Посиделки в межпланетной таверне "Форма Сущности"

Он заставил-таки себя подождать и появился лишь вечером. Да, на это стоило посмотреть. Или всё-таки не стоило? Пожалуй, второе. Представьте себе ночной кошмар, от которого вы в детстве обмочили постель. Или попкорн с селёдочным маслом, залитый томатным соусом с клубками волос вместо приправы. Или тёщу Кинг-Конга (ну, в крайнем случае, свою собственную, если она у вас уже есть). Так вот, он был хуже. Пять ног, поросших рыжевато-зелёной шерстью; голое фиолетовое брюхо; длинный, покрытый чешуей и язвами хвост с шишкой на конце; слизистые бока и спина, из которых торчат безостановочно извивающиеся щупальца; три непонятно зачем ему нужные руки, похожие на человеческие, но раз в десять больше; круглая лысая голова с пятью багровыми фасетчатыми глазами, одним конусовидным ухом на затылке и пастью, наполненной самыми белоснежными, острыми и длинными зубами из всех, какие вы можете себе вообразить. Если вам ещё мало, то добавлю, что от пяток до макушки в нём было метров сорок. То, что я описал выше, -- это беглый рисунок, набросок, почти дружеский шарж. Множество деталей осталось в тени, так как я не сторонник физиологизма. В частности, запах. От гиганта несло, как от полка солдат после двадцатикилометрового марша в полной выкладке в летнюю жару по пересечённой выгребными ямами местности. Я щажу чувства дам и потому смягчаю краски. Конечно же, я сразу узнал его по картинке в бабушкином альбоме "Бумажный монструктор для больших и маленьких".

Передо мной был сам непревзойденный в безобразии Стоматозавр, и это означало, что я покинул обжитые места и углубился в Зону повышенного риска, сокращенно -- Зопор, область, известную лишь по мифам и преданиям. Немногие смогли выйти из Зопора живыми. Здесь встречаются порождения самой буйной и болезненной фантазии, вроде крови с молоком, крабовых палочек из рыбы или полутораспальной кровати (для полуторателых уродов).Здесь жестокий тоталитаризм железной рукой внедряет среди подвластного населения свободу слова, демократию и либерализм. Здесь сбываются безумные пророчества и не открываются вовремя магазины.

Пока я предавался сим размышлениям, Стоматозавр подхватил меня, сунул под мышку и двинулся в неизвестном направлении. Я бы на его месте сразу пошел на кухню, но он ещё часа два шлялся по округе, купался, слушал комариное пение, разжигал лесок и грелся на углях. И только ближе к полуночи приволокся во дворец. В ящике у входа он подобрал подходящих размеров клетку, затолкнул меня внутрь и защёлкнул замок на двери.

– - Ну, а звать тебя будут, э-э-э, Барсиком, -- хриплым басом сообщил он.
– - Разговаривать-то умеешь?

– - Разумеется, -- зло буркнул я.
– - Между прочим, у меня и собственное имя имеется.

– - Этого не надо, -- заявило чудище, опускаясь в кресло, -- Не дерзи. Не люблю.

Я осмотрел своё новое жилище. Обнаружились: охапка сена в углу -- видимо, моя постель; ящичек с песком; жёрдочка (судя по всему, размеры не позволяли монстру замечать мелкие различия между мной и птахами); две миски -- с водой и с зерном.

– - Между прочим, -- громко и отчётливо произнёс я, так что задремавший Стоматозавр подскочил в кресле, -- я не травоядный, а плотоядный. И требую соответствующего отношения.

– - Между прочим, -- сердито нахмурил он костные выросты, располагавшиеся поперёк узкого лба и заменявшие брови, -- я тоже. Учти это, когда соберёшься будить меня в следующий раз.

Что делать -- пришлось переходить на вегетарианство, тем более, что порции были обильными, в соответствии с временами года он давал мне и фрукты, и овощи, и арбузы, и шпинат, изредка и мясца подкидывал, и яичек, а вместо воды -- молочка. В общем, впервые в жизни я познал, что такое здоровое, полноценное питание, и возненавидел его навсегда. Только мои девочки утешали меня в неволе. Кормил и поил я их остатками с собственного стола, а навещал каждый раз, когда монстр уходил или засыпал.

Прожил я у него довольно долго, и хозяином он оказался, в принципе, неплохим и не обижал меня. Сядет, бывало, в свою любимую кресло-качалку из стволов сталипы, положит меня на колени, гладит по спине и приговаривает:

– - Барсик ты мой маленький. Эх, самочку бы тебе, да не попадаются никак.

С течением времени он стал больше мне доверять; когда возвращался -- выпускал порезвиться, любил, когда я летаю по комнатам, но на ночь и на день неизменно запирал в клетку. А замок в ней не брали ни пламя, ни мускульная сила.

Однако я не оставлял мыслей об освобождении. Они заполняли долгие часы моего вынужденного безделья. Из клетки не выбраться, значит, нужно использовать период, когда он даёт мне размяться вовне. Я досконально изучил здание, но это мало помогло. Наружу вели только окна и единственная дверь. Однако на окнах была столь частая решетка, что мне сквозь неё ни как не протиснуться. Дверь он, правда, никогда не запирал, да на ней и не было даже задвижки. Что и говорить, репутация хозяина охраняет дом лучше любых замков. Ясно, что это был единственный путь к свободе. Но тут имелось ещё одно препятствие. У чудовища оказалась невероятная скорость реакции. Я убедился в этом, когда однажды вечером неосторожная ежемышь рискнула пробежать вдоль плинтуса комнаты, в которой находились мы с монстром. Ежемыши -- мелкие и быстрые существа, при любой опасности мгновенно находят укрытие, но у данной особи не было этого мгновения. Щупальца Стоматозавра распрямились настолько стремительно, что глаз не сумел уследить за этим, -- и несчастная не успела сообразить, что произошло, а уже отправилась на экскурсию в глубины пищевода чудища. Я напрягся, а он лишь прохрипел:

– - Ненавижу паразитов.

Значит, так просто мне до выхода не добраться. Нужно чем-то отвлечь внимание хозяина. Чем же? Я проанализировал всё, что узнал о монстре: его привычки, вкусы, разговоры, обстановку комнат, манеру одеваться (когда он вообще удосуживается носить одежду). Решение должно было найтись. Я перебирал факты снова и снова. Следи прочего в памяти всплыл короткий диалог, который состоялся между нами как-то раз, когда он переваривал сочный ломоть телячьей грудинки, жареный в масле, а я -- тот пук разнотравья, которым он вздумал накормить меня в целях витаминизирования организма.

– - Слушай, Стоматит, -- сказал я (так его, по его же словам, называла любящая бабушка), -- для чего ты меня всё-таки держишь?

– - Понимаешь, Барсик, -- ласково прорычал он, -- я люблю, чтобы меня окружало всё красивое. А ты столь хорош собой, что просто растопил мне сердце!

Похоронным звоном отозвалась в моем сознании заслуженная похвала. Раз он так любит меня, то никогда не отпустит на волю. Но, помимо огорчения, этот разговор принёс и ещё кое-что: информацию о слабости монстра, не исключено -- единственной. Я вспомнил, что во дворце не было зеркал, а здешние водоёмы, если верить сказкам, слишком мутны, чтобы отражать окружающую действительность сколько-либо адекватно. Между тем в ящике с принцессами имелся один предмет... Совсем крошечный -- метр на метр -- но разглядеть себя все-таки можно. Частями. Внезапно решение проблемы во всей ослепительной простоте возникло передо мной.. Конечно, девочки огорчатся, но на свободе я им куплю новое зеркало. Да если чудище с его тягой к прекрасному увидит собственное уродство, то оно а лучшем (для него) случае отделается длительным обмороком (не исключено развитие в дальнейшем мании преследования). А я тем временем ускользну.

Я с трудом дождался вечернего возвращения монстра.

– - Стоматит!
– - воскликнул я, едва он вошел в комнату.

– - Что ты пугаешь меня, Барсик?
– - сказал он, отпрянув.
– - Так, между прочим, можно заикой остаться. На всю жизнь.

– - Хозяин!
– - продолжил я уже потише.
– - Я вспомнил про одну штуку, которая у меня есть и которая тебе наверняка понравится.

– - Неужели это так важно, что стоило доводить меня почти до сердечного приступа?

– - Прости, Стоматит, но уж очень мне хотелось тебя обрадовать. Ты когда-нибудь видел, как выглядишь?

– - Нет, конечно. Фотографию-то в наших краях еще не изобрели.

– - А ты знаешь, что такое зеркало?

– - Слышал сказки в детстве. Кажется, это прибор для получения четкого отражения?

– - Не все легенды врут, хозяин. У меня есть зеркало.

Когда он увидел себя в небольшом куске амальгамированного стекла, то, что заменяло ему лицо, исказилось. Я едва сдерживал торжество. Вот сейчас, сейчас... Я отодвинулся, чтобы, падая, он не повредил меня. Между тем монстр шептал что-то. Я прислушался.