Поругание прекрасной страны

— Да, — сказал я.

— Ждет своего дня? — спросил он, хмурясь.

— Да, — ответил я, дернув вожжи.

— Значит, это плохо? — спросил он, отводя глаза.

— Что плохо? — Я думал совсем о другом.

— Что у Мари стал такой большой живот. Один мальчишка говорил, что ее укусил червяк.

— Она ждет ребенка, ты же знаешь, — ответил я сердито.

Я посмотрел на него. Его лицо было красиво: правильные, благородные черты, исполненные взрослой силы. Одиноким ребенком рос Джетро, вдали от источника знаний — тихого шепота в темных каменоломнях. В тринадцать лет он был уже совсем мужчиной, но невинность его могла бы порадовать ангелов.

— Она носит под сердцем ребенка, Джетро, — сказал я. — О таких женщинах, как Мари, следует говорить с уважением.

Утро было холодным, изгороди поблескивали ранним инеем, и весь Ллавеннарт-Ситра был затянут туманом, над которым поднималась только колокольня. Мы как-то сблизились — Джетро и я — после смерти отца, и когда Харт снизил мне плату и прогнал меня опять на вагонетки, он заодно отправил туда и Джетро, чему я был рад.

Мы добрались до Ллангатока, и дробильщики загрузили вагонетку известняком. На обратном пути к Нанти лошадь изо всех сил налегала на постромки, и бока ее покрывались пеной, а мы сидели рядом на известняке, Джетро и я.

— Так я вот что насчет Мари, — сказал он, скашивая глаза на рельсы. — У нее будет мальчик, да?

Мне надоел этот глупый разговор, но тут я вспомнил отца, вспомнил, как терпелив был он со мной. Глупо, конечно, что Джетро ничего не знает, но ведь таких детей немало в наших горах. Их слишком уж часто водили в молельню, где командуют дьяконы — об этом молчи, про то не смей, ш-ш, тебе это знать незачем.

— Послушай, — сказал я, набирая воздуха, — Мари ждет ребенка. Когда мы поженились, я лег с ней в одну постель и ласкал ее, и теперь в ней растет дитя. Ну, как яблоко, только на это нужно девять месяцев, и, значит, оно родится в январе, а мальчик это или девочка, мы узнаем, только когда оно выберется наружу.

— Ишь ты! — сказал он.

— Когда женщина его родит, понимаешь?

— Да, — сказал он. — Отец мне про это рассказывал.

И вид у него стал такой грустный, что я легонько ткнул его кулаком в подбородок, чтобы он улыбнулся.

Лошадь спокойно шагала между рельсами, позвякивала сбруя, а затянутые холодным маревом вершины вокруг Одинокого Пастуха вдруг согрелись и засияли — сквозь прореху в тучах ударило солнце, ослепив нас, как жидкий чугун.

— Ну, я рад, — хмуро сказал Джетро, — что его отец все-таки ты.

Я покосился на него, но он говорил совершенно серьезно.

— Я и сам этому рад, — ответил я, стараясь сдержаться.

— Значит, неправда, что ее испортил Харт?

Я закрыл глаза.

— Кто тебе это сказал?

Джетро прищурился на солнце.

— Так я тебе и скажу! Но я ему дам. Я ему так дам, что он на шесть футов подпрыгнет, свинья.

— Кто? — спросил я, весь кипя.

— И все тебе знать надо! Это ведь не тебя касается, а Мари. Харт ее испортил, как бы не так! Хоть она у него работала и время совпадает. — Он вздохнул. — Правда, Харту палец в рот не клади. Он спит со всеми девушками, которые приходят к нему мыть полы, и ведет две книги — одну для простых младенцев, а другую для близнецов, точь-в-точь как старый грешник из Кифартфы.

— Не всему верь, что тебе говорят, — сказал я. — И не верь таким вещам о Мари, потому что она чиста и никакому Харту не позволит даже взять себя за руку.

— Ну да? — сказал Джетро и засвистел, глядя на небо.

Во мне нарастала ярость. Вот, значит, какие ходят слухи — ведь Джетро как попугай повторяет сплетни, которых не понимает. Склон стал круче. Перед тем как начать подъем, я остановил лошадь, чтобы дать ей отдохнуть: ее узда была вся в пене.

— Вот и хорошо, — сказал Джетро, когда я взял тормозной клин. Он оглядывался через плечо, ухмыляясь, вылитый отец. — Сейчас мы разберемся.

— В чем? — спросил я, оборачиваясь. Нас нагоняли Карадок Оуэн и его напарник.

После смерти отца Карадок Оуэн только и делал, что задирал меня — наверное, хотел рассчитаться за ту трепку. После этой драки он попал в немилость и был вроде меня поставлен на вагонетку помощником Афрона Мэдока.

Сукин сын был этот Афрон Мэдок и приехал в Нанти совсем недавно. Родился он в Суонси, и характер у него был, как у всех тамошних жителей: кулаки он пускал в ход почем зря, да и язык тоже. И больше всего мечтал о повышении. Он задумал стать десятником на вагонетках и вплетал в свой кнут проволоку и терновник, лишь бы выжать из бедной скотины лишнюю ездку. Я спрыгнул с вагонетки, подложил клин, и лошадь попятилась в постромках, переводя дух. Тут из-за поворота вылетели Оуэн и Мэдок, изо всех сил нахлестывая свою кобылу. Она неслась галопом, совсем взмокнув, и прямо-таки встала на дыбы, когда увидела, что путь занят; Афрон выругался, поставил тормозной клин и влез на самый верх вагонетки.

— Какого черта! — закричал он. — Еще полдюжины таких работничков, как Мортимеры, и Бейли по миру пойдет. А ну, двигайтесь, не загораживайте дорогу — нам нужно деньги зарабатывать!

— Вот лошадь передохнет, и поеду, — крикнул я в ответ.

— Ну так съезжай с рельсов! — рявкнул Карадок, разъяряясь.

— Сам съезжай, дурак! — огрызнулся Джетро.

— Замолчи! — прошипел я, давая ему подзатыльник.

— Это еще что? — взревел Афрон. Был он смугл и широкоплеч, хоть и ненамного выше Джетро, и все лез в драку, чтобы себя показать.

— Управляющий приказал пять минут отдыхать перед подъемом, — крикнул Джетро. — Может, станешь на колени, Афрон, и пять минут помолишься, пока ждешь, а?

— Сейчас я тебе покажу! — И Афрон спрыгнул на землю.

— Вот это дело, — откликнулся Джетро, — да захвати с собой Карадока, чтобы моему брату было чем заняться. А-ах! — вздохнул он. — Прямо манна небесная. Сколько уж недель я жду, чтобы разделаться с Афроном Мэдоком, и сколько месяцев — чтобы поглядеть, как ты уложишь Карадока.

— Слушай, — сказал я, хватая его за плечи и поворачивая к себе. — Ты затеял эту драку, ты и расхлебывай. А я ссорами сыт по горло. Вот ты и дерись — сначала с Афроном Мэдоком, потом с Карадоком Оуэном, а от меня помощи не жди.

— Мать честная! — сказал Джетро, и глаза у него стали большие, как плошки. — С Мэдоком я справлюсь, но Карадок меня в землю вгонит, он же вон какой!

— Знаю, — ответил я. — Я за тебя помолюсь.

Тут подбежал Карадок, на ходу сбрасывая куртку и засучивая рукава.

— Ну давай, Мортимер, — сказал он, но я увернулся и отскочил за вагонетку поглядеть, как Джетро впервые в жизни дерется со взрослым мужчиной — с Афроном Мэдоком, который был старше его на десять лет. Мэдок кинулся на него как бешеный. Джетро дал ему подножку, и он проехался грудью по земле. Мэдок с воплем вскочил и ринулся вперед. И, получив великолепный хук, покатился в пыль. Он снова вскочил, и Джетро спокойно обрушил на него два удара — справа и слева. Мэдок свалился еще раз, взвыл от ярости и опять вскочил, размахивая кулаками, — так бы и убил Джетро. Но тот пригнулся, ударил снизу и отпрыгнул, пританцовывая, ну, вылитый отец, особенно когда покосился на небо. Удар в живот — и Мэдок согнулся пополам; коленом в подбородок, чтобы держал голову повыше, — Джетро не очень-то считался с правилами; сокрушительный удар правой — Мэдок шатается и летит на камни, добитый свингом слева.