После немоты
Шрифт:
Не говоря уже о том, что подобная практика, по меньшей мере, неделикатна в отношении писателей-изгнанников вообще, беру на себя смелость утверждать, что это, к тому же, и не соответствует действительному положению вещей.
Нельзя, к примеру, (я беру наиболее близкую мне область - литературу) противопоставлять большому прозаику и, если хотите, поэту Александру Солженицыну сатирика и философа Александра Зиновьева, а ему, в свою очередь, романиста Виктора Некрасова и т. д. и т. п., и т. д., и т. п. У каждого из них своя партитура в том Оркестре Надежды, который исполняет сегодня вещую симфонию духовного Сопротивления в своей стране. Образно говоря, неправомерно противопоставлять дирижера скрипачу, скрипача пианисту, а пианиста всему музыкальному содружеству. Все мы делаем одно дело,
В заключение мне хотелось бы подчеркнуть, что борьба за Права Человека может и должна стать борьбой за переустройство современного общества на более справедливых началах, борьбой, объединяющей все подлинно демократические силы в мире, и русское Сопротивление всегда готово к такому взаимодействию со своими западными единомышленниками, но при одном категорическом условии, что человеческая жизнь, вне зависимости от ее социального содержания, будет высшей ценностью этой борьбы, принципиально не принимающей насилия как средства для достижения своей цели, ибо любое насилие, какими бы благородными лозунгами оно ни прикрывалось, порождает только насилие, причем еще более всеобъемлющее и гнусное.
Мы - участники движения за Права Человека во всем мире можем и должны найти принципиально новые пути для достижения своих целей в глобальном масштабе. И нельзя не согласиться с выдающимся французским поэтом Пьером Эмманюэлем, заявившем недавно на страницах газеты „Фигаро":
„Да, думать вместе. Произвести инвентарь и подвести итог. Подготовить новую идею политики, существующую по ту сторону марксизма во всех областях общественной жизни, культуры и философии. Тогда очень скоро мир увидит, что мавзолей Ленина содержит лишь застывшую мумию, перед которой президенты мира, называемого свободным, могут воздержаться от ритуальных унижений".
Воистину так!
ЗАКАТ ИЛИ ВОСХОД ЕВРОПЫ
Выступление в Мюнхене в 1979 г. на митинге, посвященном выборам в Европейский парламент
В свое время великий Достоевский уже отмечал, как дороги сердцу всякого мыслящего русского „священные камни Европы". Именно здесь в муках и крови рождались благотворные принципы демократии. Именно здесь в огне величайших испытаний двух мировых войн она, эта демократия, хоть и с огромными политическими и территориальными издержками, но все же отстояла свое право на существование перед натиском коричневого, а затем и красного тоталитаризма. Именно здесь, на крохотном клочке европейской суши, решается сейчас самый роковой вопрос современного мира: быть или не быть демократической цивилизации?
Но роль Европы в истории христианских времен не ограничивается лишь собственной территорией. Если ретроспективно взглянуть сейчас в прошлое, то нетрудно убедиться, какое огромное влияние оказала европейская культура на современный ей мир, в целом, и на Россию, в частности. Это влияние в течение веков сказывалось на всем укладе русской жизни в политике, государственном строительстве, культуре, религиозной и философской мысли. Наши музыка, литература, искусство являются продуктом европейского духа и целиком опираются на европейские традиции. Этого очевидного феномена истории не может отрицать ни один самый придирчивый русофоб или западный изоляционист.
Таким образом, находясь большей своей частью в Азии, Россия в то же время духовно принадлежит Европе, и в этом, на мой взгляд, ее роль и значение для нашего континента в целом. Символически соединив в своем лице ипостаси двух противостоящих цивилизаций, русский народ волею судеб сделался объектом борьбы между ними, и от того, какая из них - этих ипостасей - победит в нем, зависит будущее современной Европы.
Нам понятен поворот многих западных политиков к сближению с Азией, которая, по их мнению, может служить сегодня единственным противовесом смертельной угрозе, нависшей над западной демократией со стороны восточного тоталитаризма. Но, если они действительно считают себя реалистами, им необходимо отдавать себе отчет в том, что рано или поздно, может быть, даже в самой отдаленной перспективе, столкновение двух цивилизаций
неминуемо, и в том судьбоносном противоборстве, к сожалению или к счастью, но лишь от воли и мощи стоящей между ними России будет зависеть склонить чашу весов в ту или другую сторону.Как это ни парадоксально, но политически и психологически отбросив современную Россию на азиатский континент, европейцы тем самым приближают границы Азии к берегам Эльбы, то есть непосредственно к собственному своему порогу, и наоборот: признав ее частью европейского материка, они раздвигают пространство Европы до ворот Тихого океана.
Разумеется, процесс этот будет носить обоюдный характер. Прежде чем стать Европой, современная Россия должна обновиться как политически, так и духовно. Русскому народу, в свою очередь, пока не поздно, необходимо осознать, что только в тесном единстве со своими западными соседями - залог его национального и государственного существования в будущем, гарантия подлинной политической независимости, основа культурного и экономического развития.
В эволюции к такому общественному состоянию мне и представляется смысл и значение нашего демократического движения. Усилия его лучших людей - от Александра Солженицына и Андрея Сахарова до Владимира Буковского и Петра Григоренко - направлены на то, чтобы прежде всего создать в нашей стране посылки для ее освобождения от идеологического гнета, ибо, только сбросив с себя оковы тоталитарной психологии, Россия сможет на равных войти в семью европейских народов.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Трудно, если вообще возможно, предсказать, как, в каком направлении будут разворачиваться события ближайшего времени, но можно с уверенностью утверждать: только от степени объединения всех сил свободы нашего материка зависит сейчас, что нас ждет впереди - закат или новый восход Европы - Европы от Марселя до Владивостока.
ДАР ПРОЩЕНИЯ И ДОБРА
Казалось бы, что нового можно еще написать о лагерях после „Архипелага ГУЛага"? Оказывается можно и еще как! Об этом свидетельствует вторая книга воспоминаний Евгении Гинзбург „Крутой маршрут". Пожалуй, впервые в нашей, так называемой, лагерной литературе появилась вещь, излучающая подлинно пушкинский свет „милости к падшим", причем как к жертвам, так и к палачам.
Кстати сказать, она и не делит окружающий ее мир на тех и других, на черное и белое, на правых и виноватых. Для нее каждый человек, каждое явление, каждая среда заслуживают своего особого внимания, подхода, анализа.
Евгения Гинзбург никого и ничего не судит, она рассуждает. Прежде всего о том, почему это случилось, в чем истоки трагедии и где из нее выход?
С хирургической беспощадностью она исследует собственное прошлое, шаг за шагом отказываясь от иллюзий и надежд первой книги своих воспоминаний. Нет, в конце концов утверждает автор, случившееся с народом и страной не является результатом последующего искажения первоначально „светлых идеалов", стечением роковых случайностей и исторического предопределения, а исходит из сущности самой доктрины, ее энтропических целей и вытекающей из них методики, а потому, таков авторский вывод, нужно искать причины зла не в окружающих людях или обстоятельствах, но лишь в самих себе и что только осознание своей собственной, личной вины, своего собственного соучастия в общенародной беде может привести нас сначала к катарсису, затем - к возрождению.
Здесь пафос Евгении Гинзбург смыкается, так сказать конвергирует, с пафосом Александра Солженицына, призывающего нас всех к раскаянью, но в конкретном анализе людей и событий она шире, добрее, великодушнее нашего классика. В ней нет и следа порою свойственного тому манихейства. В этом Евгения Гинзбург, наверное, одна из первых, если не первая в новейшей отечественной словесности соединяет прерванную было „связь времен", христианскую традицию русской литературы, которая во все века своего существования всегда исповедовала любовь и снисхождение к человеку. Недаром роман, задуманный Львом Толстым незадолго до смерти, должен был называться „Нет в мире виноватых".