Последние ратники. Бросок волка

ХХХ

Ставку Светлый перенёс в другое место. Едва ли не в ту же секунду после того, как к нему привели отпрыска. С новой локации, де, и обзор лучше, и вестовым куда сподручнее съезжаться. Геолокации при себе у Никодима не было, а потому спорить не стал. Хотя мысль такая, конечно, была. Но отпустил он её невысказанной подобру-поздорову сразу после того, как понял — очень неспроста Святослав снялся с того места. Например, из расставленного в его шатре добра он не взял вообще ничего. Ни единой ложки. Или, например, кубка.

— Где уже успел угоститься?

Князь стоял в тени кряжистого дуба и угрюмо наблюдал за бегущей к Киеву дорогой. Перекрытой заслоном. В обе стороны. Никого не впускать — никого не выпускать. Золотое правило карантина. Жестокое, чаще всего максимально циничное, но в этих условиях просто необходимое. Моровое поветрие накрыло не весь город. Дружинники стояли в тугих и пухлых многослойных повязках на лицах. И судя по тому, что падать замертво в таких простейших средствах защиты не спешили, радиус поражения газа всё же был ограничен. Правда, проверять это тоже никто не спешил. Княжье войско обложило собственную столицу, но входить в неё пока было нельзя. Спасти внутри стен вряд ли кого-то удастся, а потерять ещё кучу людей Светлый желанием не горел.

— Мир не без добрых людей, — пожал плечами Никодим. Хотя Святослав стоял к нему спиной и видеть этого движения не мог. Князь за эти пару дней здорово изменился. И обритая налысо башка с торчащим на макушке чубом были не единственным апгрейдом внешности. Резко заострившееся лицо, острый взгляд схватившихся льдом глаз, рубанувшие по лицу морщины. Хотя, может, недосып в двое суток с любым человеком произвёл бы подобные метаморфозы. Разве что кроме причёски, разумеется. Её сомодержец набарбершопил вполне осознанно: языческий вызов матушке и византийской вере в её строгом лице.

— Я тех людей по запаху этому сыщу, — слова падали тяжёло, каждое — как наковальня. — И велю в глотку железа калёного залить. Чтоб знали, как в скорбные дни пить беспутно.

— Да людей-то чего переводить? Мне тогда уж залей.

— Тебе — позже, — князь развернулся к Никодиму лицом. Они стояли на взгорке вдвоём. Внизу несла вахту личная охрана Светлого, которая сейчас не пускала к нему даже гонцов. Видимо, дело к Никодиму у самодержца действительно было важное и безотлагательное. — Пригодишься ещё.

— Ого! Это ж когда я пропустил тот момент, когда ты мне доверять вдруг начал?

— Кто тебе сказал, что начал? Хотя, может, и буду. Если ответишь мне прямо на один вопрос. Так, чтобы я понял — не брешешь.

— Только на один? Я целую таблицу таких знаю. Умножением называется. Там два варианта: либо правду говоришь, либо дурак.

Светлый оставил дряблую остроту без внимания, ещё раз глянул в сторону города. Ворон над стенами кружило столько, что таблица умножения тут помогла бы вряд ли. Для чего они слетелись со всей округи и продолжали прибывать каждый день, всем было понятно. Правда, мало кому от этой ясности становилось легче. У многих дружинников, которым велели покинуть город и собраться в походном лагере за его валами, там остались семьи.

— Как так вышло, что ты жив? Клин мёртв. Да что Клин — целый город от яда выкосило, — Светлый подошёл вплотную и уставился Никодиму в глаза. — А ты стоишь. Хоть бы что. Дышишь. Хотя, конечно, лучше б делал это в другую сторону. Я просто понять не могу. Когда б сам лично не знал, что ты меня вытащил, да помог интригу ромеев с матушкой против них же развернуть, да как с напастью этой себя вести, — он кивнул в сторону вымершего города, — первым делом подумал бы, что именно ты в поганом деле главный заводила.

Никодим взгляда не отвёл. Правда, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, выдохнул всё-таки в сторону. Шумно и демонстративно.

— Кто главный, мне б и самому хотелось узнать. Всё хочу спросить о том у одного затейника, который на башке такой же ирокез, как у тебя, таскает. Вот тот наверняка в курсе. А что до моей тараканьей живучести, так тут всё проще, чем ты можешь подумать. Меня как-то мой… ассистент спросил, не за пьянку ли меня турнули со службы. После надлома, полученного вследствие особо душещипательной истории. Ну, как в книжках, в общем, бывает.

Никодим усмехнулся.

— Но меня-то сложно героем книги назвать, да? Вот он и промазал. Перепутал причину со следствием.

— Долго ещё будешь околесицу молоть?

— Да тут никакой тайны и нет, собственно. Просто, не знаю, поймёшь или нет…

— Дураком тебе кажусь? — насупился Светлый.

— Упаси святая физика! Знаю я о твоих политических дебатах: чуть что не по-твоему, сразу на кол. Тут дело не в умении мыслить, а в терминологии скорее… Ладно, ладно, — сшибшиеся на переносице брови князя заставили Никодима примирительно поднять руки. — С чего начать?

— С начала. Но только без этого твоего сора из афоризмов.

— Хм, — князь никак не походил на человека, которому известно значение слова «афоризм», но «монах» счёл за благо не уточнять. — Службу проходил в Силах специальных операций. Боевые лазутчики, если по вашему. В отставку ушёл в звании капитана. Ну, вернее, как ушёл… Не то, чтобы по своей воле. Обнаружили заброшенное хранилище атомных отходов. На неподконтрольной нам уже территории. Обнаружили потому, что оттуда наши «партнёры» собирались вывезти атомный материал с тем, чтобы использовать его для нашего же устранения. Террористическим способом.

Святослав слушал внимательно, видно было, что изо всех сил старается ухватить суть. Но в конце концов фыркнул:

— Хрен с тобой, поясняй.

— Хотели сделать с нами то же самое, что и с твоим Киевом. Выпустить на волю огромную бурю огня, которая бы сожрала всё живое, а то, до чего не дотянулась бы, потравила бы радиацией.

— Моровым поветрием?

— Ну, пусть так. Только таким, что у тебя бы всё княжество перемёрло. В муках.

18. Моровое поветрие (окончание)

— Хм.

— Вот и я о том. Пресечь-то мы эту попытку пресекли. Всех плохишей в историю отправили. Но только при этом мой отряд хапнул такую дозу облучения, что как светлячки все заискрились. В общем, никто не выжил. Вернее, как — никто… Я один. Руководители операцией тоже посчитали, что совпадение вышло — как бы это сказать — любопытным. Проверки, комиссии, допросы. Полилось, в общем. Но так как ни мотива не нашли, ни доказательств, указывающих хотя бы на что-либо… В общем, решено было спровадить меня в почётную отставку. Тем более, причина-то подвернулась очень наглядная: меня ведь тоже облучило-то будь здоров. Вряд ли бы долго понаслаждался пенсией.