Пошел ты, Снежный!
Шрифт:
А готова ли я к этому? Я не могу отстричь ненавистные волосы, напуганная тем, что вместе с волосами разрублю связь со своей погибшей мамой.
Хотела бы я в самом деле оказаться беременной?
Мой внутренний ребенок не готов дать ответ на этот вопрос.
– Ну что там? – спросила я, не глядя на Максима.
– Ты не беременна, – довольно отчеканил он и подбадривающе ткнул меня в бок локтем. Я в ответ лишь протяжно взвыла.
– Побыть с тобой? – спросил он, явно счастливый от того, что ребенка нет и можно продолжать издеваться надо мной.
– Зачем? Хочешь насладиться звуками
– Просто напомню: вы не поженитесь. Не строй планов, – на полном серьезе произнес Макс, вернувшись к привычному амплуа засранца.
Он поднялся и вышел из моей комнаты, а я медленно заползла на кровать и уронила голову на подушку. С растрепанных волос слетел темно-зеленый шнурок, какой обычно вдевают в спортивные брюки или в капюшон толстовок.
Перед глазами всплыл момент, когда Макс усадил меня на свои колени в ванной. Кажется, я даже ощутила телом мягкость его толстовки и, если бы обернулась, наверное, заметила бы пустые люверсы на капюшоне.
Этот гадкий полярник стянул мои волосы шнурком со своей толстовки.
С глупой улыбкой на лице я закинула шнурок в карман рюкзака и уснула.
***
К счастью, болезнь отступила, и к трем часам я чувствовала себя гораздо лучше. Без лишних саркастичных замечаний в сторону друг друга мы с Максом выселились из отеля и двинулись в путь на стареньком Опеле. Кажется, сиденье успело знатно промяться и принять очертания моей задницы. Иначе почему вдруг мне стало так хорошо в этой машине?
Нижний Новгород проводил нас последними улочками и выпустил в свободное плавание. Я обернулась, провожая взглядом очертания города, тающие в заднем окне Опеля.
Пока, Нижний! Прощаться не буду, ведь во что бы то ни стало я еще вернусь, чтобы встретить здесь не один рассвет. Я буду стоять на мосту, всматриваясь в блики солнца, пляшущие по куполам церквей, а Петя будет нежно обнимать меня сзади, целуя плечи. Я снова буду чувствовать себя в безопасности в надежных объятиях жениха.
И все у нас будет хорошо.
Спустя примерно час-полтора Макс остановился на обочине, ничего не сказав. Он выскочил из машины и, спрятавшись за единственную на многие километры автобусную остановку, изверг из себя содержимое желудка.
Я вышла из машины и подошла к парню, сидящему на корточках. Он опирался на бетонную стену дрожащей рукой.
– Ты как? – взволнованно спросила я. – Ударь два раза, если жить будешь.
– Пришла послушать звуки моих страданий? – усмехнувшись, ответил он, не оборачиваясь на меня. Однако, Макс все же стукнул пару раз по бетонной стене остановки, и меня это знатно успокоило.
– Судя по тому, что у тебя есть силы иронизировать, тебе гораздо лучше, чем было мне с утра, – подметила я и вернулась в машину. Чтобы не слышать звуки, от которых моему желудку снова становилось плоховато, я прибавила радио.
Прошло еще долгих минут двадцать, прежде чем Максим смог доковылять до заднего сиденья автомобиля. Он достал воды и прополоскал рот.
– Может, ты беременный? – предположила я, делая потише попсовую песенку.
– Ха. Ха. – по слогам отчеканил Макс и сел прямо на землю у машины. – Права
есть?Я высунулась из Опеля и, широко распахнув глаза, уставилась на бледно-зеленого парня, облокотившегося на колесо.
– Ты шутишь, да? – спросила я, совершенно не представляя себя за рулем этого ржавенького транспорта. Дело, в общем-то, и не в самом Опеле. Я себя и за рулем Мерседеса с трудом представляю, но там хоть есть всякие навороченные примочки, которые в случае чего спасут мою задницу от аварии.
– Я не смогу сесть за руль, – жалобно протянул Максим, и мое сердце дрогнуло. Ему действительно было плохо, а я издевалась, – Так у тебя есть права или нет?
– Ну, есть, – нехотя призналась я, с опаской покосившись на педаль сцепления.
В памяти всплыл голос моего инструктора, по сто раз за занятие кричавшего на меня из-за неаккуратного обращения с этой неподатливой педалью.
– Значит, дальше ты за водителя, – констатировал Макс, поднявшись и помахав рукой, выгоняя меня с пассажирского сиденья.
На ватных ногах я вылезла из машины и, обойдя ее, села на место водителя.
Неспешно отрегулировала сиденье, подкатив его ближе к рулю и значительно приподняв над уровнем моря. Глянула на Макса, прикрывшего глаза и приложившего бутылку воды ко лбу.
– Может, подождем, когда тебе станет лучше? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Просто двинь это корыто с места, – пробормотал парень, не раскрывая глаз.
– Ладно-ладно, – я потерла вспотевшие ладошки и, приговаривая под нос, стала вспоминать последовательность действий: Так, сцепление, первая передача…
– Ручник! – неожиданно громко рявкнул все еще живой полярник, и я дернулась, резко отпустив педаль.
– Я еще даже не поехала, а ты уже орешь! – прикрикнула я в ответ, – Если будешь сбивать меня с толку, я твое бездыханное тело довезу до ближайшего оврага. И кину там, вот увидишь! Уеду в Сочи на попутке!
– Боже, Полина, хватит болтать, – взмолился Макс, и я заткнулась.
Начала все сначала. Сцепление, первая передача, ручник. Плавно отпустила сцепление, параллельно прибавляя газ. Машина норовисто дернулась с места и тут же встряла, будто наткнувшись на невидимую преграду.
– Не бросай сцепление, – сквозь зубы процедил Максим, вцепившись пальцами в мою руку, крепко держащую рукоятку переключения передач. Невооруженным взглядом было заметно, как тяжело ему сдерживать крик.
– Я стараюсь, – пискнула я, сбросив руку Макса, и снова начала выполнять действия по оживлению Опеля, – Давай, малыш, мы справимся. Сейчас я нежненько отпущу сцепление, и ты поедешь…
Машина вздрогнула и плавно поехала по обочине. Широко улыбаясь, я вырулила на проезжую часть и чуть прибавила газу. Опель довольно заурчал, а я подбодрила машинку:
– Ох, умница, как ты мурчишь, когда за рулем профессионал! – самоуверенно заявила я, но Макс все испортил.
– Она не мурчит, а молит о пощаде. Меняй передачу уже, – раздраженно кинул он, и я, ойкнув, передвинула рукоятку.
Машин было мало, и я быстро осмелела, набирая скорость. Поглядывая на телефон Максима, установленный на панели в качестве навигатора, я сверялась с дорогой, что, в общем-то, было просто – ехали-то мы прямо и прямо.