Последнее лето ярла Ульфа

— Товары у меня, — сообщил я то, что Аскольду и без того было известно, — для северных рынков. Надо доставить.

— У тебя пять кораблей. — сказал Аскольд. — Из них три — боевые. Для сопровождения кнорров хватило бы и одного.

— Ты не знаешь наши воды, — возразил я. — Кое-где и трех драккаров мало, чтобы внушить уважение.

— И все же не торопись уходить, — с нажимом посоветовал киевский князь. — Погости у меня седмицу-другую. Погляди, как у нас живут. Твои люди будут кормиться вместе с моими. Место тебе — за моим столом.

— А моему брату? — задал я провокационный вопрос.

Аскольд пошевелил челюстью, будто что-то жевал… Пожевал и проглотил.

— И твоему брату, — сказал он. — Такому славному воину в моем тереме всегда рады.

Ага. Читай между словами: в собственно Киеве Свартхёвди Сваресону рады не будут.

Что ж, тем хуже… для Киева.

— На седмицу… пожалуй, — согласился я.

Полезные связи в этой условной столице пока что не народившейся Руси мне точно не помешают. Да и не только в Киеве. Здесь ведь имеются представительства и других держав. Византии, например. И Хузарии. Обязательно Хузарии.

[1] Если верить Саге об Инглингах, то Ингве, также называемый Фрейром, был земной «заготовкой» будущего бога плодородия Фрейра. И как водится для бога его профиля, стал родоначальником рода имени себя. Не берусь судить, насколько верна информация, с которой нас познакомил великий Снорри Стурлусон, но то, что множество скандинавских конунгов и прочих благородных мужей гордились причастностью к этому роду

—

— установленный факт.

[2] Корсуни (именительный падеж!), Корсунь

—

— словенское произношение названия Херсона-Херсонеса.

Главы 24 и 25

Глава двадцать четвертая. О политике и прелюбодеянии

— Так что, князь Аскольд действительно платит им дань?

С моим собеседником, боярином Фроди, природным свеем и киевлянином во втором поколении, уже привыкшим к тому, что местные зовут его Фрудей, меня познакомили мои свеи, Вилмар и Торнюр. Братья Варгдропи приходились боярину четвероюродными племянниками. То есть довольно близкой родней по здешним меркам. Но расположением боярина я был обязан не этому родству, а тому, что я был ярлом кирьялов. Боярин углядел в этом отличную возможность нажиться.

Я был не против. Тем более что торговал Фроди не с кем-нибудь, а с хузарами. Хвастался, что ему доверяет сам набольший бек, второй человек после великого хакана. И когда в Киев приезжает представительство Итиля, то кто-нибудь из знати непременно останавливается у Фроди на подворье. Большое уважение. Которое еще увеличилось бы, прими боярин иудейскую веру. Но на этот радикальный шаг Фроди пока не решался.

— Конечно, платит! — подтвердил боярин. — Не скажу, что большую, и берут ее хузары в основном зерном, но…

— Но Аскольду это не нравится.

— Ясно, что не нравится. Какой ты конунг, если платишь дань.

— А что о Рюрике скажешь? — спросил я, дегустируя боярское пиво и покосившись на Зарю, которая о чем-то весело болтала с боярской младшей женой, румяной девчонкой примерно ее возраста.

— О Рюрике ты скажи, — свей-киевлянин подлил мне пива. — Ты с ним в вики ходил. И… ходишь?

— Ходил, — признал я. — А теперь… Теперь я с ним, бывает, но сам по себе. Веры ему больше нет.

— Вот это верно! — обрадовался боярин. — Нет ему веры. Аскольд зря в его сторону косится. Под хузарами ему лучше. Великий хакан далеко. Киев ему только данником и нужен. Зерна немного возьмет, и всей печали. А Рюрик, он загребущий. Вон Дир уже с ним надружился. Из Смоленска к нам прибежал. Теперь, думаю, и у Аскольда к Рюрику веры поубавится.

Какой-то он наивный для боярина, этот Фроди-Фрудя. Какая может быть вера у одного конунга в другого? Смешно. Хотя нет, может. В принципе. Вот братья Рагнарсоны друг другу доверяют. Хотя… Полное доверие друг к другу у них было, когда папа Рагнар был жив. А сейчас — не факт.

— Ночуй у меня, Ульф-ярл, — вдруг предложил Фроди. — Приму не хуже, чем хузарского бека!

Неожиданное предложение. Непонятное. Но угрозы от боярина я не чувствовал. Так что…

— Пожалуй, — согласился я. — Пиво у тебя доброе, беседа с тобой радует ум и сердце.

И спать в доме на холме поприятней, чем на палубе, и уединение какое-никакое. А у меня Заря не… В общем, есть у меня кое-какие планы на ночь.

— Как и с тобой, ярл, как и с тобой, — боярин важно кивнул седеющей головой. — В своих покоях тебе постелю, ярл. Мой дом — твой дом.

Пока мы беседовали, боярин основательно набрался. Настолько, что из-за стола выбирался с помощью аж двух холопов. Ну так и весил он — как Стюрмир в полном боевом.

Меня тоже сопроводили в спаленку. Девка. Но только до входа. Понятно, по ту сторону дверей — моя жена. И она вряд ли обрадуется, если…

Эх! Плохо я знал свою боевую подругу.

— Это еще что? — изумился я, обнаружив в предоставленной нам с Зарей спальне постороннее тельце.

Ну как тельце. Вполне себе качественное и юное тело с немного испуганной мордочкой и такими знакомыми глазенками.

По глазенкам я ее, собственно, и узнал. По здешним традициям, которыми проникся и киевский свей Фроди, замужняя женщина должна была быть задрапирована так плотно, что только личико и оставалось снаружи. Но глазки, щечки с носиком и очаровательный пухлый ротик безусловно принадлежали младшей жене гостеприимного боярина.

«Мой дом — твой дом, моя жена — твоя…»

Стоп. Вообще-то у меня жена с собой, и она сейчас стоит рядом.

Я не трус, но я реально испугался. Если Зара прибьет малышку… Как там ее зовут? В общем, если она ее прибьет, то последствия будут самые нехорошие.

Я оглянулся и облегченно выдохнул.

Заря убивать не собиралась. Ее пояс уже лежал на полу поверх покрывала, и сейчас моя супруга поспешно избавлялась от длинного платья византийского покроя, которое надела поверх своего обычного костюма приличий ради.

Я перевел взгляд на девушку, занявшую наше ложе.

Та лежала неподвижно, плотно сжав белые ножки и зажмурившись.

— Мира тебя боится, — сообщила мне Заря, усаживаясь на пол, чтобы стянуть сапоги. — Она не знает, что ты нежный. Ты почему не раздеваешься? Хочешь на нас посмотреть? Кто лучше?

— Ты! — мгновенно ответил я.

И это чистая правда.

…Смуглые пальцы Зари, тонкие цепкие пальцы лучницы на животике Миры, снежно-белом даже в красноватом свете изложницы. Пальцы Зари… они были такими… настоящими. Вспомнилось вдруг, как я учил ее правильному хвату рукояти… И не только ему.