Последние дни

Мой удар отбрасывает его на стол, и я успеваю удивиться, как выдержали его полые кости.

Я выхватываю из ножен меч. Ангелы намного сильнее людей, но на земле они вполне уязвимы. Ни один ангел, мало-мальски умеющий летать, не стал бы работать в подвале, где нет окон, через которые можно выпорхнуть. Вполне вероятно, что он не способен слишком быстро подняться в воздух.

Прежде чем ангел успевает прийти в себя, я делаю выпад мечом, целя в шею.

Вернее, пытаюсь.

Он быстрее, чем я думала. Схватив меня за запястье, ударяет им о край стола. Руку пронизывает мучительная боль. Пальцы разжимаются, выпуская меч, который с лязгом падает на бетонный пол. Слишком далеко падает – не дотянуться.

Пока ангел неспешно встает, я хватаю с подноса скальпель – на вид хрупкий и бесполезный. Мои шансы победить врага или даже ранить близки к нулю.

Мысль об этом лишь добавляет мне злости.

Я швыряю в него скальпель, который попадает в горло. Пузырящаяся кровь пятнает его белый халат.

Схватив стул, я с размаху бросаю его в ангела, прежде чем тот успевает опомниться.

Он отшвыривает стул в сторону, словно скомканную бумагу.

Прежде чем я спохватываюсь, он швыряет меня на бетонный пол и душит, перекрывая мне не только воздух, но и доступ крови в мозг.

Еще пять секунд, и я потеряю сознание.

Резко подняв руки, я бью по его предплечьям.

Это должно сработать против удушения. На тренировках у меня всегда получалось.

Но сила захвата нисколько не ослабевает. В панике я не учла его сверхъестественную мощь.

В последней отчаянной попытке я сплетаю пальцы и с силой бью кулаками по сгибу его руки.

Его локоть на мгновение дергается назад, но тут же возвращается на место.

Время вышло.

Я инстинктивно вцепляюсь ногтями в его руки, словно и не было в моей жизни уроков самообороны. Но он продолжает сжимать мое горло словно стальными клещами.

В ушах отдается бешеный стук сердца, голова кружится.

Лицо ангела холодно и безразлично. На нем проступают темные пятна. Я понимаю, что мне уже отказывает зрение.

Перед глазами все плывет.

На меня накатывает тьма.

39

Кто-то с силой врезается в ангела. Передо мной мелькают волосы и зубы, слышно звериное рычание.

На мою рубашку капает что-то теплое.

Руки ангела отпускают мое горло. Исчезает и его вес.

Я судорожно вздыхаю, обжигая воздухом легкие, и сворачиваюсь в клубок, заходясь в кашле.

На рубашке кровь.

Моих ушей достигает дикое ворчание и рык. Слышны также звуки рвоты.

Позади ящиков для трупов блюет слуга-грузчик. Даже при этом взгляд его устремлен куда-то за мою спину, а глаза раскрыты так широко, что кажутся белыми вместо карих. Он смотрит на источник крови, пропитывающей мою одежду.

Отчего-то у меня нет никакого желания оборачиваться, хотя я знаю, что надо.

Я поворачиваюсь, и увиденное повергает меня в ужас. Не знаю, что потрясает меня больше, и мой несчастный разум мечется от одного к другому.

Белый халат ангела намок от крови. Вокруг него валяются куски подрагивающего мяса, похожие на разбросанные по полу клочья печени.

Кусок плоти оторван и от его щеки.

Он бьется в судорогах, словно одержимый чудовищным кошмаром. Возможно, так оно и есть. Возможно, то же происходит и со мной.

Над ним склоняется Пейдж, вцепившись ручками в его рубашку, чтобы крепче удерживать содрогающееся тело. Ее волосы и одежда забрызганы кровью. Кровь стекает по лицу.

Ротик раскрывается, обнажая ряды блестящих зубов. Сперва мне кажется, будто кто-то поставил ей длинные коронки. Но это не коронки.

Это лезвия.

Она вгрызается в горло ангела, мотая его, словно собака игрушку, и отрывает окровавленный кусок плоти.

Затем Пейдж выплевывает этот кусок, который с влажным шлепком падает на пол рядом с другими такими же.

Она с отвращением хрипит и отплевывается, хотя трудно понять, что тому причиной – то, что она делает, или просто вкус мяса. В голове у меня мелькают воспоминания о том, как отплевывались демоны, кусая Раффи.

Они не привыкли питаться мясом ангелов, проносится в мозгу мысль, но я тут же заталкиваю ее обратно.

Слуга снова начинает блевать, и мой желудок судорожно сжимается, явно желая к нему присоединиться. Пейдж по-звериному оскаливается, чтобы вновь вгрызться в содрогающуюся плоть.

– Пейдж! – в панике кричу я срывающимся голосом.

Девочка, когда-то бывшая моей сестрой, останавливается перед умирающим ангелом и оборачивается. Ее широко раскрытые карие глаза полны младенческой невинности. С длинных ресниц свисают капли крови. Она внимательно и послушно глядит на меня, как это всегда бывало. Ее взгляд не выражает ни гордости, ни жестокости, ни голода, ни ужаса. Она смотрит так, будто я позвала ее, когда она завтракала хлопьями с молоком.

У меня все еще дерет в горле, и я судорожно сглатываю, пытаясь удержать в желудке свой ужин. Звуки, которые издает грузчик, нисколько этому не способствуют.

Пейдж отворачивается от ангела и встает на ноги, ни за что не держась.

А потом она делает два грациозных, два чудесных шага ко мне!

Сестра останавливается, словно вспомнив, что она калека.

У меня перехватывает дыхание. Я гляжу на нее, с трудом подавляя желание подбежать и подхватить, если она упадет.

Пейдж тянется ко мне, словно прося взять ее на руки, как просила, когда была совсем маленькой. Если бы не стекающая по ее лицу и покрытому швами телу кровь, она показалась бы столь же милой и невинной, как и прежде.

– Рин-Рин!

Кажется, будто она сейчас расплачется. Пейдж ведет себя будто перепуганная малютка, уверенная, что старшая сестра прогонит чудовищ из-под ее кровати. Она уже давно не называла меня Рин-Рин, как в раннем детстве.

Я гляжу на пересекающие ее лицо и тело зловещие швы, на красные и сизые синяки. Это не ее вина. Что бы с ней ни сделали, она жертва, а не чудовище.

Где я уже слышала подобное?

Перед моими глазами возникает образ висящих на дереве обглоданных девочек. Не говорили ли их обезумевшие родители о том же, о чем только что подумала я? Не начинает ли обретать смысл их казавшийся бредом разговор?

Даже думать об этом слишком жутко.

И сейчас это не имеет никакого значения.

Нет никаких причин полагать, что Пейдж нужно кого-то есть. Пейдж – не низший демон. Она всего лишь маленькая девочка. Вегетарианка и прирожденный гуманист. Можно сказать, реинкарнация далай-ламы. Она напала на ангела лишь для того, чтобы защитить меня. Только и всего.

К тому же она его даже не ела, просто… слегка погрызла.

На полу подрагивают куски мяса. Мой желудок снова подступает к горлу.