Последнее лето ярла Ульфа

— Ты больше не с Рюриком? — на всякий случай уточнил я, потому что заполучить в хирд Измора — это было бы круто.

— Разошлись, — кратко ответил загадочный человек Стег Измор.

По интонации становилось ясно: Рюрик и его кинул.

Не кинул, ответил Стег на прямо поставленный вопрос. Что обещал — сделал.

А остальное…

Так он и не обещал.

Это Стег думал, что Рюрик обещал. А самом деле хитровывернутый князь только создал иллюзию обещания. Здесь намекнул, там надежду подкинул. В итоге оказалось, что слова сказано не было. И никто никому не должен.

Но у Стега на Рюрика обиды нет. Тот его поддержал, снаряжением обеспечил, деньгами кое-какими. Стег же все это честно отслужил. И так же честно ушел, когда понял, что в его личных делах на Рюрика рассчитывать не стоит. Намеками колчан не наполнишь.

— Хочешь, чтобы я стал твоим? — напрямик спросил Стег.

— Хочу, — я тоже не стал юлить.

— Помоги мне, и мой меч станет твоим.

Такому, как Стег, просить трудно. А он сейчас даже не просит — умоляет.

— Нет, — я покачал головой.

— Ты отказываешь? — Как легко, оказывается, мольба может обратиться в гнев.

— Я не стану покупать твой меч, Стег. У таких, как мы с тобой, верность не продается. Я помогу тебе без всяких условий. Попробую помочь, потому что не знаю, смогу ли. А дальше сам решай, с кем ты будешь. Принято?

— Принято, — Стег поклонился. Ниже, чем требовалось. Уважение, оно у таких, как мы, обоюдное.

— Тогда рассказывай…

[1] Напомню, что поездами изначально называлась любая последовательность транспортных средств: повозок, саней или судов.

Глава 28

Глава двадцать восьмая. Хорошо выдержанная месть

Славный своим удачным географическим положением град Чернигов тоже стоял на холме. Точнее, на нескольких холмах. Удачным же его расположение считалось потому, что располагался он на высоком правом берегу реки Десны, как раз в том месте, где в нее впадала еще одна речка поменьше[1]. Площадь стольный град Чернигов занимал немалую и укрепления тоже имел вполне приличные. Точно не хуже киевских.

Но Чернигов-град как таковой нас не интересовал. Те, с кого предстояло спросить за геноцид Стегова рода, жили от города наособицу. И у них имелся свой укрепрайон. Тоже на берегу Десны, но вне основного города. Такая родовая твердыня была в Чернигове не единственной. Некоторые даже внутри городских стен располагались. Причины для подобной автономии были самые прозаические. В черниговском княжестве были представлены разные племенные союзы. И ладили они не лучше, чем, скажем, псковичи с эстами. То есть сосуществовали, мечтая о том, чтобы это сосуществование закончилось. Исчезновением соседа как этноса.

Что, собственно, и произошло с родом Стега, который в те времена еще не носил варяжских усов и звался не Стегом Измором, а иначе и был вторым сыном боярина Видбора, в прошлом княжьего воеводы и первого кандидата в княжьи тести.

К сожалению, кроме первого, был еще и второй кандидат, которого текущий расклад не устраивал. И, выбрав подходящий момент, этот нехороший человек решил изменить радикально приоритеты. То есть упразднить конкурента. Подходящим же моментом, как он решил, будет именно праздник. Хороший большой праздник, который способен существенно снизить боевые качества противника.

Идея далеко не новая, но оттого не менее эффективная.

Вспоминая об этом, Измор скрежетал зубами так, что даже лошади шарахались. И я его понимал. Сволочуга сумел выбрать правильное время. Вступление третьего сына боярина Видбора в мужской возраст. Пять лет. Именно в пять лет будущий воин должен был выбраться из-под юбки матери и вдеть ногу в стремя. То есть перебраться из женской половины дома в мужскую.

Род у папы тогда еще не Измора был многочисленный, богатый, и праздник длился не один день, а целых три. Мог бы и дольше, но коварный соперник под покровом ночи напал на конкурентов, в связи с обильными возлияниями утративших бдительность, и вырезал всех празднующих, включая женщин и детей мужского пола, включая пятилетнего юбиляра. Причем напал не собственными силами, а привлек к резне проходивших мимо Чернигова нурманов.

Измор под раздачу не попал, потому что в возрасте шестнадцати лет был отправлен родителем в гости к материнской родне, хузарской, кстати: нарабатывать боевую мощь.

Эта самая родня и уговорила Стега не возвращаться. Дабы не последовать за отцом и братьями. Помочь ему родичи не захотели. Сочли неинтересным. Зато дали совет: с местью не торопиться, подрасти чуток, поднять боевые навыки и двигать на службу к ромеями. Почему к ромеям, а не, скажем, к тем же хузарам? Да потому что те и платили больше, и плевать им было, что ты язычник. Главное, чтоб хороший боец и без связей в империи.

А вот у хузар иноверцу и чужаку карьеры не сделать. Даже мне с моей золотой байсой.

Хотя байсу Стег тоже оценил. Сказал, что с ней любой хузарин до полутысячника включительно меня не только убивать не станет, но примет со всем уважением, накормит, спать уложит и при необходимости даже охрану обеспечит. Мне и моим людям. Но только охрану. Привлечь хузарский контингент для собственных операций я не смогу. Потому что на байсе ясно написано: я не хузарин, а всего лишь лицо, отмеченное личным расположением тархана.

Читать по-хузарски Стег умел с пятого на десятое, но все же разобрал, что байса выводила меня из-под юрисдикции хузарских чиновников и командиров среднего ранга и всех хузарских союзников и подданных, независимо от их статуса. То есть пожелай киевский князь и хакан Аскольд привлечь меня к суду, ответил бы перед тарханом лично. Кстати, нахального угорского хана Ксабы это тоже касалось.

В общем, полезная вещица. Но не спасение от всех бед, потому что тем же печенегам начхать на предписание тархана. Носителя байсы убьют, саму пластинку переплавят, и нет проблем. Степь большая, все спрячет.

Но к истории Стега, тогда еще не Измора.

На хузарскую родню он тогда крепко обиделся, но совету внял. Два года нарабатывал боевой опыт в степных заварушках, а потом отправился в Византию.

Там он честно отслужил несколько лет в императорской гвардии, обзавелся друзьями… И недругами. Из числа тех самых нурманов, которые убивали родичей.

Причем нурманы эти, числом четверо, даже и не подозревали, что дружелюбный варанг-десятник — их кровник. Они не узнали бы его, даже не смени он имя. Для викингов геноцид рода боярина Видбора был пусть и доходным, но вполне рядовым деянием.