Последнее письмо

— Ты справился, — сказала Элла с мягкой улыбкой.

— Я справился, — отозвался я. — И папка тоже, — я передал ей папку, и она прижала ее к груди слишком знакомым жестом, от которого у меня защемило в груди. У нее должен быть кто-то, кто обнимал бы ее в такие моменты, а не какой-то неодушевленный предмет.

— Я отведу его, — сказала Элла медсестре.

Мы шли с Эллой по коридору, рассматривая рисунки медведей.

— Они не шутили насчет наклейки с медведем на полу, да?

— Нет. Это помогает детям не забывать, — ответила она. — Хочешь познакомиться с Мэйзи? Она все еще не спит, несмотря на все мои старания.

— Да, — ответил я без паузы. — Я бы очень этого хотел, — преуменьшение века. После картинок с горами, которые нарисовал для меня Кольт, картинки с животными Мэйзи были моими любимыми. Но они принадлежали Хаосу. Как и с Эллой и Кольтом, с Мэйзи я начинал с нуля.

Наши шаги были единственным звуком, когда мы шли по длинному коридору.

— Это крыло — стационарное, — сказала мне Элла, заполняя тишину. — Два других — для амбулаторного лечения и трансплантации.

— Понятно, — сказал я, по привычке сканируя глазами детали. — Слушай, ты должна знать, что медсестра думает…

— Что ты отец Мэйзи, — закончила Элла. — Я слышала. Не волнуйся, она не собирается навязывать тебе документы на удочерение или что-то в этом роде. Я оставила все данные об отце пустыми, потому что, черт возьми, они собирались звонить Джеффу в случае чего. Он никогда ее даже не видел.

— Хотел бы я сказать, что не понимаю, как кто-то может так поступить, но там, откуда я родом, такое случается слишком часто.

Она остановилась как раз возле комнаты, помеченной именем Мэйзи.

— И где же это?

— Я вырос в приемной семье. Мама подбросила меня на автобусную станцию в Нью-Йорке, когда мне было четыре года. Точнее, в Сиракузах. В последний раз я видел ее, когда год спустя ее лишили прав через суд. В моей жизни были не только ужасные, но и замечательные родители, — я указал на нее. — И, если твой бывший настолько жалок, что никогда не видел свою дочь, значит, он ее не заслужил. Или тебя. Или Кольта.

В ее глазах были миллионы вопросов, но меня спасла Мэйзи.

— Мама? — тоненький голосок позвал изнутри комнаты.

Элла открыла дверь, и я вошел следом за ней. Комната была немалых размеров: кушетка, односпальная кровать, мягкое кресло-качалка и огромная больничная кровать, на которой лежала маленькая Мэйзи.

— Привет, сладкая. Еще не спишь? — спросила Элла, положив папку на стол за дверью и присев на край кровати.

— Не… устала, — сказала Мэйзи, сделав паузу, чтобы зевнуть. Она облокотилась на маму, чтобы посмотреть на меня.

— Привет.

Эти кристально-голубые глаза Эллы бегло осмотрели каждый дюйм моего тела. Она была худенькой, но не слишком хрупкой. Ее голова имела идеальную форму, а отсутствие волос только увеличивало глаза.

— Привет, Мэйзи, я Бекетт. Я живу в доме рядом с твоим, — сказал я ей, подойдя к изножью ее кровати и используя самый мягкий тон, который у меня был.

— Ты хозяин Хавок, — она слегка наклонила голову, как и Элла.

— Да. Но она не со мной. Я оставил ее с Кольтом, чтобы он составил ей компанию, пока я приеду к тебе. Надеюсь, это не страшно. Мне показалось, что ему нужен друг, с которым можно поговорить.

— Собаки не разговаривают.

— Забавно, но мы с твоим братом тоже об этом говорили. Но иногда не нужно, чтобы кто-то говорил с тобой в ответ. Иногда нам просто нужен друг, который выслушает, и она очень хороша в этом.

Ее глаза на мгновение сузились, а затем она одарила меня блестящей улыбкой.

— Вы мне нравитесь, мистер Бекетт. Вы позволили моему лучшему другу взять вашего.

И вот тут-то я и осекся.

— Ты мне тоже нравишься, Мэйзи, — тихо сказал я, боясь, что мой голос сорвется, если я подниму его еще выше.

Мэйзи была такой, какой я ее знал, и даже больше. У нее была та же милая, решительная натура, что и у ее мамы, только ярче и не потускневшая от времени. И в тот самый момент, когда я испытывал непреодолимую благодарность за то, что она приняла меня, меня захлестнула иррациональная злость на то, что ей пришлось пройти через это.

— Мы собираемся смотреть «Аладдина». Хочешь тоже посмотреть? — спросила она.

— Мы не собираемся смотреть «Аладдина». Ты собираешься спать, — строго кивнула Элла.

— Я нервничаю, — прошептала Мэйзи Элле.

Если мое сердце еще не болело, то теперь оно разрывалось. Она была слишком маленькой, чтобы завтра иметь такую операцию. У нее рак. Что за Бог делает это с маленькими детьми?

— Я тоже, — призналась Элла. — Как насчет такого. Мы начнем смотреть фильм, и я свернусь калачиком рядом с тобой? Посмотрим, удастся ли нам уложить тебя спать.

— Договорились, — Мэйзи кивнула.

Элла включила мультфильм, а я двинулся к двери.

— Девочки, я оставлю вас на этот вечер.

— Нет, ты должен остаться! — крикнула Мэйзи, остановив меня на пороге.

Я повернулся и увидел, что ее глаза расширились от паники. Да, я не собирался больше никогда быть причиной такого выражения ее лица.

— Элла?

Она перевела взгляд с Мэйзи на меня.

— Мэйзи, уже очень поздно, и я уверена, что мистер Джентри предпочел бы иметь большую кровать…

— Здесь есть кровать.

Элла вздохнула и закрыла глаза. Я увидел ту борьбу, о которой она писала, потребность воспитывать Мэйзи так, как будто не было огромной вероятности, что она умирает, и осознание того, что, скорее всего, так оно и есть. Но эта мольба в глазах Мэйзи не была связана с тем, что ее избаловали, в ней была явная нужда. Я подошел к ее кровати и сел на край.

— Ты можешь назвать мне причину? — прошептал я, чтобы Элла нас не услышала.

Мэйзи оглянулась на Эллу, и я посмотрел через плечо, чтобы увидеть, что она занята настройкой DVD.

— Ты должна мне сказать, Мэйзи. Потому что я не хочу нервировать твою маму, но если это веская причина, я постараюсь помочь тебе.

Она снова подняла голову и посмотрела на меня.

— Я не хочу, чтобы она была одна, — ее шепот прорвался сквозь меня громче, чем сирена воздушной тревоги.

— Завтра? — спросил я.

Она быстро кивнула.

— Если ты уйдешь, она останется одна.

— Хорошо. Посмотрим, что я могу сделать.

Ее маленькая рука взялась за край моей куртки.