Посещение Мира

– Это для повышения стойкости и боеспособности бойцов Красной армии.

– А для какого дела вас направили?

– Мешать фашистам и помогать Красной армии. Скот и хлеб уничтожать.

– А разве какая немецкая тёлка танку препона?

– Наш скот, – пояснил Бесфамильнов. – Всех колхозных коров и лошадей, которые с Красной армией не отступили. А хлеба сколько осталось?.. И чтобы это всё фашистам?

– Эй, немчура, держи карман ширей! – Мещеряк засмеялся и, свернув кукиш, ткнул им в степь. – Люди давно коней и коров по дворам разобрали. Эта тварь божья не виновата, что её колхоз бросил, когда утекал. Ни конь, ни корова без человека не выживут, хоть и скотиной называются. В хозяйском хлеву войну перестоят и опять в колхоз вернуться.

– Именно этот скот и нужно уничтожить в первую голову! Директива специальная в колхозы была отправлена. Но не дошла. Вот мы её и обязаны выполнить. А те, кто этот скот и хлеб присвоили – автоматически становятся пособниками врага. Они будут кормить и поить этот скот, а, значит, помогать фашистам. Ждали, ждали фашиста! Дождались!? Не получится!

– Ты, как по писаному, точно мы не в степу прячемся, а на собрании сидим. Ну, взяла баба тую коровку или коника себе во двор… А вы за это спалите хлев? Мамке прокормить малых деток надо? Их там, – сержант указал рукой на запад, – ой-ой-ой сколько осталось. Они только-только из голодовки выкарабкались.

– Какая это ещё голодовка? – с недоумением спросил парень. Его глаза вспыхнули холодным огнём. – В газетах ни о какой голодовке не писали. Лично я про это не читал.

– От детки молока попьют, – стал объяснять Мещеряк, не обращая внимания на вопрос. Он продолжал рвать ягоды шиповника и набивать ими рот. – Быстрей вырастут. И будут добрые красноармейцы.

– По-вашему, выходит, что война на несколько лет?

– Если хорошо поглядеть – на года два, а то и три.

Бесфамильнов громко рассмеялся. И сквозь колючий смех сообщил:

– Да Красная армия уже наступает! Когда я в райкоме был – товарищ секретарь об этом объявил. Я сам слышал – фашистам завтра конец!

«Ой, как немец напугал всех в райкоме, если каждая тёлка – враг народа… Если какой человек губит после себя всё – значит, возвращаться не собирается», – подумал Мещеряк и, сплюнув жвачку, спросил:

– А тебе коров и коней не жалко?

– Нет.

– И откуда ты такой? Ещё молодой хлопец, а уже злой?.. На войне нельзя быть злым. Ни на своих, ни на чужих…

– На фашистов нельзя быть злым? Они вероломно…

– …потому что злых первыми убивают. И если…

– А откуда фашисту знать – злой я на него или нет?..

–…не немец в башке дырку сделает, так свой в спину стрельнёт. – Сержант глянул мельком на Бесфамильнова и, перехватив холодный настороженный взгляд, даже вздрогнул: – «Человек если злой, – промелькнула отчаянная мысль, – так он злой ко всем. Или то красный, или то белый, или, как немец – серый». – Снова сплюнул жвачку, и, бросив несколько красных ягод в рот, сказал, поглаживая большой мясистой ладонью себя по густой щетине: – Жалко, у тебя нету зеркала. Не люблю я, когда жнивье на морде. А особенно белое. – И вдруг засмеялся весело. – А некоторым девкам даже нравится… От, если б надыбать сейчас в степу хоть какой церабкоп 4 …

4

Церабкоп – в простонародии. (От «Соврабкооп» – сеть магазинов Треста «Советский рабочий кооператив»).

– А кто такой церабкоп?

– Центральный рабоче-крестьянский кооператив. У вас в Москве таких нету? Ну… – Мещеряк задумался на мгновение. – Вроде, как магазин, по-теперешнему. У меня тридцатка завалялась. Знакомая на мыло дала, чтоб я у старшины ротного купил. Так война помешала… Вот с чужими грошами иду… Я б себе зеркало сейчас взял и «беломору»… А тебе… адикалону.

Ефрейтор выплюнул жвачку, уселся на траву, взялся за портянку.

– Вы куда? – настороженно спросил Бесфамильнов.

– До ветру. Я на твоём первом сухаре уже сижу… И, значит, назначаю тебя в караул. Около этого куста у нас с тобой будет пост номер один.

– Вы что!?

Мещеряк недоуменно взглянул на бойца.

– Пост номер один только у Мавзолея. И каждый час там меняются часовые, – объяснил парень. Глаза его вспыхнули и с недоумённой обидой смотрели на сержанта, а руки нервно вздрагивали. И не найдя понимания своим чувствам, боец трепетно пояснил. – Нас каждый год водили смотреть.

– А в этом твоём специальном десанте, пост номер один был? – огрызнулся сержант.

– Кажется… был, – неуверенно ответил Бесфамильнов. – Где-то в штабе.

– Лучше, чтоб тот пост на кухне располагался. Поближе до повара.

– Как вы можете? Какого ещё повара? Это же Мавзолей!

Мещеряк поднял голову и увидел, что огонь в глазах парня остыл, руки безвольно опустились, а бледное лицо покрылось красными пятнами. И понял, что сказал глупость. Чтобы избавиться от неловкости, вскочил, отшвырнул в сторону портянку, надул щёки и на одном дыхании скомандовал:

– Боец Бесфамильнов, слушай мой приказ! Сейчас твой пост номер один около этого куста! – И громко выпустив воздух из груди, мягко добавил: – А, самое главное – тут никаких проверяющих нету. И до ветру можна, когда хочешь, сходить…

– Ну, и идите вы к вашему ветру! – ответил парень, точно отмахнулся от чужой настырности.

Мещеряк увидел, что Бесфамильнову было неприятно находиться рядом с ним. Смущённо пряча глаза, он тяжело, неуклюже, повернулся на коротких ногах и, переваливаясь по-утиному, пошёл в степь, осторожно ставя босые ступни в горячий, колючий песок. Сейчас он действительно был похож на уже немолодую располневшую женщину.

«Зачем я тебя остановил? – подумал в сердцах Мещеряк. – Шёл бы ты со своей кашей кудась подальше! Видали! Каждый год водят в мавзолей… как тёлок до бугая… Как у музей на голую бабу глядеть, которая на стенке в раме намалёванная. И кому-то грошей не жалко на трамвае всех возить! А раз ты такой правильный – сторожи!»

* * *

Бесфамильнов стоял на коленях у пулемёта, заправленного лентой, и, крепко вцепившись ладонями в деревянные ручки, сосредоточенно смотрел в степь. Большие пальцы уперлись в гашетку, готовые начать стрельбу.

Мещеряк, тяжело дыша, упал рядом с ним на колени и, подбросив крышку патронника, выдернул ленту из пулемёта.

– Собирайся быстро! – захрипел он шёпотом. – Не дай Бог, стрельнёшь сейчас – нам конец! Немец на мотоциклетках бегит!.. Там дорога… Большак. Надо было не спать, а по сторонам побегать… Оглядеться… А мы как раз около него и лежим… Немец по нему каждый день шастаить – песок сильно газолином смердит… Весь успел пропитаться… Собирайся быстренько… и пошли!

– Куда? – недовольно спросил красноармеец.

– В яр. Он тут недалёко. Метров сто. И Бог нас спасает. Если б мы ночью в ту яругу попали – дальше голову в руках нести пришлось бы.

– Уйти и немца пропустить!? – Бесфамильнов всем своим видом вдруг стал напоминать хищника, спрятавшегося в засаде. Даже из горла, как показалось Мещеряку, вырывалось чуть слышное рычание. А деловитость и неожиданная уверенность, говорили, что никуда он не собирается уходить. – Я думал, что вы специально сбежали до своего ветра. Ложитесь, будем пристреливаться