Весной 1950 года нас переселили в новый барак, ставший по счету 19-м. Отец мой работал в пожарной охране, а мать из школы перевели в сторожку лесопильной организации. Я вместе с ней ходил на дежурство. Она, как и большинство переселенцев, надевала ватник. Так керчевчане называли телогрейку. И там мне ненароком приходилось
слушать далеко не детские вещи, от которых иногда волосы становились дыбом. Мария просила мужиков не рассказывать криминальные истории и не ругать при мне представителей властей. Мужики обещали, но как, бывало, напьются, их невозможно было удержать от русской брани. Они обычно пели песни военных лет. «Песенка фронтового шофера» мне нравилась, её я запомнил на всю жизнь: Через реки, горы и долины,Сквозь пургу, огонь и чёрный дымМы вели машины., объезжая мины.,По путям-дорогам фронтовым.Эх, путь-дорожка фронтовая,Не страшна нам бомбёжка любая!А помирать нам рановато,Есть у нас ещё дома дела!А помирать нам рановато,Есть у нас ещё дома дела!Путь для нас к Берлину, между прочим,Был, друзья, не лёгок и не скор.Шли мы дни и ночи, было трудно очень,Но баранку не бросал шофёр.Эх,
путь-дорожка фронтовая,Не страшна нам бомбёжка любая!А помирать нам рановато,Есть у нас ещё дома дела!А помирать нам рановато,Есть у нас ещё дома дела!Может быть, отдельным штатским людямЭта песня малость невдомёк.Мы ж не позабудем, где мы жить ни будем,Фронтовых изъезженных дорог.Эх, путь-дорожка фронтовая,Не страшна нам бомбёжка любая!А помирать нам рановато,Есть у нас ещё дома дела!А помирать нам рановато,Есть у нас ещё дома дела!
Но однажды среди них оказался очень добрый дядя, который показал мне игрушку. Русская тройка коней с золотистым отблеском прокатилась по шершавой поверхности стола у меня на глазах. Я находился в неописуемом восторге. У меня до сих пор не было такой игрушки. Но эта тройка предназначалась совсем другому ребенку, и я всего лишь имел возможность понаблюдать, как мастер заводил игрушку и пускал её по столу.