Последние ратники. Бросок волка

Хмыкнув, Котёл вновь бросился вперёд и обрушил на недодружинника град прямых, косых и свистящих по дуге выпадов. Кутькиных умений и навыков хватало только на то, чтобы отбиваться. Последний удар, который белозёрец нанес топором, вложив в него всю свою тяжесть и силу разворота, парень отразил-таки щитом, метнувшись в сторону и уводя страшный по мощи выпад по касательной. Иначе щиту наверняка пришел бы конец. Вполне возможно, что и держащей его руке — тоже.

21. Битва у Мегры (окончание)

Вокруг кипела сеча, и кто в этой пляске смерти берёт верх, непонятно было, должно быть, и самой смерти.

— Зачем тогда сражался здесь против нордов? Тех, кого сам нанял сюда придти?

— Это только в реке течение никогда не меняется. А в политике — постоянно. Понял, что если сегодня русичи выиграют у моих наймитов, то это позволит мне взлететь при дворе Светлого очень высоко. А у ближника князя возможностей его подвинуть куда больше, чем у дружинника из Белоозера.

Он навалился с очередным крутящимся вихрем ударов так же неожиданно, как и в два предыдущих раза. И точно так же Кутьку, с руки которого уже едва сам собой не сваливался щит, хватило лишь на то, чтобы вихрь этот отразить. Без помыслов об ответных атаках.

— Если бы не этот кретин с чубом, всё бы пошло гладко, — тяжело выдохнув, продолжил Котёл. — Понимаешь? Кто бы сегодня здесь ни победил, победил бы в любом случае я. А сейчас мне придётся тебя порешить. Хотя видят боги, со временем хотел натаскать тебя как следует и привлечь на свою сторону. Особенно — учитывая твоё происхождение. Хотя… С другой стороны, именно учитывая твоё происхождение, порешить тебя мне доставит особое удовольствие, рюрикова ты гниль.

— Что ты такое несёшь?

— Ах, да, тебе ж никто ничего так и не сказал. Ни твой однорукий тысяцкий, ни сам Светлый, — разминая руку, которая не до конца оправилась от ранения, и которая доставляла ему неудобства с самого утра, ухмыльнулся бык.

— Не сказал чего?

— То, что ты его пащенок. Наследник престола с гнильцой, намешанной в княжью кровь. Сын неразумного пацана на троне и безответной потаскухи.

Удар кутькиного топора был скор и неожидан. Как и учил его Котёл. А когда бугай отбил его обухом секиры, рука Кутьки загудела, но осталась тверда и оружия не выпустила. Как и настаивал во время их тренировок Котёл. Предугадывая следующий замах врага по движению его ног и плеч, на что не раз обращал внимание Котёл, гоняя парубка по княжьему двору, Кутька отпрянул в сторону и тут же снова ринулся вперёд. Пытаясь достать самое слабое место своего поединщика. Как всегда учил Котёл.

А местом этим было увечное плечо.

Княжий сын из Овнища откинулся назад, как только позволила изогнуться поясница, и изо всей силы припечатал шлем в раненое плечо заговорщика. И когда тот невольно скривился от боли и сделал шаг назад, Кутька отбил в сторону удар секиры и изо всех сухожилий саданул по ране измочаленным щитом.

С глухим вскриком бугай грохнулся на землю. Топор-переросток Сыча отлетел в сторону. На плече проглянуло ржавое кровавое пятно от открывшейся раны.

Вспомнив подёрнутое мучительной судорогой лицо Ивы, Кутька шагнул к Котлу и занёс над ним топор.

Со стороны кипящей на холме резни по всему берегу вдруг разнесся рев боевого рога.

Было это так неожиданно, что княжий отпрыск вздрогнул. И тут же получил удар по затылку.

Протяжный звон в ушах, подкосившиеся ноги, резкая боль в голове. Земля прилетела прямо в лицо. Шлем откатился в сторону. Мимо протопали шаги.

— Кончайте его! — не столько услышал, сколько прочитал по губам Кутька.

Кончили его или нет, он не понял. Услышал только перекрывший лязг битвы частый-частый треск и грохот.

Что это — так и не осознал, провалившись в пахнущую землёй, травой и кровью темноту.

ХХХ

Когда над кровавой резней внизу разнесся низкий рев боевого рога, на едва заметный миг всех накрыло немое оцепенение.

— Все слышали?! — взревел спустя мгновение Молчан Ратиборыч. — Так какого хрена застыли?! Двигай! Быстрей! Вниз!

Те лучники, которые еще в состоянии были передвигаться самостоятельно, похватав, сколько могли, стрел, тут же бросились с холма. В ту самую сторону, куда сам аналитик ни за что бы никогда и за всё золото мира на полез. Пустые глаза и крепко стиснутые зубы лучше всяких слов говорили о том, куда они сейчас идут.

— Кто с нами двинуть не может, продолжайте жечь драккары! — не унимался боярин. — Устроим для них добрый волок!

Пробегая со своим трясущимся пузом мимо Яшки, Молчан вдруг резко остановился, растерзав монашка не внушающим ничего хорошего взором.

— Я бы ваши ромейские рожи вот здесь вот давил, — для наглядности он поднес к самому носу служки стиснутый до хруста в суставах кулак.

Поддавшись порыву, он выхватил из примотанных к ремню ножен стилет. Яков мигом втянул голову в плечи и зажмурился.

Однако ни боль, ни смерть отчего-то не пришли.

Открыв глаза, он увидел гневно удаляющуюся спину боярина. Кинжал он так и держал в руке.

— Может, и правда, есть сила в твоем распятом, — раздался спокойный голос сзади. Вздрогнув от неожиданности, Яшка заполошно обернулся, и на сей раз рука вверх скакнула.

Печенег Ромей, ощупав шею навалившегося на плетень Птахи, лицо которого было не просто обескровленным, а иссиня-белым, приложил руку к губам лучника. И лишь потом опустил ладонь на его глаза, навсегда закрывая остекленевший взгляд шорами век. Яшка и сам понимал, что рано или поздно это случится, никто не сможет выжить, потеряв столько крови. Но самому себе в этом признаться боялся, да и попросту не мог приблизиться к остывшему телу человека, вместе с которым прошел через этот старшный день.

Подойдя к сидевшему на земле Якову, печенег присел на корточки, взял висящий на шее монашка крест, покрутил в руках.

— Не знаю, что за силу он дает, — пожал плечами Ромей, — но… дает. Я бы на месте боярина тебя зарезал.

С трудом проглотив тугой комок в пересохшем горле, «монашек» вновь глянул в спину бредущего по направлению к бойне и, несомненно, смерти, Молчана.

Степняк вдруг снял перекинутый через плечо моток веревки, дернул за узел, ее связывающий, и ткнул ею Яшке в грудь.

— Завяжи ее за одно из бревен и спускайся вниз. Когда они прорвутся сюда, даже твой распятый ничего поделать не сможет.

Яков смотрел на печенега вылупленными глазами и, не веря своим ушам, неосознанно прижимал веревку к груди.

— Может, не так уж и бесполезен твой бог! Если уж создал мир, в котором живут столько… никудышных книгочеев, что ничего другого делать не могут, а крови никогда в жизни не видывали.

— Тогда… возьми вот это, — Яков снял с шеи крест кожевенника Турыни. — Его хозяин очень хотел, чтобы его крест обязательно стал для кому-то защитой. Возьми. Тебе нужнее.