После меня
Шрифт:
Она появляется через пять минут. Я вижу по ее выражению лица и прерывистому дыханию, что она всю дорогу бежала. Она обнимает меня, чувствуя, по-видимому, облегчение из-за того, что видит меня живой и невредимой.
Я снова начинаю плакать.
— Что случилось? — спрашивает она.
Все еще не в состоянии говорить, я лишь качаю головой.
— Ты ведь не хочешь этого делать, да?
Я пожимаю плечами.
— Это тяжело, — вот и все, что мне удается сказать.
— Что тяжело? Тебя что, кто-то вынуждает?
— У меня нет выбора.
— Нет, у тебя есть выбор. Ты можешь уйти отсюда прямо
— Нет, ты не понимаешь.
— Если я не понимаю, то помоги мне понять.
Я смотрю на небо, впервые замечая, какой сегодня чудесный день. Очень даже подходящий день для того, чтобы выйти замуж.
— Мне необходимо это сделать. Это для меня — единственный выход.
— Ты все еще говоришь что-то непонятное.
— Если я не выйду за него замуж, кое-какие хорошие события не произойдут.
— Откуда ты это знаешь?
— Я просто это знаю — и все.
Я вижу по выражению ее лица, что до нее кое-что дошло, и мне даже кажется, что я слышу, как где-то внутри ее головы что-то щелкнуло.
— Ты снова видишь эти публикации?
Она думает, что я больна. И все так будут думать, если я это не пресеку. «У Джесс Маунт что-то не в порядке с головой. Всегда было не в порядке. Ну, по крайней мере, с тех пор, как…»
— Нет, — резко говорю я.
— Ты любишь его?
— Да.
— Он любит тебя?
— Да.
— Тогда в чем проблема?
Я с трудом сглатываю. Она же не понимает, что я говорю про Гаррисона.
— Это тяжело. Вот и все.
— Тебя что, охватила предсвадебная нервозность?
— Да. Думаю, что именно так. Но я с ней справлюсь.
— Ты уверена?
Вытирая глаза, я киваю. Сейди сжимает мои плечи еще раз и выпускает меня из своих объятий:
— Вот и слава Богу, потому что я уже купила себе новое платье и все такое прочее.
Мне удается улыбнуться сквозь слезы.
— Я купила даже шляпу, — добавляет она.
— Но тебе не идут шляпы. Ты сама это говорила.
— Я знаю. Но я подумала, что это не будет иметь значения, потому что все в любом случае будут таращиться на тебя — а значит, я смогу немного посумасбродничать.
Я качаю головой:
— Я люблю тебя, сумасбродная ты девушка.
— Но не пытайся меня растрогать. Я берегу слезы на потом.
Я достаю из своего кармана конверт и протягиваю его ей.
— Что это?
— Положи это в какое-нибудь надежное место. Вскрой его только в том случае, если со мной произойдет что-то плохое.
— Перестань, Джесс. Я ведь уже подумала, что мы сейчас все уладили. Или нет?
— Это все, о чем я тебя прошу. Я почувствую себя лучше, если ты возьмешь. Пожалуйста.
Она берет конверт и засовывает его в карман своей куртки.
— Спасибо, — говорю я. — Пожалуйста, помни, что это был мой собственный выбор и что все равно ты не смогла бы меня отговорить. Хорошо?
Она пожимает плечами. Мы молча идем вдвоем вдоль канала.
Я не могу сказать, что я не узнаю девушку, которая смотрит на меня из зеркала. Еще как узнаю. Я узнаю ее по фотографии в «Фейсбуке». У нее такие же волосы и такой же макияж, такое же платье, такое же выражение неуверенности в глазах. Я ее узнаю. Я понимаю, что она делает то, что должна сделать. Я в последний раз окидываю взглядом свою спальню. Так много воспоминаний — хороших
и плохих. Но я сейчас хороню Джесс Маунт вместе с ними. Сегодня — новое начало. Новое начало в моей жизни. Новая жизнь.У папы появляются на глазах слезы, едва он видит меня на лестнице.
— Ой, ну перестань, — говорю я. — Ты испортишь мне макияж, если будешь плакать и растрогаешь меня.
Он улыбается и вытирает лицо.
— Ты такая красивая.
— Я надела под это платье ботинки «ДМ».
— Лучше этого не делать.
Я приподнимаю платье, чтобы показать ему, что я шучу: у меня на ногах — такие туфли, какие должны быть у невесты. Почему подобные вещи могут кого-то всерьез беспокоить, я не знаю, но Анджела настояла.
Когда я дохожу до основания лестницы, папа целует меня в обе щеки. Его взгляд останавливается на моем колье.
— Это идеально, — говорит он.
— Я знаю, — отвечаю я, слегка прикасаясь к украшению.
— Если ты в какой-то момент почувствуешь, что она тебе нужна, просто вспомни о том, что она рядом с тобой.
Я киваю. К нашему дому подъезжает автомобиль. А точнее — белый лимузин.
Я смотрю на папу.
— Честно говоря, я вполне могла бы доехать и на твоей машине, — говорю я.
— Нет, — отвечает он. — Сегодня у тебя очень важный день, и мне захотелось, чтобы автомобиль, в котором ты поедешь, был особенным.
— Спасибо, — говорю я.
Папа сам заплатил за лимузин. Я знаю об этом от Ли. Папа заплатил и за еду. Я попросила Ли позволить папе это сделать, потому что мне не хотелось унижать его отцовское достоинство.
Когда папа открывает дверь, на улице уже собрались люди. Пожилые женщины, которые здоровались с мамой, когда она вела меня в школу и из школы. Дети на велосипедах. Парень из кафе, в котором продают рыбу с картофелем. Несколько человек, которых я вроде бы видела на похоронах мамы. Они все начинают хлопать в ладоши. Я улыбаюсь, потому что не знаю, что мне еще делать.
Шофер обходит свой автомобиль и открывает для меня дверцу. Я приподнимаю подол своего платья и сажусь в автомобиль — сажусь с таким видом, как будто делаю это каждый день и как будто я знаю, что делаю. Папа садится рядом со мной, берет меня за руку и слегка сжимает ее.
— Жаль, что ее нет сегодня здесь, рядом с тобой, — шепчет он.
— Да, — отвечаю я. — Мне тоже жаль.
Автомобиль объезжает фонтан перед главным входом в отель и останавливается перед этим входом. Ну все, сейчас все окончательно решится. Если я ступлю на красную дорожку, которая ведет от автомобиля к входной двери, моя жизнь пойдет в одном направлении; если я попрошу шофера отвезти меня назад, домой, она пойдет совершенно в другом направлении. В направлении, в котором не будет «Г».
Папа снова слегка сжимает мою руку.
— Готова? — спрашивает он.
Я киваю. Перед моим мысленным взором — фотография Гаррисона. Я делаю это ради него. Для меня невыносима мысль о том, что его может не быть, что я могу потерять своего ребенка еще до того, как он будет зачат — не говоря уже о том, что рожден. И если мне придется ради этого рискнуть своей жизнью — ну что же, да будет так. Я выбираю его. Я выбираю своего сына. И я возлагаю на Сейди задачу добиться того, чтобы Гаррисона в будущем передали моему папе, если возникнет такая необходимость.