Пошел купаться Уверлей

На противоположной стороне перрона остановился поезд-близнец, встречная «Красная стрела» на Москву.

Фризе огляделся. В центре перрона светились окна станционного здания. Он медленно шел вдоль вагона, пока не услышал, как из открытого окна позвала Тосико:

— Господин, ваш кейс!

Владимир взял из рук девушки кейс и побежал к вокзалу. Уже войдя в двери, оглянулся. Его «опекун» что-то спросил у проводницы, потом метнулся к окну, у которого стояла японка. На его вопрос девушка показала рукой на противоположный состав. На «Красную стрелу», нацелившуюся на Москву.

Фризе спокойно подошел к окошечку кассы. У него было пусто. Все желающие обрести билеты давно это сделали.

— На Москву, на «Стрелу», найдется место? — спросил он кассиршу.

— Купейный? СВ?

— В десятый вагон есть? — Десятый был в центре состава. Напротив того, в котором Фризе ехал в Питер.

— Выписывать?

Когда он вышел на перрон, до отхода поездов еще оставалось пять минут. «Все по расписанию», — с некоторым самодовольством подумал Владимир. Виски слегка кружило ему голову.

— Возьмете в столицу? — спросил он проводницу, такую же полную, такую же крашеную блондинку, как та, с которой он ехал от Москвы до Бологого. Ночью даже муж мог бы ошибиться.

— Возьмем. — Она уложила билет в один из кармашков своей потертой кондукторской сумочки. — Проходите. Пятое купе.

Фризе на несколько секунд задержался, убедился, что его «хвост» не изменил привычки — вместо того, чтобы купить билет в кассе, договаривается с проводницей соседнего вагона.

Войдя в купе, Владимир забросил пустой кейс в багажный рундук. Посмотрел на часы. До отхода поезда оставалась одна минута. Он быстро вышел в тамбур. Проводница уже закрывала дверь. Фризе легонько отстранил женщину, нажал дверную ручку.

— Вы куда? Отправляемся! — запротестовала проводница.

— Минуточку. Забыл документы в другом составе.

Он выпрыгнул из медленно поплывшего вагона и стремительно бросился через перрон к набиравшему скорость московскому составу. Тосико и проводница стояли на площадке вагона у раскрытых дверей.

— Чегой-то вы разбегались?! — проворчала проводница.

— Не могу расстаться с вами! Женщины — они и до греха доведут.

— А ваш охранник?

— Охранник?

— Этот, с девятнадцатого места. Он же ваш охранник? Кинулся за вами как угорелый. Спросил меня: «Шеф кейс забрал?» Говорю: «Забрал». — «Вы точно видели?» Ну просто цирк! Я ему: «Да вы ведь тоже видели! Японка в окно дипломат передала». — Проводница обернулась к Тосико: — Извините, дама. Это я о вас.

— Повез охранник мой кейс в Москву, — усмехнулся Фризе. — Я почитал документы, кое-что подписал. Ведомость на зарплату. Вот он и повез в столицу. Теперь такое указание сверху дали — зарплату платить вовремя.

— Ну дела! — недоверчиво покачала головой женщина.

Владимир загадал: сейчас она скажет: «Да вы же от Москвы до Бологого в ресторане с дамой просидели! Какие уж тут документы?!» Но проводница ничего такого не сказала. Помолчала немного и, понизив голос, почти шепотом, спросила, бросив быстрый взгляд на Тосико:

— В вашей фирме получки большие?

— Большие, — шепотом же ответил Фризе. — Но работа опасная. А телохранителя я уволю. Как только в Москву вернусь.

— Чем же вам не потрафил?

— Бестолочь.

— Я один сбежал? — спросил он у Тосико, когда они зашли в свое купе.

— Один. Ваш «сурок» поехал обратно.

«Надо же, она и про “сурка” знает!» — восхитился Фризе. Он с интересом посмотрел на красивый полиэтиленовый пакет, куда девушка высыпала содержимое его кейса — пистолет в кобуре, бритву, большое, телячьей кожи портмоне с деньгами, зубную щетку, пару рубашек.

— Не жалко кейс?

— Жалко. Да ладно, в Питере куплю новый, — он притянул девушку к себе и осторожно поцеловал в обе щеки. Потом в губы.

— Спасибо тебе, Цыпадрипа.

Остаток ночи превратился для Фризе в одно мгновение — сладко вытянувшись на свежей постели, он успел подумать о том, что его бедолага-сопровождающий обнаружит пропажу подопечного только на Ленинградском вокзале. Пока свяжется с Питером…

Разбудил громкий стук в дверь.

— Подъем, господа. Через пятнадцать минут прибываем, — бодро призывала проводница.

Фризе открыл глаза. Его спутница, уже полностью одетая, благоухающая неизвестными ему духами, смотрела на Владимира улыбаясь:

— Заказать вам кофе?

— Ненавижу растворимый. Потерплю до гостиницы.

— Где ты остановишься?

Владимир помедлил с ответом. В его положении осторожность — как воздух. Но не мог он соврать женщине, которая без раздумий доверилась ему.

— В «Астории».

— Как жаль, что не в «Прибалтийской»!

— Питер — город маленький. Если не возражаешь, я тебя найду.

— Вечером, да?

Ночью в ресторане, когда он обдумывал, как отрываться от «хвоста», Фризе решил, что по прибытии в Питер пойдет по платформе в сторону, противоположную вокзалу. Всегда находятся пассажиры, особенно с электричек, которые идут таким путем. Кому-то здесь ближе к дому, кому-то к работе. Но после того, как с помощью Тосико Фризе так удачно послал соглядатая назад в Москву, он почувствовал себя свободным.

На всякий случай, сделав несколько пересадок в метро, он вышел на станции «Гостиный двор» и отправился на Исаакиевскую площадь. К «Астории».

Свернув с Невского, он сначала шел переулками, потом набережной канала Грибоедова, удивляясь грязи на тротуарах, запущенности старинных, обветшавших, как бомжи, зданий.

За эти двадцать минут неторопливой прогулки чувство свободы и защищенности потихоньку улетучилось: неизвестные «доброжелатели», потеряв его в Бологом, догадаются обзвонить гостиницы и выяснить, в какой из них остановился господин Фризе из Москвы. И времени на поиски они потратят не слишком много. А снимать частную квартиру он не хотел. Не мог себя перебороть. Брезговал.

«Значит, полезнее для нервной системы остановиться в “Астории”, — подумал Владимир, — по паспорту, который вручил мне Хиндеман. И почему вчера это казалось мне опасным? Главное, не забыть, в каком кармане документы Фризе, а в каком — Зандермана».

Он машинально сунул руку в правый карман и нащупал в нем листок бумаги. Это была сложенная вдвое крошечная страничка из блокнота. И пахла она духами Тосико. Фризе развернул листок. Вычурными готическими буквами на нем было написано:

То видели, то не видели,