Последнее пророчество

Сирей вновь шагнула.

— До того как вы поженились, ты хотела выйти замуж за папу?

— Конечно, дорогая. Он был сыном Йоханны из Гэнга. Старого Йоханны, конечно.

— Но ты любила его?

— Теперь третий шаг. Как я могла любить его, дорогая? Разве можно любить человека, с которым всего лишь однажды поздоровалась?

— А если бы он не понравился тебе?

— Четвертый шаг. Не так широко.

Сирей шагнула вперед.

— Теперь подними глаза. Держи голову прямо.

Принцесса подняла глаза на мать. Мать и дочь стояли совсем близко.

— Я должна была полюбить своего мужа. Так же поступишь и ты. Пятый шаг.

Йоди начала движение, Сирей повторила его за ней. Сейчас они уже могли коснуться друг друга. Мать развела руки и провозгласила:

— Сделав эти пять шагов, я стою здесь, как муж твой. Готова ли ты стать моей женой?

— Я всего лишь должна сказать «да»?

— Ты говоришь «да», дорогая. И ты — его жена.

Сирей ощутила огромную печаль. Не желая, чтобы мать заметила, принцесса обняла ее и зарылась лицом в обширную грудь Йоди.

— Ну, детка… Ничего-ничего.

— Мама, — сказала Йодилла мгновение спустя. — Ты счастлива, что вышла замуж за папу?

Йоди вздохнула.

— Я не знала другой жизни. Он хороший человек. И кто знает, была бы я счастливее с кем-нибудь другим?

Оставшись вдвоем с Кестрель в тот тайный краткий час, который наступает, когда друзья уже улеглись в постель, но еще не уснули, принцесса сначала прислушалась к тихому методичному храпу Ланки, а затем обратилась к подруге:

— Кесс, дорогая, ты не спишь?

— Нет.

— Я вот тут размышляю. Тебе никогда не хотелось убежать от всех и стать совершенно другим человеком?

— Хотелось, — отвечала Кестрель. — Все время хотелось.

— Но ты никогда не осмеливалась?

— Однажды я сбежала. Правда, в результате другой не стала.

— Ты вернулась домой?

— Да.

— А дома все осталось по-прежнему?

— Нет. Все изменилось.

— Это хорошо или плохо?

— Точно не знаю. — Кестрель задумалась, стараясь ответить честно. — Думаю, что плохо. С тех пор я никогда не чувствовала, что нахожусь на своем месте.

— Может быть, ты и вправду не была на своем месте. Может быть, некоторым людям это вообще не свойственно.

Кестрель дотронулась до серебряного голоса, и днем и ночью висевшего у нее на шее.

— Может быть.

В наступившем молчании Кесс вспомнила о том, что мать хотела выдать ее замуж и о том, что Сирей собирается вступить в брак… В эту минуту она впервые почувствовала, насколько они с принцессой похожи.

— Кесс, — прозвучал голос Сирей из темноты. — Я не хочу этой свадьбы. И не знаю, как остановить все это.

Кестрель пришлось выдержать короткую внутреннюю борьбу с собой. Она начинала испытывать чувство стыда за то, что использует принцессу в своих замыслах. Однако у Кестрель не было выбора. Она должна заставить Сирей сыграть положенную роль, иначе мантхам никогда не видать свободы.

— Может, тебе стоит поговорить с родителями?

— Они скажут, что выйти замуж — мой долг. Мама заявит, что не имеет значения, за кого я выхожу, и что спустя некоторое время я все равно привыкну.

— Ну, ладно, — сказала Кестрель, чтобы успокоить свою совесть, — ты не выйдешь замуж до свадьбы, а до нее еще столько дней! Вдруг случится что-нибудь, что все изменит?

— Может быть. — Голос Сирей звучал тихо и печально. — Но я в это не верю.

Скрепя сердце Кестрель заставила себя перейти к следующей части плана. Она протянула руку Сирей.

— Мы ведь по-прежнему друзья, да?

— Конечно! И навсегда!

— Если хочешь, мы можем придумать тайный знак.

— Тайный знак для чего?

— Чтобы напоминать друг другу, что мы — друзья.

— Ах! Как здорово! А что это за знак?

— Когда мы будем на людях, — сказала Кестрель, — и не сможем говорить, потому что ты — принцесса, а я — служанка, я сожму ладони и сплету пальцы, словно кисти — это два человечка, которые обнимаются. Так я покажу тебе, что мы по-прежнему друзья.

— Ах, Кесс! Это замечательно! А какой знак будет у меня?

— Точно такой же.

Наступило молчание. Затем из темноты раздался радостный голос Сирей.

— Я делаю это сейчас. А ты?

— И я.

— Я так люблю тебя, Кесс. У меня никогда еще не было тайного знака для друга.

— И у меня тоже.

— Значит, я твоя первая тайная подруга, а ты — моя. Согретая этой мыслью, Сирей наконец-то улеглась и вскоре заснула.

На следующее утро Озох Мудрый очнулся в постели и обнаружил, что его цыпленок исчез. Дверца клетки оказалась приоткрыта, а птицы нигде не было видно. С растущим страхом Озох обыскал карету.

— Где же ты, шелковый? Цып-цып-цып! Где ты, голубь мой?

Цыпленок исчез. Сам он не мог покинуть клетку. Значит, его выкрали.

Озох сел на стул рядом с опустевшей клеткой, и по накрашенным щекам предсказателя потекли слезы. Он любил своего цыпленка. Озох понимал, что это выглядит смешно, и все же птица была его другом, а в этом долгом путешествии он был так одинок.

Затем Озох вытер слезы и тяжело задумался. Время чтения утренних знаков неумолимо приближалось. Его репутации серьезно повредит, если выяснится, что Озох потерял священного цыпленка и даже не знает, как это случилось. Поэтому предсказатель тайно направился к продуктовым фургонам.

Тем же утром Йодилла решила присутствовать на чтении знаков. С каждым проходящим днем принцессу все больше интересовали предсказания будущего. Кестрель отправилась с ней, держась в тени.

В сопровождении охранников появился Озох Мудрый. Предсказатель нес свой коврик, за ним следовал слуга. Однако Кестрель, так же как и собравшиеся придворные, заметила, что в руках у слуги нет клетки с цыпленком. Озох развернул коврик для предсказаний, присел на корточки перед ним и принялся в глубоком молчании изучать ткань, словно ничего особенного не произошло. Йоханна повертел головой и в конце концов обратился к жене громким шепотом:

— Я не вижу цыпленка.

— Тсс! — прошипел королевский предсказатель.

— Успокойся, Фу фи, — промолвила Йоди.

Озох застонал. С закрытыми глазами он раскачивался взад-вперед, тихо напевая.

— Он никогда раньше так не делал, — произнес Йоханна. Йоди в тревоге посмотрела на мужа. «Произойдет что-то ужасное», — решила она. Кестрель взглянула на великого визиря, который с нахмуренным лбом наблюдал за предсказателем, пытаясь понять, что тот задумал. Затем девушка покосилась на Зохона. На спокойном красивом лице воина не отражалось никаких чувств. Однако Кесс поняла: все происходящее здесь — дело рук командира гвардейцев.