Последнее лето ярла Ульфа

Щедрое предложение. Особенно от человека, который к Новгороду — никаким боком. Но никто из новгородских его не оспорил. Кто-то не знал языка викингов, кого-то, как Любора, предупредили отдельно: помалкивай.

Скульд опешил. Он уж точно не ждал, что его на княжение позовут. И мне показалось, он даже призадумался на секунду. Не принять ли?

Но я его уже немного знал. Сутулый не из тех, кто оберегает мирный люд от грабителей. Он сам грабитель. Может быть, когда-нибудь, лет через пятнадцать, он на такое и согласится. Но не сегодня. Сегодня ему надо как-то отреагировать. И как, если на вопрос: «Хотите, чтобы я ушел?», тебе отвечают: «Оставайся, дорогой! Это замечательно!»

— Хорошо, восемьсот марок! — нашелся Скульд.

— Тысяча! Ежегодно. Каждую осень после сбора урожая. И кормление каждую седмицу. Зерно. Мясо. Пиво! По бочонку на каждого!

О да. Легко предлагать, когда не собираешься платить.

Скульд оглянулся на своих вождей: кормчих, хольдов…

Некоторых предложение заинтересовало. И они не стали этого скрывать. Когда мы с Рулавом обсуждали линию будущих переговоров, этот аспект тоже учитывался. Каждый викинг знает: слава — это хорошо. Но со временем многие начинают исповедовать истину, изложенную в более поздние времена замечательным писателем Сэмюэлем Клеменсом: «Если слава придет с деньгами, пусть придет слава. Если слава придет без денег, пусть придут деньги».

Сутулому надо было срочно сказать что-то вдохновляющее, пока его хирдманы не сформировали единое мнение.

— Не интересно! — бросил он надменно. — Нас ждут английские земли, возделанные, полные послушных трэлей. Зачем нам этот городишко среди диких лесов?

— Значит, мы зря собрались? — Рулав изобразил разочарование. — Ты уйдешь?

— Конечно, я уйду! — раздраженно бросил Скульд. Потом все же уточнил: — Хочешь сказать, что вы пришли сюда не для того, чтобы драться?

— Драться? — Рулав столь же успешно изобразил удивление. — Зачем? За что?

— Он думает, — вступил в игру я, — что ты новгородец.

Рулав засмеялся, расправил усы.

— Я варяг, — сказал он. — Воевода конунга Изборск-гарда. А здесь я… Так, мимо шел. А вот он, — жест в сторону Ставка, — из гарда Плесков. Только ты туда и захочешь — не доберешься. Разве что любишь корабли на себе носить.

— И много таскать? — заинтересовался Скульд.

— Тысячу двойных шагов примерно. Только обычных, а не тех, что делаешь, когда драккар волоком тащишь.

Я знал, что, в принципе, добраться до Плескова можно и попроще, но спорить не стал. Зачем?

— А вот он, — кивок на богатого огнищанина Добрана, — он вроде здешний, новгородский. Одаль у него в здешних лесах. А в гард он торговать приходит и с того долю власти здешней платит. Но не думай, что он против того, чтобы ты эти власти проредил. Не будет их — и платить некому. А торг всяко останется. Ну что, берешь Хольмгард под руку или отказываешься?

Молодец варяг. Все выдал как по-писаному. Я бы и сам лучше не сделал.

— Да ну… — Скульд махнул рукой. — Ты мне вот что скажи: знаешь конунга Хрёрека Сокола?

Внезапно получилось. Но Рулав и тут не сплоховал.

— Знаю. К франкам с ним ходил. Только здесь его иначе зовут: князь Рюрик.

Последние слова Рулав произнес медленно, почти по слогам.

Об этом мы с ним тоже договорились. Какой смысл скрывать то, что уже известно? А доверия к Рулаву сразу прибавится.

— А где он сейчас? — невзначай поинтересовался Скульд. Очень невзначай. Даже глядел в сторону.

— На юг ушел. С малым хирдом, — не моргнув глазом, сообщил Рулав.

— А насколько этот хирд мал?

Рулав изобразил задумчивость:

— Сотен пять-шесть, думаю. Его люди сейчас в основном по гардам сидят, вот таким, как этот. Путь к романам держат. Так-то у него сейчас много воинов. Тысяч пять, наверное. И кораблей за сотню. Но не такие, как твои. Таких мало. Может, десятка два. И люди тоже разные. Иных и дренгами не назовешь, но есть и такие, что мне не уступят.

— Судя по здешним, я бы так не сказал, — выдал брезгливую гримасу Скульд.

Ожидаемо. Так что эту подачу мы тоже предусмотрели.

— Так здесь не Хрёрековы люди были, а Турбоя. Турбой ему поклялся служить и служил. Со своим хирдом. А прежде он другому конунгу служил, а вот он, — Рулав показал на меня, — конунга этого прибил позорно.

— Позорно? — удивился Сутулый. — Почему?

— Жену мою похитил, — честно ответил я.

— У моего брата такие жены, что их все время украсть норовят! — захохотал Медвежонок. — Ульф похитителей потом ловит и казнит. Если успевает! — И снова заржал.

— А если не успевает? — спросил Скульд.

— Тогда жены сами справляются. Старшая, к примеру, сконского ярла не из последних мечом убила. Моя сестра, кстати. Ты ее тоже видел.

— Баба? Мечом? Быть не может! — воскликнул кто-то из хольдов Сутулого. — Там, небось, еще кто-то был!

— Был, — охотно согласился Свартхёвди. — С ярлом два хускарла. Одного, правда, Стюрмир прикончил, но он попозже подоспел. Ярл к этому времени уже к Одину отправился. Ну да не мне об этом рассказывать. Это к нашему скальду тебе надо. Тьёдар тебе эту сагу споет, если хорошо попросишь. К примеру, за столом богатым, под доброе пиво.

— Не тот ли это Тьёдар, что Сагу о Волке и Медведе сочинил? — уточнил кто-то.

— Тот самый. А сага эта — о нас с братом! — Медвежонок аж бороду задрал от чувства собственной важности. — Но тогда мы вовремя успели. Не пришлось моей сестрице мужскую работу делать.

Зашумели храбрые викинги. Даже вопрос о том, кто будет править Новгородом, на второй план отошел. Ну да. Пожрать, выпить и послушать славную историю — это у нас в приоритете.

Скульд же напоминать своим о цели этой встречи не стал. То, что идея осесть в здешнем торговом узле — гарде понравилась многим его людям, ярл не забыл. Но сам к такому повороту судьбы готов не был. Задумался, конечно…

Но, взвесив плюсы и минусы, отказался.

Тем не менее официальные переговоры были прерваны, так и не завершившись.

И продолжились неофициально уже за столом, накрытым от щедрот новгородского общества. И под пивко стороны окончательно договорились. Скульд уходит из города. Вместе со всем награб… В общем, со всем, что у него есть, и с запасом провизии. Солидным запасом. Недели на две автономного плавания.

А еще с ним ухожу я. С хирдом, разумеется. Но уже без «прицепа» в виде Кольгрима. Наш сосед отправлялся домой. Решил, что с него хватит. Я не отговаривал. Если, вернувшись, он продаст меха германским купцам, то заработает впятеро против вложенного. Так что мы квиты. Он помог моей семье выжить, я помог ему, и без того не бедному, стать охренительно богатым. Пусть уплывает.