Поселок кентавров

Итак, почти все пленные кентавры кончили дни на грузовом и легковом извозе, прожив в неволе не очень долго. Серемет лагай они не получили, но и особенно страшной их рабскую смерть нельзя было назвать.

Только один из них, ослепленный для гарема, завершил свою жизнь неслыханной смертью. Каво-лодьловор, белоснежный кентаврон, бывший когда-то вороным по своей конской масти, настолько полюбился хозяйке, широколицей силачке Рукюме-воительнице, что она сделала его своим постоянным одалиском.

Со временем чувства суровой на вид, но нежной в душе солдатихи стали такими сильными, что она постепенно забросила весь свой гарем и сосредоточилась исключительно на одном своем четвероногом любимце. Даже уходя в военные походы, она не хотела с ним расставаться и водила его за собою в обозе, поручив ухаживать за ним одному кастрированному, рабу-лапифу.

Дело дошло до того, что Рукюма решила сделать его своим супругом и подала в Высший Совет Всадниц прошение об этом. В Амазонии супружество в редких случаях разрешалось, и на то было необходимо решение ВСВ, но Нужем амазонской гражданки мог стать только свободный гражданин Амазонии. Однако по закону этой страны каждый рожденный мальчик кастрировался еще в младенческом возрасте, поэтому мужчины не вырастали там и выходить замуж амазонкам было вроде бы не за кого,

Лишь в исключительных случаях, когда волки или громадные орлы даксы утаскивали младенца и он у них вырастал — на таком амазонце при возвращении его в родную страну могла пожениться амазонка.

И за то, что он не кастрирован, уж никто не отвечал, и государство его не преследовало. Но если какая-нибудь малодушная и негражданственная мать утаивала рождение сына и, не подчинившись закону, не кастрировала его вовремя, то по изобличении преступного деяния оба, мать и сын, подвергались немедленной казни через расстрел из боевых луков или поднятие на копья.

Но если все подходило для супружества, муж амазонки должен был подвергнуться ритуальному ослеплению. Ибо в стране традиционной андрофобии не должны были мужчины оставаться полноценными, каким их создал Бог, ведь иначе они могли потребовать равноправия или поднять рабий бунт, бессмысленный и жестокий.

Идея всеобщего сдерживания мужского начала путем отсекновения главной лричины его нахального самодовольства была неоспорима. А одногрудых гражданок Амазонии, воинственных всадниц, она подвигала на совершение все новых военных походов: стране нужны были для пополнения гаремов чужестранные елдорайцы. А в устремлении к этому их слепые мужья опять-таки не могли представлять никакой помехи.

Итак, Каволодьловор предстал перед Высшим Советом Всадниц Амазонии, весь состав которого был небывало заинтригован прошением на брак между амазонкой и кентавром, пришедшим в столицу из деревни Овотямена.

До неблизкого Онитупса всадница Рукюма вела любимого кентавра за руку, сама ехала рядом, пустив свою лошадь тихим шагом, внимательно следя за тем, чтобы она ненароком не укусила изнеженного одалиска.

Он был одет в красный хитон из тончайшей шерсти, подпоясан чеканным серебряным поясом, а белоснежный лошадиный торс его был накрыт богатым финикийским ковром.

Когда стярые, седые, а иные и совершенно лысые конгрессорши все увидели перед собою красавца кентавра во всем его великолепии, у многиx из них отвалились челюсти и широко открылись беззубые рты.

Тихое и злобное шипение началось с их стороны. И на широкой площади Советов стало тихо.

Спикеры Совета и просто зеваки, даже не слезшие с лошадей, настороженно примолкли.

Взволнованная потная Рукюма стащила с любимца красный хитон, убрала коврик с его лошадиной спины, просунула руку к нему в просторный пах и подкачала елдолачу, чтобы вызвать движение елдорая, и в таком виде провела своего картинного кентавра по кругу и вновь поставила перед конгрессоршами Совета. Каволодьловор был действительно хорош! Рукюма даже слезу смахнула пальцем с правого глаза.

Лицо слепого кентавра с широко раскрытыми белыми глазами, нежное, розовое, обрамленное бронзового цвета кудрями, было прекрасным, как у Адониса. Статный и гармонично составленный человеческий верх кентавра напоминал торс Аполлона, а белый-белый, с блестящей шелковистой шерстью конский корпус его был не менее прекрасен…

И достойным завершением всего этого явился блестящий и черный, как обсидиан, упруго-внушительный, хотя и лишь наполовину явленный, безукоризненный елдорай кентавра.

— Смотрите сами и судите, матушки-командирши! — воскликнула Рукюма. — Могла ли я не полюбить его, если он сам весь белый, как ромашка, а вон там у него черненькое, как аспид! По законам нашего государства запрещается солдатихам жениться на рабах. Но ведь разрешается любить нам то, что отличает их от нас?

Тут одна из старейшин, совершенно беззубая, но упитанная старуха с огромной, как мешок, грудью и с жирным брюхом, нависавшим на меховые штаны, буркнула недовольным голосом:

— Ну и люби… Для чего жениться — замуж идти?

И при этом вытерла вспотевшее красное лицо грудью, неторопливо приподняв ее на ладони. Все конгрессорши настороженно притихли и, выставив сморщенные подбородки, пронзительными глазами уставились на содцатиху Рукюму.

Та собиралась еще подкачать для красоты своего кентавра, но при последних словах старейшины замерла согнутая, с протянутой рукою, потом медленно выпрямилась. И выйдя на середину круга, ответила твердым мужественным голосом:

— А затем, мать-воительница, что я хочу от него родить ребенка.

— Как!!! — вскричали тут вее старейшины разом. — Да как она смеет, деревенщина! Это что она такое сказала!

Старуха, совершенно лысая, но с рыжей бородкой, Генеральная старейшина Елена проверещала злющим голосом, произнося каждое слово отчетливо и ядовито:

— С давних пор считается, что ублюдки кентавры были рождены кобылами от мужиков, а не женщинами от жеребцов. Это святая правда, и тех, кто хочет исказить ее, надо расстреливать, расстреливать.

Теперь же я что слышу? Солдат Рукюма из деревни Овотямена хочет доказать нам, очевидно, что женщина может родить кентавра? Неслыханная дерзость! Понятно, если здоровая соддатиха полюбит конский елдорай, пускай он черный даже, как головешка, шут с ним.

Это я могу понять, сама была такая… Но чтобы гражданка нашей страны хотела родить от этого, пусть даже оно будет не только черным среди белого, а и зеленым с красными полосками…

Народ, наполнивший площадь Советов, буйно захохотал, амазонки засовывали пальцы в рот и свистали, лошади под ними волновались и подсекались. В этом шуме сказать что-нибудь у Рукюмы надежды не было, и она выхватила меч из ножен, чтобы заколоть первого же, кто осмелится приблизиться к ней и ее любимцу.

Рукюма поняла, что проиграла: не только разрешение на брак не получить ей, но и придется, наверное, распроститься с жизнью.