Порвали парус
Шрифт:
– А-а, ну тогда ладно, пусть бурят. А вот Норвегия, сволочь, это же к нам совсем близко. Расхерачить бы ее всю, раз уж повод есть!
Мещерский прислушался к микрофону в ухе, мы услышали как он сказал на чистейшем английском, что устыдил бы среднего американца:
– Да, мистер Харднетт. Вывожу на большой экран, у моих коллег могут быть вопросы.
На стене появилось квадратное мужское лицо с накачанной жеванием резинки нижней челюстью, обвел взглядом собравшихся в кабинете и сдержанно улыбнулся.
– А, доктор… Значит, опять что-то необыкновенное?
–
Он вздохнул.
– Почему правительство не отпустит вас туда? Вы бы там сразу все решили. А мы бы на том месте радиолокационную базу разместили, чтобы за вами следить… Если мы в самом деле союзники, то почему вам не раздербанить там все и по-русски сразу? Вы ближе.
Кресло под Кремневым затрещало, он развернулся в сторону экрана, голос прозвучат как приближающийся издалека гром:
– Даже, если хренакнем по делу и с общего согласия, все равно скажут, что русские напали, а еще и попросят защиты у НАТО, где Штаты главный член. Так что лучше вы сами по своему члену. Вы же все равно свалите все на нас!
Дуайт ответил очень серьезно:
– Это точно, а как же иначе?.. Политика – это продолжение… чего-то там.
– Тогда выкарабкивайтесь сами, - предложил Кремнев. – И разгребайте.
Дуайт сказал с укоризной:
– Кому, как не вам, известно, что проще простого проследить и задокументировать как запуск ракет, так и всю предысторию. Если шарахнем мы, то весь мир от нас отвернется. А вам все можно, вы люди дикие, нецивилизованные, договоров не признающие.
– Отвернется, - повторил я с иронией, - Забываете, не весь мир смотрит вам в рот. Не только Китай, Индия и вся Южная Америка кладут на Штаты, но и Европа ликует, когда вас мордой в дерьмо.
Он вздохнул, сказал с укором:
– А русским это так приятно, да?
– Еще бы, - подтвердил я. – Вы же такие наглые твари!.. Сбить бы с вас спесь, были бы как все люди, а то и лучше. В общем, нужно срочно забросить туда десантную группу. С достаточным количеством взрывчатки.
– И кто возьмет на себя ответственность?
Я ответил хладнокровно:
– А никто.
– Неизвестные?
Я ответил со злой усмешкой:
– Всем будет понятно, но, думаю, правительство Норвегии особо протестовать не будет. Будет, но не слишком… Все-таки их не раз предупреждали, уговаривали, убеждали… Правда, сперва только на уровне группы ученых, но за последнюю неделю госдепартамент – я знаю!
– дважды выражал беспокойство, а потом и серьезное беспокойство!.. Мы все видим, Дуайт!
Он подумал, сказал, с усилием морща каменный лоб:
– Думаете, пора переходить к горячей фазе?
Мещерский и другие поглядывали на меня, давая возможность взять на себя неприятный и грозящий осложнениями разговор, и я сказал достаточно твердо:
– Пора. Если норвеги и прочие японцы считали, что у них есть еще время выдерживать наше давление, то теперь
поймут на будущее, что если выражаем серьезное беспокойство, им нужно остановиться.– Да, - сказал он со вздохом. – мы трижды выражали им беспокойство насчет сверхглубокого бурения.
– Только не выражайте, - сказал я с неохотой, - это свое гребаное беспокойство слишком часто.
– Да, такое обесценивается…
– Не только, - сказал я. – Знаю, ваши конгрессмены тут же начнут выражать его сами, защищая узко американские интересы, а это не понравится ни нам, ни Китаю, ни другим странам.
Он поинтересовался хмуро:
– И вы… постараетесь противодействовать?
– Наглых нужно придерживать, - ответил я уклончиво. – А у нас, вы уже знаете, достаточно средств. Всяких. Разных.
Мещерский задвигался, Кремнев довольно крякнул, а Дуайт сказал торопливо:
– Давайте сосредоточимся на совместной работе. А наших разглагольствующих конгрессменов мы сами не любим.
Бондаренко сказал так же быстро:
– Давайте рассмотрим такой вариант…
Я слушал, как и остальные, Бондаренко красноречив и точен, вариант оказался набором вариантов разной степени выполнимости, Дуайт слушает внимательно, а вместе с ним, как вижу на скрытых от нас мониторах, слушают и десятки его сотрудников.
В первую очередь просчитываем реакцию мировой общественности, точнее, правительств, особенно Китая, который вложил немалые деньги в добычу нефти в Норвегии.
Китай доказал свое право на существование, выдерживая с достоинством все обрушившиеся на мир кризисы, когда демократические страны стремительно нищали и начинали втихую вводить у себя правила и законы, применение которых в России и Китае красиво и патетически на всех площадках осуждали.
Незаметно выяснилось, что мир все-таки однополярен, но на полюсе не одни Штаты, как они мечтали, а Штаты, Россия и Китай, с чем Штатам, как реалистам, пришлось хоть и с огромной неохотой, но все же смириться.
И сразу же глобализация пошла не просто быстрее, а стремительнее. У всех государств мира остался суверенитет, но это на словах, чтобы успокоить самые темные слоя населения, а так любому грамотному видно, что суверенитеты тают, как снег на горячей плите, и наднациональные силы безопасности медленно, но верно начинают получать доступ ко всем правительственным и военным секретам, а также бдительно следят, кто чем в научно-исследовательских институтах занят и даже чем намерен заняться.
Лицо Дуайта становилось все озабоченнее, наконец сказал с неохотой:
– Мне кажется, десантной операцией там не обойтись…
– Почему? – спросил Кремнев. – Там разве китайский спецназ двумя взводами по миллиону человек обеспечивает безопасность?
– Китайцы делают вид, - ответил Дуайт, - что они вообще не при чем. Просто инвестиции в добычу нефти, что потом пойдет танкерами в Китай…
– А почему у себя не бурят? – спросил Кремнев.
– У них и так не холодно, - напомнил Дуайт. – Да и, возможно, начинают заботиться о своей стране. Так что…