Последние дни Сталина
Шрифт:
В Румынии, по словам американских дипломатов, Бухарест «был спешно украшен советскими и румынскими траурными флагами и портретами Сталина, и то же самое наблюдалось по всей стране». С 6 по 8 марта перед советским посольством выстроились толпы людей. Они стояли «рядами по 4–8 человек на протяжении полумили», ожидая своей очереди, чтобы оставить запись в официальной книге соболезнований. В церквях проводились специальные службы. Одновременно с похоронами в Москве 9 марта в центре Бухареста состоялась траурная церемония, на которой, по некоторым оценкам, присутствовало 400 тысяч человек [237] .
237
Американское дипломатическое представительство в Бухаресте государственному секретарю, 13 марта 1953 г.
Но за фасадом общественных мероприятий и официальные лица, и обычные люди выражали самые разные эмоции — от тревоги до пьяного ликования. Шведский поверенный в делах проживал по соседству с премьер-министром Румынии Георге Георгиу-Дежем и видел, как 4, 5 и 6 марта по ночам к дому то и дело прибывали, а затем опять уезжали автомобили. Власти усилили меры безопасности: полиция в униформе теперь была вооружена винтовками вместо
238
Посольство США в Бухаресте государственному секретарю, 8 марта 1953 г.
239
Американское дипломатическое представительство в Бухаресте государственному секретарю, 13 марта 1953 г.
240
Госдепартамент в различные американские посольства по поводу реакции на смерть Сталина в Восточной Европе, 13 марта 1953 г.; см. также телеграмму посольства США в Варшаве государственному секретарю от 6 марта 1953 г.
241
Американское дипломатическое представительство в Бухаресте государственному секретарю, 13 марта 1953 г.
Подобный спектр реакций наблюдался и в Венгрии. Был объявлен официальный период национального траура. На несколько дней закрывались все театры и отменялись спортивные мероприятия. Официальная пресса превзошла себя в славословиях Сталину, доходило даже до обещаний рабочих на заводах в знак уважения к покойному увеличить выработку. На траурном заседании венгерского парламента в воскресенье 8 марта присутствовал весь дипломатический корпус. По оценкам американского посольства, мероприятия проходили «заурядно и не вызвали общественного интереса». Но на следующий день, когда одновременно с похоронами в Москве по всей Венгрии должны были состояться публичные церемонии и прекращение на пять минут работы предприятий, западные дипломаты единодушно отказались участвовать в возложении венков к памятнику Сталину в Будапеште. Единственным исключением стал посол Турции, который сдался после четырех телефонных звонков из венгерского Министерства иностранных дел. Турецкое правительство посчитало необходимым проявить больше уважения, чем прочие европейские страны, ведь по приказу Сталина Советский Союз в ноябре 1938 года послал представительную делегацию на похороны Мустафы Кемаля Ататюрка, основателя Турецкой республики [242] .
242
См. телеграмму посольства США в Будапеште государственному секретарю от 7 марта 1953 г. и телеграмму посольства США в Анкаре государственному секретарю от 9 марта 1953 г.
Официальные лица в Восточном Берлине ожидаемо организовали полномасштабный траур, привязав тысячи метров черного крепа к флагам СССР и ГДР в советском секторе. «Они свисают с карнизов домов, развеваются над киосками с сосисками на станциях метро», — писала The New York Times. Толпы собрались вокруг установленной в городе статуи Сталина высотой в два этажа. «Эта статуя и ее пьедестал чем-то неуловимо напоминают усыпальницу Ленина на Красной площади в Москве. У пьедестала и на окружающем его газоне ярус за ярусом громоздились огромные цветочные венки». Одна восточногерманская профсоюзная газета попыталась выразить чувства своего правительства. Но в тексте опубликованной ею телеграммы с соболезнованиями от имени коммунистов ГДР была допущена ошибка, из-за чего Сталин оказался «великим борцом за сохранение и укрепление войны во всем мире». В Западном Берлине царили совсем другие настроения. Разносчики вечерних газет встречали всеобщее одобрение, выкрикивая: «Сталин пошел навстречу требованиям народа — он умер!» [243]
243
The New York Times. 1953. 7 марта. С. 6. Об опечатке в восточногерманской газете упоминается в: The New York Times. 1953. 9 марта. С. 4.
Китайское руководство нашло более подобающие способы почтить память Сталина. Мао Цзэдун в сопровождении членов китайского Политбюро, в том числе премьер-министра и министра иностранных дел Чжоу Эньлая, посетил советское посольство, чтобы выразить свою «глубокую скорбь». Мао «пытался держать себя в руках и не показывать эмоций, но не справился», вспоминал один советский дипломат. В глазах его стояли слезы, а Чжоу Эньлай и вовсе разрыдался на пару с советским послом Александром Панюшкиным. Смерть Сталина стала поводом для дальнейшей идеологической обработки общества. Как сообщалось, около 50 тысяч китайских коммунистов изучали доклад Маленкова на XIX съезде партии в октябре предыдущего года. Особое внимание они уделили теоретической статье Сталина о советской экономике. А Чжоу Эньлай лично возглавил делегацию из восемнадцати человек, вылетевшую в Москву, чтобы от имени китайцев выразить скорбящим товарищам свою солидарность [244] .
244
Alexander Pantsov, Steven I. Levine, Mao: The Real Story (New York: Simon & Schuster, 2012), 400;
а также The New York Times. 1953. 9 марта. С. 1.Но Мао Цзэдун в Москву не поехал и единственный из коммунистических лидеров стран советского блока остался дома. Его жена Цзян Цин в марте того года как раз находилась в Москве на лечении. Из-за болезни и незнания русского языка она с помощью своего официального переводчика могла обсуждать смерть Сталина лишь в кругу других пациентов и медицинских работников правительственного санатория, где ее лечили. В ее окружении все говорили, что Мао следует приехать в Москву на похороны. Цзян Цин предпочла не высказывать своего личного мнения, дав понять, что решение должны принять сами руководители Китая.
Возможно, что, помимо холодной погоды, у Мао были и другие причины остаться в Пекине. В январе 1953 года Мао узнал, что Сталин контролирует его разговоры с другими китайскими лидерами. Сотрудники советских органов, командированные в Пекин, явно не без помощи своих китайских агентов установили в спальне Мао микрофоны. Обнаружив подслушивающие устройства, Мао был в бешенстве и направил Сталину письменный протест. Сталин в ответ изобразил невинность, заявив, что «понятия не имел о том, какими неблаговидными делами занимаются в Китае некоторые сотрудники МГБ» [245] .
245
Pantsov, Mao, 400.
В своем стремлении воздать покойному должное Кремль обратился к нескольким странам с просьбой прислать делегации на похороны. По словам источника в американском посольстве в Тегеране, «правительство Ирана оказалось в неловком положении, когда советское посольство… попросило… проинформировать его „до истечения рабочего дня 8 марта“ о том, планирует ли оно отправить в Москву специальную миссию для участия в похоронах Сталина». В ответ Иран согласился послать четырех гражданских и военных служащих, которые были доставлены на борт специального советского самолета. Премьер-министр Ирана Мохаммед Мосаддык приказал приспустить все флаги, чему были вынуждены подчиниться и иностранные посольства. Когда американские дипломаты пренебрегли своим долгом, советский представитель связался с сотрудниками посольства и настоятельно попросил исправить упущение. Просьба, пусть и неохотно, была удовлетворена [246] .
246
Time. 1953. 16 марта. С. 44.
Индийский парламент пошел на беспрецедентный жест. Депутаты стоя почтили память иностранного лидера двухминутным траурным молчанием, после чего заседание было прервано — впервые с момента провозглашения независимости страны. На всех государственных зданиях в Дели и в столицах индийских штатов были приспущены флаги. Премьер-министр Джавахарлал Неру в своей официальной речи по случаю траура заявил, что «вес и влияние Сталина служили делу мира». Он был «человеком гигантского масштаба и несокрушимого мужества… Я искренне надеюсь, что его уход не означает, что его влияние… на этом закончится» [247] .
247
The Times (Лондон). 1953. 7 марта. С. 5.
В изъявлениях скорби и от частных лиц, и от правительств звучали даже религиозные мотивы. «Моей первой реакцией, — сказал Мохаммед Нагиб, премьер-министр Египта, — было просить у Аллаха милости для этого великого человека» [248] . Ватикан призвал римских католиков молиться о душе Сталина. «[Он] завершил свой тяжкий жизненный путь и должен держать ответ перед Всемогущим за свои деяния» — так он выразил беспокойство о его посмертной участи. «Не может быть никаких иных чувств, кроме глубочайшего сострадания» [249] . Итальянские коммунисты не могли оставить привычек своего детства: во дворе советского посольства в Риме они крестились и преклоняли колени перед портретом Сталина. В момент глубокого траура их католическое воспитание взяло верх над их служением атеисту.
248
Time. 1953. 16 марта. С. 44.
249
Там же.
Евреи по всему миру размышляли о религиозном откровении иного рода. Сталин заболел в воскресенье 1 марта, что соответствовало 14 адара по еврейскому календарю — дню, на который выпадает праздник Пурим. Согласно библейской Книге Есфирь, в этот день празднуется избавление евреев Персидской империи от Амана, ближайшего приближенного царя Артаксеркса, который замышлял истребить их. Для евреев Аман олицетворяет образ непримиримого антисемита. Но смелое вмешательство еврейской царицы Есфирь и ее воспитателя Мардохея в последний момент спасло положение и закончилось для Амана позором и казнью. Поэтому в марте 1953 года в Иерусалиме нищие звенели своими жестяными кружками и выкрикивали: «Аман умер!» Израильские официальные лица вели себя более осмотрительно. Дипломатические отношения между странами были разорваны Кремлем еще в феврале. Кроме того, продолжалось дело врачей. Опасаясь спровоцировать наследников Сталина, израильтяне молчали. Следуя осторожной линии Бен-Гуриона, Министерство иностранных дел распорядилось, чтобы в тех странах Восточной Европы, где еще оставались израильские посольства, «в знак траура по Сталину были приспущены флаги, как это сделали западные миссии». Но израильским дипломатам не следовало «совершать визиты с выражением скорби» или расписываться в книгах соболезнований, ограничившись «присутствием на траурных церемониях в случае, если поступит официальное приглашение от правительства». Что касается израильских миссий на Западе, им поступило распоряжение «не участвовать в каких-либо… официальных траурных мероприятиях» [250] .
250
Там же, а также Documents on Israeli-Soviet Relations, 889.