Последние дни

От дыма жжет в горле и слезятся глаза. Для меня это настоящая пытка, поскольку я не могу ни закашляться, ни моргнуть. Но, похоже, это признак того, что последствия яда проходят, раз теперь я могу испытывать и другие чувства, такие как раздражение от дыма.

В дальнем конце кухни проталкивается через служебную дверь толпа людей. Несколько человек отступают к стене, давая нам пройти.

Раффи молчит. Я не вижу его лица, но люди смотрят так, словно перед ними сам дьявол.

Здание сотрясает очередной взрыв, качаются стены. Позади нас слышны испуганные вопли.

– Уходите! Уходите! Сейчас взорвется газ! – кричит кто-то.

Мы выскакиваем за дверь, в ночную прохладу.

Крики и взрывы становятся громче. В уши врывается треск автоматных очередей, легкие наполняются едким запахом перегретого металла и пороховым дымом.

Впереди виднеется колонна грузовиков, окруженная небольшой толпой гражданских и солдат. За ними открывается апокалиптическая картина.

После того как ангелы взлетели, сражение приняло иной оборот. Солдаты продолжают бросать гранаты из отступающих грузовиков, но здание уже охвачено огнем, и взрывы лишь добавляют шума ко всеобщей сумятице.

Бойцы Сопротивления стреляют из пулеметов по летящим врагам, но при этом сами рискуют оказаться мишенью. Несколько ангелов поднимают два грузовика и бросают их на другие.

Люди бросаются врассыпную по всем переулкам, пешком и на машинах. Ангелы то и дело пикируют, хватая и разрывая на куски как солдат, так и гражданских.

Раффи все так же идет размеренным шагом в сторону грузовиков и толпящихся вокруг них людей.

Что он делает? Меньше всего хочется, чтобы какой-нибудь обезумевший солдат расстрелял нас из пулемета.

Солдаты заталкивают гражданских в кузовы больших военных автомобилей. Бойцы Сопротивления в камуфляжной форме сидят на корточках возле колес, направив стволы в небо и стреляя в кружащих ангелов. Один из бойцов перестал выкрикивать команды и смотрит на нас. Свет фар грузовика падает на его лицо. Я узнаю Оби, лидера Сопротивления.

Стрельба и крики смолкают, словно разговоры на вечеринке при появлении полицейского. Все застывают, глядя на нас. На их лицах отражаются отблески пламени, вырывающегося из дверей и окон кухни.

– Что это, черт побери? – спрашивает один из солдат.

Его голос полон страха. Другой крестится, не осознавая, насколько нелеп подобный жест для того, кто сражается с ангелами.

Третий поднимает винтовку и направляет ее на нас.

То же делают со своими пулеметами и присевшие возле грузовиков солдаты, явно напуганные донельзя.

– Не стрелять! – говорит Оби.

Свет фар снова падает на его лицо, и я вижу, что командира сдерживает лишь любопытство. Только благодаря ему мы все еще живы, но вряд ли это продлится долго.

Раффи продолжает идти. Хочется крикнуть, чтобы он остановился, что мы оба погибнем, но я не могу. Наверняка он считает меня мертвой, а собственная безопасность, похоже, его волнует мало.

Слышится истерический женский вопль, заставляя меня вспомнить о матери.

Я вижу женщину, которая кричит. Конечно же, это моя мать. На ее искаженное ужасом лицо падают красноватые отсветы пожара. Она кричит и кричит и, похоже, не собирается умолкать.

Я вполне могу представить, как мы выглядим в ее глазах. Крылья Раффи развернуты за его спиной, словно у демонической летучей мыши из преисподней. Отблески огня наверняка подсвечивают острые лезвия на их краях. Позади него зловеще пылает здание на фоне почерневшего от дыма неба. Вне всякого сомнения, темные угрожающие очертания придают ему вид классического демона.

Мама не знает, что крылья он держит так для того, чтобы не поранить себя и меня. Для нее он наверняка выглядит как Тот, Кто Ее Преследует. И сегодня стал реальностью самый худший ее кошмар – дьявол, выходящий из пламени с ее мертвой дочерью на руках.

Вероятно, она узнала меня по одежде. Или, может быть, столько раз представляла себе эту сцену, что у нее не возникло никаких сомнений: в объятиях демона именно я. Ужас мамы столь глубок и неподделен, что я мысленно съеживаюсь от ее крика.

Один из солдат вздрагивает, не сводя с нас ствола. Не знаю, как долго эти люди еще способны сдерживаться. Если они начнут стрелять, я даже не смогу зажмуриться.

Раффи опускается на колени и кладет меня на асфальт. Приподняв мои волосы, пропускает их сквозь пальцы, давая им упасть на мое плечо.

Его голову подсвечивают отблески огня, на лицо падает тень. Он медленно и нежно проводит пальцами по моим губам, затем с трудом поднимается, словно ему отказывают мышцы.

Хочется попросить его, чтобы не уходил. Сказать, что я все еще жива. Но я лишь лежу без движения, и все, что я могу, – смотреть, как он встает.

И исчезает.

А потом не остается ничего, кроме пустого неба, в котором отражается пламя пожара.

45

Где-то в городе воет собака. Протяжный звук наверняка должен был затеряться в шуме сражения, утонуть среди моего страха и боли, но разум сосредоточивается именно на нем, пока он не затмевает все остальное.

Я лежу парализованная на холодной мостовой, и собачий вой кажется самым тоскливым звуком из всех, что я когда-либо слышала.

Мама бросается ко мне, продолжая кричать, и с истерическими рыданиями припадает ко мне. Она думает, что я умерла, но ей все равно страшно. Страшно за мою душу. Ведь она только что видела демона, принесшего мое мертвое тело.

Вокруг слышатся испуганные голоса:

– Что это было, черт побери?

– Она мертвая?

– Он ее убил?

– Ты должен был его пристрелить!

– Я не знал, жива ли она.

– Мы только что видели дьявола?

– Проклятье, что он тут делал?

Он нес меня моему народу.

Его могли застрелить. На него могли напасть другие ангелы. Будь я в самом деле мертва, он должен был оставить тело в подвале, где его похоронило бы под обломками. Он должен был погнаться за Велиалом и вернуть себе крылья. Он должен был разрушить планы Уриила и не попасться на глаза другим ангелам.

Вместо этого он принес меня моей семье.

– Это она. Пенрин.

В поле моего зрения возникает Тра-Тру. Он перемазан копотью, вид у него измученный и печальный.