Последнее лето ярла Ульфа

И потому ей никогда не сравниться с Гудрун. С той, с которой у меня не битва, а близость. Единение.

Но Заре я этого не скажу никогда. И не скажу, что именно Гудрун убедила меня: Зарю мне надо взять с собой. И аргумент привела неотразимый: в походе рядом со мной должна быть женщина, которой я всецело доверяю. И за жизнь которой не беспокоюсь. Пусть враги мои беспокоятся, что она рядом со мной.

Глава девятая. Плохие новости

Двадцать два корабля. Четырнадцать, которые привел Сутулый, и шесть моих. Три драккара: «Северный змей», «Клык Фреки» и «Любимчик ветра». Было бы четыре, но на «Черную чайку» мне не хватило гребцов. Два кнорра, тоже моих, набитых под завязку английской добычей, и три союзных, сёлундских, снаряженных моим соседом и союзником Кольгримом со товарищи. На самом крупном Кольгрим присутствовал лично. Рискнул. Хотя с таким прикрытием пиратов можно не бояться. Пусть они нас боятся.

Двадцать два корабля. Когда мы вошли в устье Нево, нас никто не встретил. Где-то вдалеке мелькнул парус и тут же пропал. И до самой Ладоги — никого. Даже на стоянках. Несколько селений, в которых я рассчитывал разжиться провиантом, опустели. Даже кур не осталось. Неприятно. Не то чтобы у нас был дефицит еды. Лето же. Рыба, птицы, дичь покрупнее, бесстрашно выходившая попить водички и гибнущая от наших стрел. Но хотелось разноообразия. Каши, например. Или медовухи. Так-то я ее не очень любил, но соскучился.

Я даже предложил Скульду накрыть чем-нибудь носовые фигуры и поднять белые щиты. Мол, мы идем с миром. Но Сутулый отказался. Ему нравилось, когда его боятся.

И его боялись. На Ладоге в это время обычно много корабликов. Это ведь серьезная транспортная артерия. Но мы распугали всех. Даже не столько мы, сколько слух о нас. Тысячная армия викингов кого угодно напугает.

Так и дошли до Волхова, где наконец-то вступили в контакт с местным руководством. И это был не кто-нибудь, а мой добрый знакомый, самый ближний Гостомыслов боярин Бобр. Помахал с берега ивовой веткой, приглашая к общению.

Как же он обрадовался, увидев меня! Я бы на его месте тоже обрадовался, узнав, что армадой командует не кровожадный нурманский конунг, а друг.

Ну да. Я продавил-таки право вести переговоры и решать, когда и кого убивать. Скульд высился за моей спиной мрачным олицетворением Тюра. Только с двумя руками, а не с одной[3].

Я его представил. Уважаемым ярлом еще более уважаемого конунга Сигурда Рагнарсона.

О Змееглазом в Ладоге слышали. А боярин Бобр был достаточно умным, чтобы сообразить: требовать что-то, даже простое обещание не убивать, от такого, как Сутулый, — рискованно. Да, я друг. И вроде как старший в команде. Во всяком случае, я сумел продавить этот пост. Формально. Однако Скульд уже показал, что починяться будет только тогда, когда наши мнения совпадают. Отказ от белых щитов тому пример.

Но Бобр, как я уже отметил, был мужем умным и на мой вопрос, примет ли нас Ладога как гостей, ответил позитивно. И даже взошел со мной на «Клык Фреки», чтобы лично сопровождать. Взошел один, оставив на берегу своих бойцов. И правильно. Я сумею его защитить уж точно не хуже, чем три десятка ладожских дружинников.

— Я иду первым! — заявил я Скульду. И демонстративно велел накрыть холстом волчью голову, украшавшую нос моего драккара.

Сутулый кивнул. Хотя сам моему примеру не последовал. Его флагман по-прежнему скалился красной змеиной головой.

Никого не убили.

Может быть, потому что в Ладоге мы задержались ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы обойти пороги. Тут нас, разумеется, поставили в начало очереди. Никто из «очередников» не возражал, включая капитанов двух свейских кнорров.

Гостомысл распорядился снабдить нас всем необходимым и оказать максимальную помощь.

Мое личное подворье, подаренное когда-то Гостомыслом, пребывало в порядке. Быська растолстела, то есть по местным меркам стала еще более красивой. Но замуж так и не вышла. И даже никого не родила. Но хозяйство вела исправно и с прибылью, которая и была мне немедленно вручена. Вместе с ключами от закромов, содержимое которых было большей частью перегружено на мои корабли, а меньшей отправлено в котлы моих поваров.

А вот с жилплощадью возникла проблема. Вместить мой теперешний хирд подворье уже не могло. Выручил Бобр, выделив дополнительные площади на собственной земле.

А вот с бойцами Скульда оказалось посложнее. Чтобы разместить такую ораву, пришлось бы половину Ладоги выселить. Но Скульд «вошел в положение» и согласился разместить хирд на открытом воздухе. Главное, чтобы с питанием проблем не было.

Я, как уже заведено, выступал посредником между Скульдом и ладожским князем. Последний не испытывал радости от того, что приходится снабжать и кормить прожорливую толпу викингов, но кто его спрашивал? Уж точно не Скульд-ярл.

Все эти согласования и сглаживания трений требовали столько времени, что собственным хирдом заниматься мне было некогда, так что эту задачу приняли на могучие плечи Оспак и Витмид.

Медвежонок, которому, как второму в списке лидеров, следовало принять на себя груз руководства, от работы улизнул. Скорешился с Бирниром Бесстрашным и бездельничал, сокращая запасы ладожского спиртного. И берсерки Бирнира бухали вместе с ними, что меня здорово напрягало.

А еще больше проблем мог бы создать Сутулый, решивший провести массовый допрос ладожских граждан на предмет пропавшего Сигурдова драккара. Если бы…

Если бы он не попросил у меня Вихорька в качестве переводчика, а сам процесс не поручил одному из своих хёвдингов побашковитее.

Хёвдинг был действительно неглуп, неплохой физиономист и видом весьма грозен. Проводи он опрос самостоятельно, кто-то из ладожан непременно проговорился бы, поскольку «Слейпнир пенногривый» был здесь частым гостем. Вот только словенского хёвдинг не разумел и вынужденно полагался на моего сына, даже не предполагая, что сын сёлундского ярла может играть на стороне противника.

В общем, никто из опрошенных, а таких было не меньше сотни, «Слейпнира» по описанию не признал. Не удивительно. Кто бы догадался, что за портретом каурой кобылы, который представлял опрашиваемым Виги, скрывается белый в яблоках жеребец?

Так что с этой стороны все было более-менее ровно.

Разговор с Гостомыслом тоже добавил информации. Князь, естественно, был в курсе всех нынешних раскладов и охотно поделился ими со мной.

У варягов все обстояло прекрасно. И в Белозере, и в приморье, и в землях, которые контролировал мой тесть Трувор. Жнец, как и следовало ожидать, на попе ровно не сидел, а последовательно брал в вассальную зависимость прилегающие к Изборцу территории. В частности, посадил своего представителя на плесковский стол. И присматривался к южным направлениям.

Но тут у него был очень сильный конкурент. Рюрик. Бывший секонунг данов не только взял под контроль, прямой или косвенный, весь водный путь из Балтики в Киев, но и примучил изрядное количество словенских и не только местных племен. Причем не столько силой, сколько хитрой дипломатией.

Но сила у него тоже была немалая. Гостомысл полагал: у Рюрика сильнейшая в здешних местах дружина. И случись ему сойтись в битве со Скульдом, не факт, что тот пересилил бы.

Но, полагал Гостомысл, битвы не случится. Рюрик не допустит. Зачем ему? Скорее уж, выйдет так, что он перетянет данов под свое соколиное крылышко.