Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Последние ратники. Бросок волка
Шрифт:

— Может, — совершенно недрогнувшим голосом согласился абориген. — Тогда мне от бога твоего в самом деле польза вышла. Я совсем не против. Я против людей, от которых людям нет никакого проку. Не я же виноват в том, что вере вашей учат именно такие. Вы не можете ни дождь вызвать, ни дичь в силки загнать, ни рану залечить, ни хворь на врагов наслать. Вот как ты думаешь, зачем мне вера бесполезных людей?

Теологический диспут прервался внезапно. Взгляд Якова лег поверх плеча степного варвара, и слова репьем зацепились где-то в горле. Брови поползли вверх.

Над тыном, за которым они хоронились, воздух затопило яркое алое зарево. Харчевня горела.

Сердито прошипев на своем индюшачьем наречии что-то, должно быть, не особо цензурное, Ромей подхватил монашка за шиворот и поволок за собой. Огонь еще не набрал той силы, чтобы с победным ревом поглощать целые бревна и рушить массивные перекрытия кровли. Но в одном из окон уже вырвался на волю, начав сердито полосовать жаркими языками хмурые наличники и массивные ставни. Горели

они с неохотой, то и дело огрызаясь сердитым шипением — дождь, ливший уже несколько дней, успел напитать их тяжелой влагой. Черные клубы дыма в нескольких местах выбивались из-под крыши, поднимая ленивые и тяжелые удушливые покрывала. Кое-где в них злорадно посверкивали рыжие языки огня.

Ромей шустро, как стриж за мошкой, взмыл по ступеням крыльца и распахнул дверь. В зале харчевни огонь еще не стал таким полновластным хозяином, как на поварне, оттуда вырывались через дверной проем голодные языки пламени, зло облизывая нестерпимым жаром косяк и толчками наполняя потолок едким саваном жирного дыма.

Словно черти в преисподней, на фоне безумных плясок ярого огня рубились несколько человек, поблескивая в дрожащем мареве хищными жалами клинков. Вернее, они не рубились, а скорее барахтались, стараясь держаться подальше как от пожара, так и от стали. Пока Яшка, подслеповато щурясь и прикрываясь рукавом рясы от удушливой горечи дыма, пытался хоть что-то рассмотреть в этой дьявольской круговерти, степняк метнулся в гущу схватки. Лишь когда Ромей, не особенно заботясь о благородной красоте поединка, без особых церемоний воткнул невесть откуда появившийся в руке нож в спину ближайшего душегуба, Яков понял, что тут творится. Четверо наседали на белозерского воеводу, стараясь взять его в кольцо. Это в их кулаках поблескивали короткие клинки, а Перстень сжимал в своих пудовых лапищах какой-то длинный деревянный дрын, один конец которого потрескивал веселым огнем. После заступничества степняка нападающих стало на одного меньше. Лишь бы, подумалось вдруг послушнику, Ромей не зарезал того, кто нужен был им сегодня живым. Словно прочитав его мысли и немедленно им воспротивившись, довольный клиент шамана принялся так рьяно размахивать своим тесаком перед носом ближайшего татя, будто захотел порубить того на капустные лоскутки. Ясное дело, долго сопротивляться ловким и еле различимым выпадам опытного лазутчика подзаборный душегуб не смог. Длинный его свинокол, пару раз мелькнув в чадном воздухе, вдруг вырвался из кулака и скрылся где-то в темноте. Разбойничек же как-то хрипло закашлялся, согнулся пополам и упал на колени. От удушья или нет, Яков в наполнивших горницу клубах тяжелого дыма не разглядел. Оторвался он от ошалелого созерцания корчащегося на полу человека лишь в тот миг, когда еще одного засапожных дел мастера Перстень огрел по рукам бревном и, со всего маху сунув ему горящий конец этой оглобли в лицо, вытолкнул татя в ревущую торжествующим пламенем поварню.

До сих пор Яшка имел о муках ада лишь то представление, что рисовало ему воображение. Оказывается, грешников в преисподней ждали муки гораздо страшнее тех, что он мог себе представить. По крайней мере, надсадные крики несчастного, на какое-то время даже заглушившие рев и треск пожара, заставили его неосознанно метнутся в сторону, подальше от страшной картины. Монашек запнулся о лавку, перевернул ее и рухнул на стол, который также поспешил завалиться набок.

«Второй раз сюда захожу, и второй раз переворачиваю все вверх дном», — мелькнула дурацкая мысль. Спеша подняться на ноги, он мазнул взглядом по стене, у которой только что стоял. И оторопел. В том месте, откуда монашек так неловко перелетел через стол, в бревне хищно торчал болт самострела. Резко повернувшись в ту сторону, откуда скорее всего прибыл подарочек, «черноризец» столкнулся со взглядом старого знакомца. Рябой провожатый зло щерил зубы с ведущей на второй поверх лестницы. Руки его проворно крутили ворот, натягивая тетиву небольшого арбалета. Именно в этот миг, что-то громко выкрикнув, Перстень одним рывком поднялся на ноги, вставая между стрелком и его намеченной жертвой. Последний из четверки напавших на воеводу станичников неопрятной грудой валялся на полу. «Служка» постарался как можно быстрее отвести взгляд от его неестественно вывернутых рук и шеи. Куда вдруг снова запропастился Ромей, в тот миг даже в голову не пришло. Куда больше занимало оружие в руках ряженого гридня, потому как не нужно было родиться воином, чтобы понять — рябой всячески пытается выцелить именно его, Якова. Если бы не белозерец, то короткая песня его нехитрой жизни была бы спета несколько мгновений назад. Теперь же мужичок с жиденькой бороденкой не знал, в кого лучше выпустить стрелу. Правда, раздумывал он, как здесь было принято, очень недолго. Одним коротким жестом рванув тупое рыло арбалета в сторону Перстня, нажал на спуск.

Дружинник, старавшийся стоять к стрелку вполоборота, вдруг как-то неловко бухнулся на колено, будто получил в грудь размашистый молодецкий удар кулаком.

Рябой, отшвырнув в сторону разряженное оружие, ловким жестом лапнул голенище нарядного сапога, и в руке его тут же угрюмо блеснул нож. Смотрел он при этом снова на Якова.

«Почему в этой варварской стране не запретят носить сапог?» — устало и даже вроде как равнодушно подумал тот. Он оглянулся в сторону двери, в которую только что вошел, и тихо взмолился, чтобы рябой тать не умел

так же ловко метать тесаки, как его белозерские знакомцы. Иначе шансов у него совсем не оставалось.

Именно в тот миг, когда он уже подобрался для броска к выходу, Перстень поднялся на ноги. Как он сумел выжить после выстрела с такого близкого расстояния, Яков, признаться, ломать голову не стал. Его внимание вновь обратилось к пожару.

Огонь, с каждым мигом набирая животную мощь, плотоядно терзал массивные балки над головой, разбрасывал колючие искры, непреклонно расползался по широченным доскам пола, все ближе подбираясь к жалким людям с их мелкими страстями, которые уже ничего не могли противопоставить его разрушительной силе. Столы, стоявшие ближе всего ко входу в поварню, обратились в огромные факелы. Едкий дым затопил зал, будто в один миг растворив в себе весь воздух. В очередной раз вдохнув, монашек почувствовал, будто хватанул лёгкими жменю гвоздей. Внутри отдалось острой болью, горло нестерпимо саднило, а в глазах все принялось расплываться. Он закашлялся, упал на четвереньки и попытался ползти к выходу, стараясь не дышать при этом. В голове гудело, левый бок вдруг опалило яростным жаром, да так, что «монашек» вскрикнул, еще больше при этом нахватавшись дыма. Свет в глазах окончательно померк, а воздух в груди сменила рвущая плоть невыносимая боль…

9. Пожар с допросом (окончание)

…Яков не знал, как много времени прошло с тех пор, как он стал нормально дышать. Воздухом, а не дымным угаром. Впрочем, намного легче оттого не стало. Все нутро словно продолжало полыхать, отяжелевшую голову разламывала боль, а легкие выворачивались наизнанку от надсадного кашля…

Когда сознание понемногу стало возвращаться, а мир — обретать все более четкие черты в зудящих и слезящихся глазах, понял, что лежит в грязи посреди дороги. Особого отвращения, осознав это, удивительное дело, не испытал. Скорее наоборот — стылая сырая земля приятно холодила едва не обуглившуюся плоть.

Харчевня полыхала вся, от крыльца до крыши. И видно было, что красному петуху этой жертвы мало. Он уже хищно поглядывал на окрестные дома, подбрасывая высоко в темное небо жирные хлопья пепла и сажи. Вокруг сновали люди, что-то истошно вопя и пытаясь то ли сбить пламя, то ли не дать ему перекинуться на соседние постройки. Все это Яшка понимал слабо, едва-едва цепляясь за так и норовящее ускользнуть сознание.

— Дыши, колдун, дыши, — вдруг раздался хриплый шепот почти у самого его уха.

Обернувшись и тут же зажмурившись от приступа резкой боли в голове, Яков несколько мгновений не мог открыть глаза. Когда же, наконец, проморгался, узрел прямо перед собой ухмыляющееся лицо Перстня. Оно было черным, как у мавра, и здорово осунувшимся. Подняв взгляд выше, увидел и степняка. Тот нависал над лежавшим так же, как черноризец, посреди дороги воеводой.

— Зачем вы меня сюда притащили? — перехваченным в саднящем горле голосом прошептал Яков.

— Кто ж знал, что так оно все обернется, — как-то непривычно виновато прозвучали слова грозного воеводы. — Хотел вас нос к носу столкнуть, а потом и взять лиходея за горло… Никак не думал, что он после смерти батюшки так перетрухнул, что чуть не каждого незнакомого человека в корчме приказал подымать на ножи. Вдруг-де и за ним убивцы родителя явятся.

— А пожар-то откуда?

— Не помню уже, — рассеянно пожал плечами Перстень, скорчившись при этом движении от боли. Недовольно посмотрев на торчавшую из него стрелу, будто она, устыдившись его взгляда, сама могла вылезти из тела, он продолжил, — как-то само вышло. Отмахивался, где-то чего-то на что-то перевернул, оно как-то и занялось. А если б не подклад кольчужный в кафтане, так меня б не только поджарили, но ещё б и продырявили, как Котла.

ХХХ

Чем хороша весна — погода не в силах долго изливать на людей свою обиду. Стылые дни могут изрядно утомить бесконечной унылостью, а могут и завершится так скоро, что никто не скажет с уверенностью: были ли они на самом деле, или привиделись в скверном сне. Вот и сейчас мрачные войска туч, многие дни казавшиеся непобедимыми, истаяли за одну ночь. Правда, не полностью. Остатки их полков, обратившись в тяжелые темные облака, еще кружили над стольным градом в медленном хороводе, но беспросветностью уже не отравляли души. Не портил настроения даже время от времени проливающийся на землю дождь. Был он ласков и приветлив. Тысячи капелек опускались с неба, словно легчайший лебединый пух. Они не стучали настойчиво по крышам, не лупили по деревянной мостовой и не бурлили в лужах, стремительно падая из выси, а плавно стелились по воздуху, мягко касаясь земли.

В такие дни особенно неприятно смотреть на творимые людьми непотребства.

Рябой сидел прямо напротив Якова, буравя его тяжелым взглядом, недобро шевеля губами и беспрестанно сшибая брови на переносице. Встречаться с ним глазами было неприятно — и боязно, и как-то противно. Ему все чудилось, будто сейчас его бывший провожатый лихо вскочит на ноги, схватит за шею, либо даже вцепится в горло зубами. Или, как принято в тутошних краях, откуда ни возьмись в его руке очутится нож. В такие моменты до одури хотелось стать варваром. Таким, какими были здесь все. Сильным, гордым, бесстрашным. Которому любые неприятности, что гусю вода. Таким, как эти двое воев, что сидели сейчас рядом и так же хмуро глядели на полонянина. Рябой, похоже, избегал встречаться с ними взорами точно так же, как послушник — с ним.

Поделиться с друзьями: