Последнее послание
Шрифт:
– Что вы сделали с Антоном Сьюайком?
Монах молча покачал головой, прижимая руку к ране на бедре.
– Чем быстрее вы мне ответите, тем скорее доктор даст вам морфий и извлечет из ноги пулю.
На лице молодого человека дождевые капли смешивались с каплями пота от начинавшейся лихорадки.
Грейс ненавидела наблюдать за страданиями живого человека, даже если он убийца. Но она готова была вытерпеть это вызывавшее у нее отвращение зрелище, если это могло привести ее к истине.
– Я… я не убивал Антона, – простонал монах.
– Тогда почему вы убежали? Почему хотели покончить с собой?
Грудь
– Это не я… но…
Словно священник в исповедальне, Грейс не шевелилась, боясь нарушить хрупкость рождающегося признания.
– Колин, расскажите мне, что произошло, и я буду знать, как вам помочь.
Монах икнул от боли и волнения. В его глазах Грейс прочла жгучее желание раскрыть ей свой секрет.
9
– Я не убивал Антона… но он погиб по моей вине… – пробормотал брат Колин.
Грейс едва заметным кивком подбодрила монаха, приглашая его продолжать.
– Кто же убийца?
– Он выглядел таким симпатичным…
– Кто?
– Тот молодой человек, что жил в деревне последние недели. Я встречал его всякий раз, когда ходил за покупками, и он смотрел на меня так, будто хотел со мной заговорить, но не решался…
Он скривился в иронической усмешке.
– Обычно это я так смотрю на других, и, когда я увидел его в этом состоянии, робеющего, совсем одинокого, меня это взволновало. Я идиот.
Грейс положила пальцы на руку монаха.
– Что произошло дальше, Колин?
– Я подошел и заговорил с ним. Я спросил, почему он так на меня смотрит. Он мне сказал, что его брат Антон много месяцев живет в нашем монастыре и что он не знает, как его повидать. У него был такой печальный вид, инспектор, такой… страдальческий.
– Почему он не пришел прямо в монастырь и не постучал в дверь?
– Это был первый вопрос, который я ему задал; он мне ответил, что его брат сильно поссорился с ним и с остальной семьей. Что он не хотел больше слышать о них. Он мне показывал фотографии, где они были вдвоем, обнимающиеся за плечи, улыбающиеся… и плакал.
– И тогда он умолил вас организовать их встречу, да? Без ведома Антона?
Брат Колин кашлянул и снова тяжело задышал. Грейс ощущала пальцами, как его кожа нагревается из-за лихорадки.
– Да… в некотором роде. Он мне объяснил, что хотел попросить у брата прощения за то, что не поддержал его в споре с родителями. Что хотел прекратить вражду между ними. Что ему его жутко не хватает.
– И этого оказалось достаточно, чтобы вы решили помочь совершенно незнакомому человеку? – удивилась Грейс.
– Нет… Но еще он сказал, что, если немного повезет, он уговорит Антона отказаться от этого самоизгнания и вернуться домой.
Брат Колин отвернулся, сжав губы так, словно хотел удержать во рту слова, вырвавшиеся наружу.
Грейс начинала понимать.
– Вы хотели избавиться от Антона…
– Вы считаете меня злым, да?
– Я никогда не сужу поступки других людей, потому что не знаю, что сама сделала бы на их месте. Я здесь только для того, чтобы выслушать вас.
– Да, я это сделал, потому что не хотел больше видеть этого Антона! – прошипел монах сквозь стиснутые зубы.
– Но… почему?
Склонившись над монахом, Грейс смотрела на него с участием и говорила
мягким голосом, как будто сидела у постели больного родственника.– Потому что он меня мучил, инспектор. Он постоянно меня мучил, этот змей. Он насмехался надо мной, над моей внешностью, над медлительностью моего ума, над моей глупостью, как он это называл. И никто этого не видел! Он всегда старался обидеть меня, унизить, когда не было свидетелей. Я был его тайным мальчиком для битья. Потому что… потому что этот человек, которого все обожали и необыкновенную личность которого расхваливали братья, был самым вы… высокомерным, самым са… самовлюбленным из все… всех, кого я… встречал! Ум… умный – да. Но з… злой… с… самыми с… слабыми…
– Не волнуйтесь, – посоветовала Грейс, видя, что он теряет над собой контроль.
Монах перевел дыхание.
– Я больше не мог это выносить, понимаете? Он превратил мою жизнь в муку. И когда появилась возможность сделать так, чтобы он убрался отсюда навсегда, я ухватился за этот шанс.
– Вы не рассказывали аббату о том, что заставлял вас пережить Антон?
Брат Колин с сожалением покачал головой:
– Нет… я не осмелился. Он так его любил, что в жизни бы мне не поверил. А потом, я думал, что Господь послал мне это испытание, что он наказывает меня за какой-то грех, и я принял это как наказание и терпел в надежде, что небо дает мне шанс на спасение.
Чувствовать себя брошенным, жертвой жестокой и несправедливой судьбы, уповая на божественное милосердие. Возможно, Грейс лучше, чем кто бы то ни было еще на этом острове, понимала, что испытал брат Колин. На мгновение она вспомнила тот день, в который, столкнувшись с немыслимым для ребенка ее возраста, она едва избежала безумия, решив верить, что это Бог послал ей испытание по причине, которую рано или поздно ей откроет.
Но она прогнала начавшую зарождаться в ней симпатию, потому что именно трагедия, случившаяся в прошлом, привела ее на работу в полицию, где требовались безупречное самообладание и контроль над своими эмоциями.
– И как все прошло этой ночью? – спросила она, в то время как молодой монах с такой силой сжимал челюсти, что вены вокруг его глаз набухли и посинели.
– Моя нога…
– Да, доктор придет с минуты на минуту…
Он опустил веки, как будто потерял сознание.
Грейс встряхнула его.
– Скажите правду, брат Колин, вам станет легче…
Монах набрал в легкие воздуха.
– В час ночи я открыл ему дверь монастыря, одолжил одну из моих ряс на случай, если он встретит кого-нибудь из братии, и указал келью Антона. Он мне пообещал все сделать быстро. Я ждал его в холле у выхода. Через час он пришел быстрым шагом, бросил на ходу, что Антон согласился вернуться в семью, а потом убежал, не вернув мне рясу.
– Она была запачкана кровью?
– Было слишком темно, и все произошло так быстро… Я не хотел этого…
– Я знаю, – шепнула Грейс, не убирая пальцев с руки монаха. – Знаю. Вам известно имя человека, выдававшего себя за брата жертвы?
– Нет… но я могу его описать, а потом… он жил на острове в гостинице. Наверное, он там общался с другими людьми.
– Когда вам станет лучше, я пришлю к вам члена моей группы, который по вашим указаниям нарисует портрет. А пока скажите мне, как он выглядел.