После нас - хоть потом

Приходится, однако, мыть. Мало ли что могли за ночь подбросить, подсыпать, начертать, нашептать! Завистников и конкурентов у старого колдуна Ефрема Нехорошева в Баклужино хватает. Ох, хватает…

На первом этаже кто-то грохотал молотком по жести. Такое впечатление, что взламывали почтовый ящик. Глеб отжал тряпку и, выждав, пока бетон просохнет окончательно, зажёг церковную свечу и накапал воском три охранных символа. Сходил вылил грязную воду в унитаз, вымыл ведро, вернулся поправить тряпку и прикрыть дверь. Внизу всё грохотали. Для взлома - слишком долго. Видимо, ремонтируют.

Сходить заодно почту проверить?

С пятого по четвертый этаж панели были практически чисты - народ опасался Ефрема. Первое крупное порнограффити встретилось Глебу лишь через пару пролётов. А потом пошло-поехало. Шаловливые рисунки и надписи густо лепились вперемежку с неумело начертанными колдовскими знаками, призванными отпугивать тех, кто малюет на стенах, - и трудно даже сказать, что преобладало.

На промежуточной площадке Портнягин углядел между оконными рамами пустую бутылку, окурки, одноразовый шприц со сгустком крови внутри и разорванный пакетик от презерватива. В довершение картины кто-то ёрнически вывел маркером на подоконнике: «Вот что нас губит!»

Если бы только их! Чем ниже спускался ученик чародея, тем омерзительнее становилась энергетика. Стены дышали эманациями инфрафизических структур.

При появлении Глеба Калерия Леонтьевна опустила молоток и повернула к юноше лучезарно-кретиническое личико. Зря он ей тогда присоветовал освоить технику внутренней улыбки…

–  Помочь?
– спросил Портнягин, забирая у неё пассатижи. Уж больно грохот достал.

–  Ой, спасибо!
– зарделась она. Девочка этакая. Полтора на полтора.

–  Не за что… - натужно произнёс Глеб, силой выправляя погнутую жестяную дверцу. Выправил, вернул инструмент. Жертва аутотренинга восхищённо заойкала, заахала, принялась благодарить. Портнягин особо не прислушиваясь, подошёл к своему ящику. Отомкнул. Осторожно, чтобы невзначай не потревожить предназначенный специально для разносчиков рекламы крепкий сухой стебель щелбан-травы, извлёк корреспонденцию.

–  А мой-то влазень совсем остервенел!
– Внутренняя улыбка не к месту придала фразе мечтательную задумчивость.
– Как его Леночка терпит - ума не приложу…

Влазнем Калерия Леонтьевна именовала своего зятя Иннокентия, которого шибко не любила и всё пыталась развести с дочерью.

–  Так и не отсохла?
– рассеянно спросил Глеб, проглядывая адреса.

–  Ой, знаете… Вроде всё делала, как вы говорили: ущербной луны дождалась, на соль нашептала… «Чёрт с чертищей сидят на пепелище…» В солонку им подсыпала, остаток по углам разбросала. Сначала вроде помогло, а потом опять помирились! Крепко, видать, присушил…

–  Вряд ли, - равнодушно отозвался ученик колдуна, хорошо зная манеру соседки срывать консультацию на халяву.
– Отката не было?

–  Чего-чего не было?

–  Отката, - повторил Глеб.
– Ну, когда порчу снимают, она обычно возвращается на того, кто её навёл…

–  Н-нет… Не было…

–  Значит, просто не подействовало. Они у вас не атеисты оба?

–  Что вы!..

–  Тогда не знаю…

Калерия Леонтьевна пригорюнилась. В сочетании внутренней улыбкой выглядело это жутковато.

–  Чует моё сердце, Калерия сегодня припрётся, - хмуро известил Глеб, бросая корреспонденцию на стол.

–  А я тут при чём?
– лукаво молвил старый колдун Ефрем Нехорошев.
– Кто у нас по женскому полу спец?

–  Да я так, к слову… - Портнягин взглянул в окно. Зима. Утоптанную дорогу пересекал чёрный котяра с заснеженной спиной, давний соперник серо-белого Калиостро. Он явно собирался перейти двор, но не знал как. Кругом сугробы. Остановился в растерянности. Делать нечего - побежал где положено, по прокопанной тропинке, подергивая от омерзения кончиком хвоста.

– Ну, допустим, отсушу я Ленку от Кешки!
– с недоумением прикинул Глеб.
– А вдруг у них любовь? Оно мне надо - карму отягощать!

–  Кару, а не карму, - брюзгливо поправил Ефрем.
– Что ж вы все так родной язык-то не любите? Это по-ихнему возмездие - карма. А по-нашему - кара.

–  Да мне что в лоб, что по лбу!

Колдун с любопытством взглянул на широкую, слегка ссутулившуюся спину ученика.

–  А знаешь что?
– сказал он.
– Мы ей того… подслушку, а?

Спина распрямилась.

–  Точно!
– оборачиваясь, выговорил Глеб. Глаза его ожили, повеселели.

Как выяснилось, сердце чуяло недаром. Буквально через пару минут тихонько застонала, завыла приоткрываемая с опаской входная дверь, и голосок Калерии Леонтьевны осведомился деликатно:

–  Ой, можно к вам?

–  Отчего ж нельзя?
– ворчливо отозвался колдун.
– К нам завсегда можно…

Вошла, осветив комнатёнку внутренней улыбкой. Спящий на мониторе Калиостро встрепенулся, уставился - и нервно выстриг зубами воображаемую блоху. Затем нахмурил мурло и, подчёркнуто громко спрыгнув на пол, покинул помещение. Предпочёл пойти потолковать с чёрным супостатом во дворе.

–  А мы тут про тебя, Леонтьевна, балакали… - Опередив на мгновение Глеба, наставник неожиданно взял беседу на себя. Оба, и колдун, и ученик, хорошо знали, что если Калерия откроет рот первой, то остановить её потом будет сложно. Всю жизнь перескажет.
– Значит, соль на маяту ты наговаривала?

–  Наговаривала…

–  А землю на рассору?

–  И землю…

–  Иголку в косяк втыкала?

–  Втыкала…

–  И не берёт?

–  Не берёт…

Старый колдун удручённо покачал редеющими патлами, затем вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на Глеба.

–  Подешевле старался, чтоб в расход не вводить… - помявшись, объяснил тот.
– Не подслушку же соседке предлагать! Штука дорогая. Полгода настаивалась…

–  Под… чего?..
– Калерия мигом навострила уши.

–  Да это, видишь, такое зелье, - вынужден был растолковать кудесник.
– В чай плеснёшь или ещё куда… Во-от… И кто выпьет - тот услышит, что о нём думают. Только, ты учти, лить надо чуть-чуть, капель двадцать, а то оглушит. Действует, правда, недолго - до десяти досчитать не успеешь… И следующую порцию - только через сутки, не раньше! Средство сильное…

–  Ой, а зачем это мне?..

–  Да не тебе… - Колдун поморщился.
– Дочери плеснёшь. Как услышит мужнины мысли, сразу на развод подаст…

–  Ой, так откуда ж я знаю, какие у него мысли? А вдруг…

–  Леонтьевна!
– изумлённо отшатнувшись, вскричал Ефрем.
– Побойся Бога! Ты нам что о своём зяте рассказывала?..

–  Ой… - Калерия вконец растерялась.

–  Врала, что ли?..

Внутренняя улыбка увяла.

–  Ну, так прямо и скажи: врала!..

–  А-а… - Внезапно Калерию накрыло озарение.
– А самой сначала попробовать можно?

–  Глеб!
– позвал колдун.
– Отмерь ей в пузырёк двадцать капель… Или даже двадцать пять. Вернее будет… - Он снова повернулся к соседке.
– Выпьешь с чаем, послушаешь, что он там о твой дочке думает… Ну, а тогда уж сама решай: приходить тебе за добавкой, не приходить…

–  А за пробу платят?

–  Нет, - терпеливо сказал Ефрем.
– За пробу не платят. Бери пузырёк и беги, пока я добрый…

–  Ловко ты, - уважительно заметил Глеб, когда Калерия Леонтьевна, припрятывая на ходу бесплатную скляницу, торопливо исчезла за дверью.