После развода. Красное и черное

Деда и зятя Егор устроил валетом на диване в центре студии. Влада ушла спать в лоджию. Егор, как гостеприимный хозяин, ложился спать последним. Постелил себе в лоджии на полу и честно проворочался там целых пять минут. Потом так как-то само собой вышло, что они с Владой улеглись на той кушетке вместе.

И постепенно небольшая холостяцкая берлога, напоминавшая теперь лагерь беженцев, погрузилась в сон. Делами решили заниматься с утра, на свежую голову.

А утро, как это часто (или не часто - выбрать любое) бывает, принесло сюрприз.

***

Но прежде не о том.

Красное и черное

Когда Семен подогнал машину к невзрачной хибарке в частном секторе, Марианна не хотела выходить вовсе. Думала про себя: с чего это какой-то левый мужик будет лимитировать ее жизнь?

За дорогу она успела немного оклематься, ее уже не штормило так сильно. Сейчас произошедшее казалось идиотизмом. Стоило вспомнить все, и просто тянуло закрыть лицо рукой и выть от досады и злости. Так унижаться. И перед кем?!

Впрочем, плевать. Плюнуть и растереть.

Мужик остановил машину перед какими-то покосившимися воротами и повернулся к ней. Думает, она сейчас пойдет с ним? Смешно! Какой-то вышибала из вшивого бара. Урод лядский. Лузер. Отстой.

– Дай ключи, - сказала она ему.

Но он только хмуро посмотрел на нее и сказал:

– Выходи, если не хочешь сидеть здесь всю ночь.

Встал с места и пошел к воротам.

– Ты! Ключи отдай! – заорала она ему вслед.

Но тот даже не обернулся, преспокойно стал возиться с замком на калитке.

Все это: жалкий забор, облезлые ворота, заросшая сорняками глушь, все неожиданно напомнило Марианне дыру, в которой она жила когда-то в детстве. Злость и дикий протест взвились в душе горячей волной.

– Ну, погоди, урод! – выругалась она сквозь зубы. – Сейчас твою хату тут накроют!

Быстро вытащила из сумки телефон и стала судорожно тыкать на иконки. Но связи не было. Ни одной палочки. Она просто взвыла от злости.

А этот тип обернулся к ней:

– Идешь?

– Пошел ты! – взорвалась Марианна.

– Как знаешь. Не загонишь машину во двор, - он не спеша огляделся и скучно произнес: – Тут полно деклассированных элементов. Не удивляйся потом, что тебе гвоздем разрисуют капот. Выходи, если поняла.

– Гад! Какой же ты гад! – теперь она просто вылетела из машины, хлопнув дверью.

– Иди, открывай ворота, - проговорил мужчина, хмуро глядя на нее.

Ее от злости просто трясло. Проклятые ржавые ворота, проклятая грязь, облупившаяся краска, проклятый засов! Она перепачкалась и сломала ноготь, пока, ругаясь на чем свет стоит, открыла сначала одну, потом другую тяжелую створку. После этого он загнал машину во двор. Вышел, обронив ей:

– Закрой ворота.

Она снова взвыла в голос от злости и все равно услышала, как пискнула сигнализация. Значит, этот тип, пока она боролась с тяжелыми створками, успел запереть машину?!

Так и есть, он пошел к крыльцу. А ей… Даже в машину не попасть! Не ночевать же на улице?!

Но когда она смотрела на покосившиеся деревянные ступени крыльца, ей становилось плохо. Она просто не могла войти в этот дом. Это было все равно что вернуться в свое кошмарное детство! Она же поклялась, что никогда больше ЭТОГО не будет в ее жизни!

– Нет, - Марианна, как в трансе, покачала головой. – Я туда не пойду.

Ужас и отвращение.

– Заходи, не стой, - проговорил Семен. – На улице змей полно и бродячие собаки ходят.

В кустах, которыми зарос запушенный двор, как раз послышался шорох. Остаться на улице ночью – немыслимо. Но как же трудно было принудить себя подняться на крыльцо, ей приходилось заставлять себя через силу. А чего стоило переступить порог…

Но, как только вошла, все обрушилось на нее разом отвратными тошными воспоминаниями. Марианна больше не могла сдерживаться, стала задыхаться, потекли бессильные злые слезы. А этот доморощенный гуру еще сказал:

– Нужно преодолеть свой главный страх.

– Да что ты понимаешь, урод!!! – орала она.

Как она кричала... Ругалась матом и рыдала в голос, кидалась на него с кулаками. Ему было пофигу, вышибала же. А ее накрыло истерикой. Потом уже, спустя час, когда все схлынуло, она охрипшая и полумертвая сидела, закрыв лицо ладонью.

Опустошение дикое.

– Не смотри на меня, - выдавила с трудом. – Я страшная.

Он ходил по дому, словно ничего не произошло, что-то делал, пахло едой. Взглянул на нее мельком и проговорил:

– Знаешь, сколько я вас таких видел? Обосранных, обоссанных, в соплях и дерьме тут ползали. И ничего. А ты красивая и сильная.

У нее вырвался жалкий смешок. Конечно, конечно, бл*** Все мужики одним миром мазаны. Хотела сказать: «Выкуси, я с тобой не буду спать ни за какие деньги», но мужчина уже отвернулся, бросив через плечо:

– Если любишь себя, выберешься.

И еще добавил:

– Умойся, поешь и можешь лечь на диване.

А сам ушел в другую комнату.

***

А она осталась в этом…

Есть не хотелось, она прилегла на продавленный диван, прикрытый какой-то тряпкой. Ее бы давно уже от отвращения трясло, если бы не нахлынувшее оцепенение. Только в голове вяло ворочались мысли.

Наверное, это и есть дно.

Но когда падать дальше некуда, остается только путь наверх. Ничего, ничего, - сказала она себе, она сильная, выберется. Чего-чего, а любви к себе у нее предостаточно. Вот с завтрашнего утра и начнет.

Завтра с утра этот тип уже стоял у нее над душой. Смотрел, как патологоанатом. А она только проснулась и хорошо представляла себе, как выглядит.

– Что смотришь? Урод, - процедила сквозь зубы.

И перевернулась на диване, уткнувшись носом в ту саму линялую тряпку. Теперь нищета вокруг уже не казалась чем-то ужасным, в жизни есть вещи куда страшнее.

Молчание.

Она не выдержала, развернулась, подскакивая на диване:

– Что ты молчишь?! Отойди! Мне надо в уборную!

Он спокойно отодвинулся, пропуская ее, и проговорил:

– Пришла в себя? Хорошо. Сегодня пойдем навещать твоего сына.

– Что? – она похолодела.