был не прочь покататься, и даже на мою просьбу, а вернее всё-таки на завуалированный приказ поторопиться отреагировал как надо, и, уже через полчаса я был в своём расположении, находящемся на другом конце Познани.

Техников, всё ещё работающих в моём батальоне по дооборудованию техники собрать удалось ещё где-то через полчаса. Какое-то время потребовалось, чтобы их погрузить в два бортовых грузовика. Почему я просто так не приказал им грузиться? Да потому что им требовалось собрать хоть какой-то минимальный комплект инструментов.

Ну и минут сорок мы дружной колонной катались по Познани, пока не вернулись к месту, откуда стартовал мой забег.

В расположении батальона подполковника Кани (и где он только шляется), меня уже ждал всё тот же майор. Коротко переговорив со старшим среди ремонтников, он передал их скучающему неподалёку капитану, после чего повёл меня к остальным – к офицерской столовой. Отведать как говорится, чего бог послал.

В офицерской столовой было немноголюдно – только «проверяющие», пара офицеров из батальона, что забились в угол и старались не отсвечивать, да пара солдат в накрахмаленных белых передниках, которые были вместо официантов.

Моё место, как и ожидалось, пустовало.

Коротко доложив через Мари полковнику, что бойцы ремонтной роты приступили к осмотру техники, я уселся на пустое место и дождался, когда мне на подносе принесут обед. Что-то я проголодался!

На первое оказался «огуречный суп». Представлял он из себя суп из свежих огурцов, картофеля, морковки, какой-то зелени (вроде как, петрушки). На столе также стояла небольшая тарелка с гренками, которые, судя по всему предполагалось кидать в суп.

На второе поставили хорошую такую порцию традиционного польского «бигуса». «Бигус» - это блюдо из капусты и мяса. Вариантов приготовления этого блюда великое множество. Тут же было видно, что продуктов местный повар не жалеет: в смеси обычной и квашеной капусты были заметны куски мяса, мелкие кусочки колбасы, кажется, различные пряности. К «Бигусу» полагался горячий хлеб. Но его в наличии не было, поэтому пришлось обходиться простым серым хлебом.