Порывая с прошлым

Впереди показались фабричные корпуса, окруженные каменной оградой. Это джутовые предприятия, принадлежащие Адамджи. Здесь занято около 30 тыс. рабочих. Возле проходных — цепочки рабочих, одетых в коричневые рубахи и такие же юбки-лунги. Они исчезают в воротах. Наша машина не остановилась ни у одной проходной, а, миновав корпуса, проехала дальше, к зеленой роще, где возвышалось двухэтажное здание, напоминающее шикарную загородную виллу. Это был дом для гостей.

Во дворике разбиты газоны, посажены цветы, бассейн с золотыми рыбками. Вольер, огороженный металлической сеткой, где резвятся обезьяны.

Навстречу вышел упитанный человек в легкой распашонке и белых брюках. Это мистер Закария, управляющий предприятиями магната Адамджи. Первый этаж особняка — нечто вроде выставки продукции. Джутовые канаты, мешки, полотна. Закария говорит о необычайных свойствах джутовой упаковки. Товары в джутовых мешках великолепно сохраняются. Даже цемент, перевозимый морем, не принимает влагу. Джут дышит, но не пропускает влагу. Канаты и веревки из джута надежны, переносят и капризы влажного климата, и морскую соленую воду, не перетираются.

— Сейчас за рубежом увлекаются синтетической упаковкой, — говорит управляющий, — но она не может конкурировать с джутом.

На стенах картины, изображающие сцены из жизни сборщиков джута на плантациях. Улыбающиеся лица, мягко-голубые дали, погруженные в воду джутовые заросли.

Управляющий рассказывает, сколько производят продукции фабрики, в какие страны она направляется, приводит отзывы фирм-получателей. Сообщает, что продукция успешно конкурирует с индийской, что руководство компании планирует расширить производство, обновить оборудование.

— В прошлом году у нас трудно было со сбытом, — говорит он. — Помогли китайцы. Они закупили часть сырья и продукции. Но мы зря поторопились. В этом году цены на джут повысились.

— Сколько получают рабочие? — спрашиваю я.

— Простите, но у меня нет под руками точных данных.

— Ну примерно.

— Я постараюсь прислать вам материалы в отель.

Он с серьезным видом записывает себе в блокнот мой адрес, потом приглашает посетить некоторые цеха. Узкими тропинками проходим к зданию. Это управление предприятиями. Он водит нас из кабинета в кабинет, знакомит с какими-то чиновниками. В каждой комнате непременно пьем чай.

Собеседники стараются завести общий разговор о полезности развития международных связей, ругают при случае политику индийского правительства.

В хождениях по кабинетам проходит два часа. Высказываю все же пожелание посмотреть производство. Управляющий говорит, что ряд цехов находится в стадии ремонта, поэтому предлагает осмотреть цех готовой продукции. Приходим. Это, оказывается, обыкновенный склад, мне явно не хотят показывать цеха. Игра в прятки бесит, но я не показываю вида. Хочу во что бы то ни стало посмотреть, как работают люди, поговорить с ними.

И тут помогает сама судьба. На склад мы пришли из управления по внутреннему ходу. Служащий, который впустил нас, ушел, закрыв на замок дверь. Открытыми остались только ворота, ведущие на территорию фабрики. Шамсул Алам засмеялся.

Мы вошли в гремящий машинами, полутемный цех. В воздухе запах пряжи. Страшная духота. Вентиляции никакой. Вгляделся: возле окна, в полосе света, на корточках сидели на цементном полу худенькие работницы и ребятишки. Они сшивали мешки. Возле них глиняные миски, на дне которых лежат рис и овощи, ведро с водой, медный ковш. Управляющий что-то сказал им, они, даже не взглянув в нашу сторону, продолжали сшивать мешки.

— Это старый цех, мы его скоро закрываем, переходим на автоматику. А эти, — указал он в сторону женщин и детей, — были безработными. Мы их пристроили, дали работу, помогли.

— Сколько вы им платите?

Но управляющий сделал вид, что не расслышал, увлекшись разговором с подошедшим, видимо, мастером.

Навстречу по проходу шли двое рабочих. Я спросил Шамсул Алама, можно ли поговорить. Тот вроде бы не возражал и взялся перевести.

Я спросил, какая у них семья, где живут, сколько получают.

Бенгалец вдруг быстро, боясь, что ему не дадут до конца высказаться, начал повторять на ломаном английском языке одну и ту же фразу.

— Живем как собаки. Нас обкрадывают. Не верьте им.

На разговор подбежал управляющий и, отстранив рабочего, повел меня дальше. За спиной я услышал возглас:

— Да здравствует Бенгалия! Долой эксплуататоров!

Управляющий свернул с прохода и через боковую дверь цеха вывел нас на территорию двора. К нам подошел надсмотрщик. В руках у него палка с металлическим наконечником.

— Сэр, — как ни в чем не бывало сказал Закария, — вон там, впереди, видите, одноэтажный дом. Это амбулатория и больница для рабочих, а немного подальше — детские ясли. Я бы с удовольствием вам все это показал, но, к сожалению, уже поздно. Сегодня пятница. Пора идти в мечеть. День сегодня укороченный. В следующий раз мы вам покажем все, что хотите. Запишите мой телефон.

Он проводил нас до ворот, вежливо раскланялся. Шамсул Алам, откинувшись на сиденье автомашины, сказал:

— Я же вам говорил, что не стоит ехать. Зря потратили время.

Нет, господин Шамсул Алам, не зря.

…Среди вороха газет и журналов, доставленных карачинским почтальоном накануне нового, 1970 года, лежал конверт со штемпелем Дакки. То было письмо от Бегум Суфии Камал. Она сообщала, что в Восточной провинции создан юбилейный комитет по празднованию столетия со дня рождения В. И. Ленина, который она возглавляет. В этот комитет вошли 157 представителей от «Авами лиг», Национальной народной партии и других прогрессивных политических и общественных организаций Восточного Пакистана. Торжественным митингом, намеченным на 4 января в Дакке, писала она, в провинции начинается проведение ленинских мероприятий, которые продлятся до 1 мая.

Надо было немедленно лететь. В моем распоряжении оставался один день. Я купил билет и позвонил своим друзьям в наше генеральное консульство в Дакку, прося их встретить меня в аэропорту. Но как назло вылететь сразу не удалось. Весь день над Карачи бушевала пыльная буря, пришедшая из пустынь Раджастхана. Такое нередко случается в этих местах. Рейсы были задержаны почти на целый день, и в Дакку я прилетел лишь на следующее утро. Возле трапа самолета меня уже нетерпеливо ожидал Артур Новиков, руководитель Советского культурного центра в Дакке.