Посланник смерти

– Маша, – довольно отчетливо произнес он, – накрой меня чем-нибудь, Маша.

Я сидел неподвижно, охваченный поистине животным ужасом. Я впервые видел, как умирает человек. Сжав зубы от непосильного напряжения, он сел и устало положил одну руку на металлическую спинку койки. Несколько секунд он судорожно вдыхал сырой больничный воздух, потом поднял голову и скороговоркой выпалил фразу, которую я помню и по сию пору.

– Ничего, Савелька, «Хромой призрак» и за тобой тоже вернется…

Рука его соскользнула, и он, обмякнув, рухнул с койки на пол. Я бросился его поднимать, но понял, что он уже мертв. В ту ночь я впервые напился до положения риз и утром, стоя вместе со всеми во дворе крохотной рудничной гостиницы, или, как тогда говорили, постоялого двора, ожидал от Логунова разноса. Но я ошибся. Он, казалось, не обратил на мое состояние ни малейшего внимания, а может, просто сделал вид, что не обратил. Его речь была коротка и энергична. Нам надлежало немедленно двигаться к грузовым пакгаузам. Уложив котомки и вычистив оружие, мы все собрались в указанном месте и вскоре увидели приближающийся крытый грузовик, на котором и началось наше почти полугодовое путешествие. Как скоро стало известно, мы переименовывались в специальную поисковую группу под патронажем только что образованного Смерша, и теперь нашей основной задачей были поиск и уничтожение засылаемых абвером в наши тылы шпионов и диверсантов. Опять началась кочевая жизнь. Постепенно мы продвигались на запад, к Уралу, очищая от немецкой агентуры железнодорожные полустанки и, самое главное, узловые станции. Однажды на станции Зима я поведал своим товарищам о той ужасной ночи наедине с умирающим контрабандистом, упомянув, естественно, и о словах, сказанных им перед смертью. Помню, Анатолий Лазарев и наш командир тогда многозначительно переглянулись.

С тех пор, хотя мне, разумеется, ничего не говорили, везде, где нам случалось бывать, они продолжали поиски скрывшегося от нас диверсанта. Иногда, перешептываясь между собой во время наших бесконечных разъездов, они, вольно или невольно, упоминали так и прилипшее к этому диверсанту прозвище. Наша группа пополнялась новыми людьми. Пришел к нам одессит Леня Годовиков, Семен Горский из Вологды, Павел Резанный из подмосковного Реутова. Он однажды меня удивил. Я, помнится, сидел на куче шпал и чистил пистолет, он подошел ко мне и протянул свою узкую, но цепкую ладонь.

– Так это ты, оказывается, первый вступил с «призраком» в огневой контакт на границе? – полуутвердительно-полувопросительно сказал он. – Будем знакомы.

Я никогда раньше не слышал такого выражения – «огневой контакт». Мне Павел понравился – он не относился ко мне свысока, как остальные, а вел себя как с ровней.

– А почему именно «Хромой призрак»? – спросил Хромов.

– Когда я увидел диверсантов на опушке леса, то заметил, что один из них припадает слегка на правую ногу. У меня тогда мелькнула мысль, что он ранен кем-то из наших в ногу и далеко не уйдет. А потом, когда подстрелил одного, оказалось, что уйти-то удалось хромому. У него еще за спиной была какая-то странная, плоская поклажа, вроде ящика для патефона.

– Вот, примерно, такого размера? – Хромов попытался изобразить ладонями размеры найденного в броневике чемоданчика.

– Так его, значит, в конце концов нашли? – с надеждой спросил старик.

– Может быть, – ответил Хромов. – Но только не его самого, а его останки. Во всяком случае, вероятность весьма велика.

– Кости ног, – возбужденно воскликнул старик, вскакивая с кресла, – внимательно осмотрите его кости. – Передвигался он вот так, косолапил сильно. Следовательно, у него была повреждена правая нога. Но, наверное, к тому времени поджила, раз он так резво от нас удирал по сугробам.

Он внимательно взглянул на Хромова, но тот смущенно отвел глаза.

«Олух я царя небесного, – думал он в тот момент, – даже не удосужился спросить, куда делись кости найденного в бронемашине скелета».

Поняв замешательство гостя как нежелание раскрывать какие-то профессиональные тайны, Станислав Петрович вернулся к своему стулу.

– Да, да, – повторил он, – это очень важно. На правой ноге у него обязательно должен быть след от серьезной травмы. Пока наша команда чистила Транссиб от немецкой агентуры, мы несколько раз натыкались на след хромого. Видимо, он был один из лучших агентов. Действовал «призрак» решительно, но с оглядкой и очень изобретательно. Двигался он к линии фронта настойчиво, но не напролом. Всегда прибегал к убийству, если нуждался в пропусках или проездных документах. Был артистичен. С легкостью преображался то в раненого бойца, следующего домой, то в помощника машиниста, прибывшего для срочной замены внезапно исчезнувшего коллеги. Мы шли за ним, как свора гончих, но каждый раз опаздывали на сутки-другие или всего на несколько часов. Как правило, к нам в руки попадал только очередной труп, взломанный сейф или что-то в подобном духе. К концу июня сорок третьего мы добрались до станции Марьино, находившейся южнее Курска. Там в тот момент был настоящий хаос. К линии фронта валом валили эшелоны с танками и пехотой, а в обратную сторону на восток тащились теплушки с временно выселенными из прифронтовой полосы жителями и колхозным скотом. Работа наша крайне осложнилась, поскольку мы действовали, по большей части, в штатском и среди тысяч одетых в военную форму людей наша команда была как бельмо на глазу. Короче говоря, несколько дней мы потратили на то, чтобы наладить хоть какое-нибудь взаимодействие с местными контрразведчиками, но тут началось немецкое наступление. Но мы, словно почуявшие дичину фокстерьеры, уже не обращали внимания ни на какие преграды. Мы мчались по еще теплому следу, забывая про еду и про сон. В распоряжение Логунова, который к тому времени получил звание майора, поступили еще два десятка фронтовых оперативников, и мы сутками напролет прочесывали пространство от Льгова до Волчанска в поисках «призрака». На моей памяти за две практически бессонные недели мы схватили не менее дюжины немецких парашютистов и резко активизировавшихся ранее законсервированных агентов. И вот однажды мы получили известие, что в одной из прифронтовых авиационных частей бесследно пропал капитан связи Синицын вместе со своим адъютантом. Получив в одной из маршевых рот два взвода для прочесывания местности, мы вышли к небольшому хуторку под названием Тагорцево, затаившемуся в самом центре большого лесного массива в окрестностях городка Суджи. Выбравшись из леса на луг перед этим хутором, мы решили устроить привал под могучим дубом и слегка перекусить. Послав двоих солдат набрать воды, мы, скинув сапоги, разложили припасы и принялись разводить костер. Внезапно со стороны хутора раздались выстрелы, и мы увидели, что из-за плетня выбежал один из отправленных за водой солдат, размахивая на бегу руками. Но не успел он пробежать и двух десятков шагов, как вновь ударил одиночный выстрел, и он рухнул на пашню. Мы принялись торопливо обуваться, но тут за домами взревели моторы, и откуда-то из хутора ходко вылетели несколько немецких мотоциклов с колясками и два приземистых броневика. Увидев нас, фашисты обрушили на нас свинцовый дождь, в считанные минуты скосив половину наших людей. Но и мы через пару секунд открыли ответный огонь. Мотоциклисты, понеся потери, моментально развернулись и пропустили вперед броневики, вооруженные спаренными пулеметами и малокалиберными пушками. Мы не выдержали столь интенсивного обстрела и начали отходить к лесу. Немцы же, продолжая обстреливать опушку, совершили несколько маневров на поле, а затем, посчитав, что мы полностью деморализованы и не доставим им больше неприятностей, выстроились в колонну и двинулись в сторону просеки. Да, к тем двум броневикам в самый разгар боя прибавился еще и третий. Правда, откуда он взялся, я в суматохе не заметил. Через несколько секунд все стихло, немцы скрылись из виду. Получивший два, к счастью, только касательных, ранения, Логунов был вне себя от ярости.

– Я полный идиот, – говорил он, пока я перевязывал его. – Как же я раньше об этом не догадался!

Но о чем он не догадался, я так и не понял. После перевязки он тут же бросился к брошенному немцами мотоциклу. Я рванулся было за ним, но он приказал мне остаться и прочесать хутор, после чего выводить всех живых и выносить раненых к Судже. Затем он и еще двое завели мотоцикл и ринулись за ушедшей в заросли колонной.

– Станислав Петрович, а вы не припомните, в какой день произошла перестрелка у хутора? – спросил Хромов.

– Представляется мне, – неуверенно произнес он, – что это случилось еще в первой декаде июля или в самом начале второй…

Вернувшись в Москву, Хромов сразу же позвонил своему бывшему однокурснику.

– Александр, это Хромов тебя беспокоит. Вопрос у меня к тебе есть, – начал он без всяких предисловий. – Ты не знаешь, где сейчас находится скелет, который вы обнаружили в «мерседесе»?

– Честно говоря, не имею ни малейшего понятия, – услышал он в ответ. – Все, что нас в тот момент не заинтересовало, осталось в гараже. У тамошних механиков и слесарей надо узнать.

– Но, надеюсь, они не выбросили его в мусорный бак? – По затянувшейся паузе Хромов понял, что его собеседник отнюдь в этом не уверен. – Познакомь меня завтра же с кем-нибудь из них.

– Познакомить-то, конечно, я могу. Только ты, пожалуйста, не размахивай там своей краснокожей книжечкой, а представься, к примеру, археологом. Будь другом, не подводи нас с Михаилом, нам ведь еще работать с этими людьми.

– Хорошо, хорошо, – пообещал Хромов, – только, ради Бога, выведи меня на них поскорее.

Глава восьмая Разгадка, кажется, рядом

На следующее утро, дождавшись у дверей гаража появления первого же рабочего, мы попробовали прояснить у него дальнейшую судьбу останков, найденных в чреве броневика. Выяснилось, что кости утопленника, вместе с другими найденными в сейфе предметами, куда-то унес механик Николай Трофимович. Встретив его, мы попросили показать, куда он дел интересующие нас останки. Недолго поколебавшись, тот повел нас к реке, в сторону Карамышевской набережной. Продравшись через густые заросли кустарника, мы вышли на полянку. Откинув в сторону помятый капот старого «запорожца», механик указал пальцем на грязный, вымазанный тавотом джутовый мешок.

– Вот здесь все и лежит, – произнес он, не делая, впрочем, ни малейшего движения, чтобы его поднять с земли.

Хромов достал из внутреннего кармана куртки большой полиэтиленовый пакет и принялся торопливо засовывать в него находку. Потом поблагодарил механика и сунул ему пятидесятитысячную купюру. Распрощавшись с ним, мы направились к автобусной остановке. Стоя под железным навесом ободранной будочки, Илья так бережно прижимал к себе находку, что у меня родилось подозрение о том, что дело-то не совсем чисто.