Пошел купаться Уверлей

Его внимание привлекли развешенные по стенам картины. Выжигание по дереву. Главной — и единственной! — героиней художника была природа. Птицы и животные в своей среде обитания: глухарь, токующий на сосне, лиса, мышкующая у стога сена, медведица с медвежонком… Пейзажи. Несколько удачных копий Левитана и Шишкина.

— Ваша работа?

— Да. Балуюсь помаленьку. У пенсионеров времени намного больше, чем денег. — Борис Федорович окинул беглым взглядом стены, завешенные плотными рядами картин — настолько плотными, что не видно было обоев. Добавил: — Персональные выставки устраиваю. В Гатчине, в Сиверской. Один раз даже в Питере выставлялся.

Он усадил гостя на диван, примостился напротив на скрипучем стуле.

— Я после нашего разговора вспомнил кое-что про пещеры. В восемьдесят четвертом году летом — год был засушливый, торфяники горели — в Рождествене, в пещерах, ЧП произошло. Вам это интересно?

— Очень. — Корнилову почудилось, что в прищуренных глазах хозяина блеснули озорные огоньки. — Я вам потом расскажу причину моего любопытства.

— Ладненько. Значит, докладываю: мальчишки нашли у входа в одну из пещер убитого дядьку. Ему голову проломили. Не то ломом, не то топором. Не помню. А второго мужика в пещере засыпало. Его так и не откопали.

— Откуда известно про второго? О том, что его засыпало?

— Да как вам сказать? Человек же пропал? А вещички остались. Второй вещевой мешок. Все можно думать. И у мертвеца в руках был трос. И этот трос уходил в завал. Рождественские мужики помогали милиции раскапывать — метр пройдут, песок снова осыпается. Три дня мучились, так ничего у них и не получилось. Не откопали. С тех пор осталась в Рождествене только одна пещера. Один вход. Да и он наполовину завален. Сколько я говорил начальникам: укрепите пещеру, это же уникальное явление природы. Да кому хочется лишние заботы на себя взваливать?

— Чем же то дело закончилось?

— Да ничем! Как всегда, ничем.

— А что за человека убили у пещеры?

— Иностранец. Итальянец, кажется. Вам, товарищ генерал, выяснить это — раз плюнуть. Затребовали бы дело из архива. Ать-два!

— Я генерал отставной! Ать-два не получится. А история с вашими пещерами непростая. Если откровенно — меня друзья попросили в частном порядке им помочь. Выяснить — есть ли пещеры? Не легенда ли?

— Есть. За это я ручаюсь, — серьезно сказал Борис Федорович. — Что еще?

— Опять у иностранцев пробудился интерес к этим пещерам. Интересно, каким они медом помазаны?

— Наши места знаменитые! Рылеев, Набоков…

— Знаю, знаю. Рукавишников, Шишкин, Фридерикс и Витгенштейн. Интерес туристов понятен. Но если гражданин Германии приезжает сюда с единственной целью — познакомиться с пещерами… С пещерами, которых по сути и не существует.

— Как же не существует! — горячо запротестовал Борис Федорович. — Есть они, есть! Были! И наш питерский спелеолог приезжал.

— Вот, вот! Вы правильно сказали — были пещеры. А теперь нет. А люди едут. Кстати, про питерского спелеолога вы мне не расскажете?

— Расскажу. Пороюсь в дневниках за девяносто третий год, разыщу.

— Буду вам благодарен. И хорошо бы не откладывая на завтра.

— Сейчас и посмотрю. — Борис Федорович поднялся, подошел к изящному угловому шкафчику красного дерева. Шкафчик этот среди видавшей виды старой советской мебели выглядел случайно заглянувшим в комнату франтом. И посуда на верхних полках была ему под стать — изящные фарфоровые тарелочки и блюдца. Корнилову особенно понравился синий молочник с портретом Бонапарта. Такой молочник когда-то украшал кофейный сервиз в богатой дворянской усадьбе или даже княжеском дворце.

Хозяин вытащил из шкафчика пачку толстенных тетрадей и, вернувшись к столу, начал их не спеша листать.

— Не хочется волну поднимать, — сказал Корнилов. — Но кое-что еще я вам расскажу. Строго между нами.

— Я так и подумал — не зря расспрашиваете, — не отрываясь от тетрадей, отозвался Борис Федорович. — Вчера послушал вас, понял — и расспросить хотите, и боитесь. Извините за грубость: и на елку влезть охота, и ободраться страшно.

— А вы психолог, — Игорь Васильевич рассмеялся. — Преподавали в школе?

— Для школы — мордой не вышел. Высшего образования не получил. Война. Потом лесником работал, телефонистом на линии, пожарником. А последние годы — здесь, в Батове, кочегаром на птицефабрике.

— Богатая биография.

— Лучше бы я был богатый, а не биография! — с сожалением сказал хозяин. — А дело с тем убитым заглохло. Покопались мужики в пещере пару дней и врассыпную. Кому охота под обвал угодить? Через месяц об этом ЧП никто и не вспоминал. Ага, вот, кажется, нашел Сушу. Так, так… июль, август… Семнадцатое августа. Температура, погода… «Приехал спелеолог Олег Витальевич Суша. Водил его на Рождественские пещеры. Пускали терьера Топа». Я вам об этом и рассказывал.

— Адреса Суши нет?

— Записал! И телефон. Он у меня два дня прожил. Можно сказать, подружились. Греческий проспект…

— Не ездили к нему?

— Не выбрался. Не люблю я город. Сплошная бестолочь, шум, пыль. Все куда-то несутся. Что ни магазин — обязательно с замахом. Дом тканей, Дом мебели, Дом паркета, Дом привета.

— Что-то я домов привета не встречал.

— Это я так дом правительства называю. Там же у нас все «с приветом».

Корнилов покашлял, стараясь скрыть улыбку.

— Понятно. Теперь, Борис Федорович, расскажу, о чем обещал. Один из немцев, интересующихся Рождественскими пещерами, пропал. Как сквозь землю провалился. Может, в эти пещеры?

— А второй немец?

«Да-а, с этим орнитологом зевать не приходится, — подумал Корнилов. — Ему бы в прокуратуру».

— А второго убили.

— Опять у нас?

— В Питере.

— Вы, товарищ генерал, не беспокойтесь, — Борис Федорович насупился, покачал головой. — Я соображаю, о чем болтать можно, о чем нельзя.

— Это я сразу понял, старший сержант, — в тон ему ответил Корнилов. — Надо бы выбрать время да прогуляться в Рождествено. Взглянуть на пещеры. На то, что от них осталось. Вдруг этот бедолага туда сунулся?

— Хорошо. Я вечерком туда и прогуляюсь. У меня двоюродный брат рядом с пещерой живет. Заодно навещу его. А если вы туда пойдете — население сразу приметит: чегой-то генерал по пещерам шастает?

— Что я, и шагу не могу ступить, не привлекая внимания?

— Наособицу живете. В стороне от населения. Люди поэтому и замечают больше, чем нужно.