После него
Шрифт:
— Я так и поняла, — фыркнула я, складывая руки на груди.
— Так и кто же ты ему?
Он спросил это без улыбки, настолько серьезным тоном, что я не успела придумать, что соврать и надо ли вообще врать.
— Бывшая жена.
Тимур замер.
Его ладонь крепко сжала перила ограждения.
Он медленно смерил меня взглядом — тем самым, из самолета. Очень пристальным, очень внимательным, очень измеряющим. Я бы не удивилась, что теперь он легко мог бы сказать, какого объема у меня бедра и какой размер лифчика я ношу.
— Вот как… — уронил он тяжело.
Захотелось
— Поэтому ты понимаешь, что все что произошло… — я снова попыталась вдохнуть поглубже, и снова не вышло. — …происходит между нами — странно!
— Ты даже не представляешь — насколько, — мрачно отозвался Тимур.
— Ты его начальник, а я… И он еще просил за меня, то есть, должен… — продолжала оправдываться я, пока не осознала, что он сказал: — Что? В смысле — «насколько»?
— Неважно! — он отмел мой вопрос резким взмахом руки. — У меня есть к тебе предложение, Агата.
— Что?.. Какое?
??????????????????????????Молчал Тимур недолго, но с каждым мгновением моя паника внутри разгоралась все сильнее, пока мне не показалось, что я сейчас закричу.
— Давай… — медленно сказал он, снова оглядывая меня с головы до ног, но так, будто знакомился заново. — Давай представим, что ты не знаешь, кто я. А я не знаю, кто ты. И мы незнакомцы, которые впервые встретились в этом круизе.
— Зачем?..
— Пойдем после ужина на дискотеку… — он продолжил, не ответив на вопрос. — Или послушать джаз? Ах, да, тебе не нравится джаз, в нем нет ритма. Тогда выйдем погулять с бокалами шампанского и случайно столкнемся в темноте. А дальше…
Он цокнул языком.
— И ты думаешь, я сразу запрыгну на тебя? Потому что ты такой неотразимый?
— Ну что ты… Мы же цивилизованные люди!
Что за чушь? Зачем мне играть в эту дурацкую игру, кто скажет?
Проще отказаться.
Но спустя час после ужина я в блестящем вечернем платье с разрезом до бедра иду по прогулочной палубе с бокалом шампанского в руке.
Пайетки переливаются волнами при каждом шаге, стеклярусная бахрома позвякивает легким хрустальным звоном.
На мне нет белья. Просто такое платье.
Ну, так совпало.
Тонкие каблуки туфель оставляют следы в ковролиновом покрытии палубы.
Я иду. И иду.
И иду.
Но почему-то ни с кем не сталкиваюсь.
Пока не прохожу всю палубу до самой кормы. Здесь шумно — слышен гудение моторов и плеск воды. И темно — подсветка осталась по боковым бортам.
…и кто-то вынимает у меня из руки бокал.
Кто-то обнимает за талию.
Кто-то открывает дверцу в ограждении с надписью «Вход воспрещен»
Кто-то утягивает меня за собой к спасательным шлюпкам, укрытым брезентом.
Кто-то задирает узкое платье, горячей ладонью властно скользит по коже, подхватывает под колено, вынуждая закинуть ногу на его бедро.
— Ну что, запрыгнешь на меня? — бархатно шепчет этот кто-то, и горячее дыхание касается того местечка на шее, где еще пульсирует след от его укуса. — Или мы цивилизованные люди?
13. Под звездами
В одной руке у Тимура мой бокал шампанского, другая стискивает мое бедро. Я прижимаюсь к нему плотнее и чувствую твердость в его брюках. Хочется тереться об нее, как похотливой кошке, наплевав на все приличия.
Запускаю пальцы в его волосы и приникаю к его губам, чувствуя, как начинает кружиться голова от такого знакомого вкуса.
Его рука нагло путешествует у меня под платьем, исследуя все не прикрытые трусиками нежные места. И между поцелуями я всхлипываю от нетерпеливой дрожи, жадно хватаю ртом воздух и вздрагиваю, когда его пальцы касаются нежной плоти.
Внутри меня становится влажно, а когда его палец проникает туда, преодолевая легкое сопротивление сжатых мышц, меня прошивает захватывающей дух судорогой.
Сейчас мне не нужны никакие предварительные ласки и подготовка. Сейчас мне нужно, чтобы Тимур взял меня прямо здесь. Растянул под себя, трахнул как следует, не дав ни единой мысли задержаться в голове.
Даже мысли о том, как позорно я по нему скучала, изо всех сил отгоняя это чувство, не признаваясь в нем даже самой себе. И как меня захлестывает желание и радость от того, что его руки прикасаются ко мне, от того, как резко и часто он дышит, от того, как его взгляд пронзает меня насквозь.
Я распахиваю его рубашку, обрывая с нее парочку пуговиц, со стоном провожу острыми ногтями по заросшей темными зарослями груди, еле удерживаясь от того, чтобы вонзить их в его горячую кожу, пор-р-рвать ее на кровавые полосы, впиться клыками в свежее дымящееся мясо.
Во мне клокочет безумие, я сама это понимаю, но не хочу ничего с ним делать. Прикусываю нижнюю губу Тимура до крови — и получаю в ответ такой же животный горловой рык.
Бокал с шампанским летит в сторону, с еле слышным звоном разбиваясь о палубу.
Вторая рука получает свободу — чтобы мять мою грудь под шелестящей тканью. Искать твердый сосок, выкручивать его до боли.
Я вскрикиваю и разукрашиваю его грудь десятью красными полосами.
В ответ Тимур резко задирает мое платье прямо до пояса, и уже два пальца врываются внутрь меня. Закусываю губу и пережидаю острую волну горячей дрожи, пробежавшей по всему телу.
Но мне мало его пальцев! Мое тело жаждет невыносимой наполненности, которую дает только его член. Поэтому нетерпеливыми пальцами расстегиваю его ширинку и со вздохом облегчения обхватываю упругий ствол ладонью.
Это странное чувство — будто именно такого движения, такого ощущения пульсирующей в руке горячей плоти и не хватало мне для счастья. По телу растекается тепло и спокойствие, в вены впрыскивается супердоза окситоцина.
— Трахни меня, — выдыхаю я, глядя прямо в темные, еще темнее окружающей ночи его глаза. — Трахни меня как свою…
Не договариваю, потому что Тимур запечатывает мне рот голодным хищным поцелуем. Член в моей руке становится каменно-твердым, и его хочется сжать изо всех сил, чтобы проверить, испытать эту твердость.