Последнее письмо от твоего любимого

Наверное, потому, что для меня эта история уже закончилась, думает Элли.

В университете она почувствовала запах новой жизни вдали от городка, где прошла ее юность, вдали от Клайва, Барри, субботних вечеров в единственном в городе пабе, вдали от жизни, где все знают не только как тебя зовут, но и как ты училась в школе, чем занимаются твои родители, и прекрасно помнят твое выступление с хором, когда у тебя упала юбка. Создать себя заново можно только вдали от дома. Навещая своих родителей, Элли до сих пор чувствует себя неловко в городке, где личная жизнь каждого является достоянием общественности.

Интересно, что сейчас поделывает Клайв, думает она, допивая чай. Наверное, женился, возможно, удачно, ведь у него всегда был легкий характер. Завел пару детей и каждую неделю с нетерпением ждет субботы, чтобы пойти в паб с бывшими одноклассниками.

Да, парни вроде Клайва обычно писем не пишут, только шлют эсэмэски. Договорились, малышка?

«А я смогла бы бросить парня по телефону?» — спрашивает себя Элли.

Она сидит совершенно неподвижно. Смотрит на пустую кровать, старые письма раскиданы по покрывалу. После ночи, проведенной с Рори, она ни разу не перечитывала письма Дженнифер. Они странным образом напоминают ей о его голосе. Какое у него было лицо там, в метро. «Ты могла бы просто сказать „нет“». Элли вспоминает лицо Мелиссы, стараясь не думать о том, что, возможно, ей придется вернуться к старой жизни. Она может оказаться неудачницей. Настоящей неудачницей. Элли кажется, что она стоит на краю пропасти. Грядут перемены.

И тут раздается сигнал мобильного. Элли тянется за ним через кровать, почти ложась на стопку рисовальной бумаги.

Не отвечаешь?

Она с удивлением смотрит на экран и набирает:

Прости. Думала, ты не хочешь, чтобы я тебе писала.

Все изменилось. Можешь говорить все, что хочешь.

Она шепотом произносит эти слова вслух, не осмеливаясь поверить своим глазам. Так обычно бывает только в комедийных мелодрамах. Неужели, вопреки мрачным прогнозам всех ее друзей, эта ситуация все-таки разрешится? Элли представляет, как сидит в кафе с Ники и Коринн и рассказывает им: «Ну да, конечно, он переедет ко мне. Потом подыщем квартирку побольше. Дети будут приезжать к нам на выходные два раза в месяц». Она представляет себе, как Джон возвращается домой по вечерам, бросает сумку на пол, обнимает ее и целует прямо в коридоре. Это все так невероятно, что у Элли голова кругом идет. «А я действительно этого хочу? — думает она и тут же принимается ругать себя за нерешительность. — Ну конечно же хочу. Иначе я бы не любила его так долго».

Можешь говорить все, что хочешь.

Держи себя в руках, Элли, уговаривает она себя. Дело еще не в шляпе. Вспомни, сколько раз он тебя разочаровывал. Повертев в руках телефон, она нерешительно набирает:

Обязательно, но не по телефону. Рада, что мы наконец поговорим.

Немного помедлив, Элли пишет дальше:

У меня все это как-то в голове не укладывается. Но я тоже по тебе скучала. Позвони, как вернешься. Цел. Э.

Она уже собирается положить телефон на тумбочку, как приходит еще одно сообщение.

А ты меня любишь?

У нее перехватывает дыхание.

Да!

Она, не задумываясь, отправляет последнее сообщение, ждет несколько минут, но ответа нет. Элли откидывается на подушки, пытаясь понять, грустно ей или радостно, и долго смотрит в окно на пустое черное небо, где вдалеке мигают огоньки самолетов, бесшумно несущихся сквозь темноту в неизвестных направлениях.

23

Я изо всех сил старалась объяснить тебе, о чем думала на пути из Падуи в Милан, но ты вел себя как испорченный ребенок, и я не могла больше причинять тебе боль. Сейчас я нашла в себе смелость сказать это лишь потому, что нахожусь вдали от тебя. Поверь, для меня тоже большая неожиданность, что скоро я выхожу замуж.

Агнес фон Куровски [29] — Эрнесту Хемингуэю, в письме

29

Агнес фон Куровски (1892–1984) — американская медсестра, послужившая прообразом Кэтрин Баркли в романе Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!». — Прим. ред.

— Чай, — произносит кто-то, кладя руку Рори на плечо. Он кивает, вынимая один наушник, выключает музыку и убирает МРЗ-плеер в карман.

Уехал последний грузовик, и у входа в здание остались лишь маленькие фургоны, принадлежащие газете. Им еще много раз предстоит съездить туда-сюда: повсюду забытые кем-то коробки и прочие жизненно необходимые мелочи. Сегодня четверг, последние коробки, кружки и стаканчики для чая увезут в воскресенье, в понедельник газета «Нэйшн» начнет новую жизнь в новом офисе, а старое здание пойдет под снос. Через год на его месте появится сияющая конструкция из стекла и металла.

Рори подходит к фургону и садится на заднее сиденье рядом с боссом, который задумчиво смотрит на фасад здания из черного мрамора. Металлическую эмблему газеты — почтового голубя — уже демонтировали с цоколя над главной лестницей.

— Странное зрелище, правда?

— Вам, наверное, неприятно на это смотреть, — замечает Рори, дуя на чай. — Вы же столько лет здесь проработали.

— Да нет. Все когда-нибудь заканчивается. В каком-то смысле я уже и рад заняться чем-нибудь другим. Целыми днями находиться среди историй других людей — странное занятие. Такое ощущение, что моя собственная жизнь словно замерла.

Рори кажется, будто картина вдруг ожила и заговорила, — это так непохоже на начальника. Рори ловит каждое его слово, а потом спрашивает:

— Не хотите сами что-нибудь написать?

— Нет, — решительно отвечает босс. — Какой из меня писатель?

— Чем займетесь?

— Пока не знаю. Возможно, отправлюсь путешествовать — с рюкзаком, прямо как ты, — улыбается тот.

Они проработали несколько месяцев бок о бок и почти не разговаривали — только по работе, но в свете быстро приближающегося расставания хочется поговорить по душам.

— Мой сын считает, путешествия — то, что мне нужно, — добавляет вдруг библиотекарь.

— А я не знал, что у вас есть сын, — удивляется Рори.

— И невестка. А еще трое внуков-сорванцов.

Рори смотрит на босса новыми глазами: он из тех людей, которые производят впечатление одиночек. Сложно представить, что он семейный человек.

— А ваша жена?

— Она давным-давно умерла, — спокойно отвечает босс, но Рори все равно чувствует неловкость, как будто перешел запретную грань.

Если бы Элли была здесь, она бы прямо спросила, что случилось с его женой. Если бы Элли была здесь, то Рори смылся бы в дальний угол библиотеки, чтобы не говорить с ней. Он вычеркнул ее из своей жизни и не собирается о ней думать. Не собирается думать о ее волосах, о ее смехе, о том, как она морщит лоб, пытаясь сосредоточиться. О том, какой она была в его объятиях: уступчивой и хрупкой — так на нее непохоже.

— И когда ты уезжаешь в дальние края? — спрашивает библиотекарь.

Рори вздрагивает и берет протянутую ему книгу, а потом еще одну. Это не библиотека, а черная дыра в другое измерение: вещи исчезают в никуда и появляются из ниоткуда.

— Вчера подал заявление об уходе. Остается только найти подходящий рейс.

— Будешь скучать по своей девушке?

— Она не моя девушка.

— Держишь марку? Я думал, она тебе нравится.

— Нравилась.

— Мне казалось, вы с ней подружились.

— Мне тоже.

— Так в чем проблема?

— Она… гораздо более сложный человек, чем кажется на первый взгляд.

— За всю жизнь, — улыбается библиотекарь, — я не встречал ни одной женщины, которая была бы простым человеком.