Последние сумерки

– Лар, у тебя народ есть?

– Какой народ, о чем ты? Все ж на дачах, лето – мертвый сезон. Так что проходи, фея, доведем тебя до ума…

Юлия утонула в кожаном кресле, уронила запрокинутую голову в хромированную раковину в стиле хай-тек. Запах хвойного шампуня мгновенно уволок куда-то в юность, в лес, в палатку. И водопадом зашумела прохладная вода, включенная догадливой Лариской. Все, кайф вечен, и она всегда бу…

– Алло, Олежка! А-а… Привет, Тань. Да, я знаю, что у вас сегодня выпускной… Да не могу я, Танюш, совсем не могу, правда… Ладно. Мне тоже жаль, еще как! Всем привет передавай. Я вас тоже люблю.

Юлия снова отдалась воде и Ларискиным рукам. Ее ловкие, легкие пальцы заскользили по коже головы расслабляющим массажем, и голос ее зазвучал музыкой, сливаясь с музыкой из невидимых динамиков.

– Что у тебя там?

– Да у ребят из литературного сегодня выпускной вечер в ЦДЛе. Зовут…

– Так иди! Смотри ты какая сегодня красотка – прямо на бал!

– Какой там бал, ты что?! Я и так сегодня весь день не тем занимаюсь… Вот сейчас уложишь меня и я – бегом к Олежке.

– А-а! Ну да, ну да… – быстро согласилась Ларисон.

Но во взгляде ее сквозило явное сожаление. Черт, не суждено сегодня расслабиться…

– Алло?! Олежка?!! Ну, наконец-то, а я тут… Да ты понимаешь, я тебе не успела в прошлый раз сказать – у меня денег нет и… Я тут в одном месте… Не скажу в каком. Хочу тебе сюрприз сделать…

– Ты, конечно, можешь не говорить мне, где ты. Но если тебя через час не будет, можешь не приезжать. Я скоро сажусь ужинать. Так что – встретимся завтра в аэропорту.

Юлия невольно побледнела, еще более раздосадованная под сочувствующим Ларискиным взглядом.

– Что, трубку бросил?

– Угу…

– Ну, ничего. Не переживай. Он ведь тоже волнуется – жених все-таки.

– Угу…

Они переместились в кресло у зеркала. Ларисон вытерла ей волосы стильным темно-зеленым махровым полотенцем. И теперь теплый ветер из фена ласково и дерзко бросал ей чисто вымытые пряди на раскрасневшееся лицо. Через минуту Юлия была уложена как Анджелина Джоли перед свадьбой с Брэдом Питтом.

– Эй, цветочки не забудь! – крикнула у выхода Ларисон, подавая ей коралловый букет.

– Можешь себе оставить.

– Нет уж, спасибо! Меня и так Серега ревнует даже к нашему администратору.

– Ну, ладно, Лар… Спасибо тебе.

– Да на здоровье. Только не позволяй собой командовать.

– Угу.

Горячий ветер подхватил подол платья, потащил за собой, лаская шифоном голые ноги. А волосы, теперь пышные и блестящие, ласкали плечи. И хвойный запах от них навевал мысли о свободе.

Наверное, Димасово шампанское по второму разу ударило в голову. А может, просто это дивное время… Юлия обожала это время. Время, когда Москва выходит из офисов, засовывает в деловые портфели дизайнерские галстуки и превращается в раздрызганного шального гуляку.

Около «Крошки-картошки» желудок снова свело голодным спазмом. И, входя сегодня в метро в очередной раз, Юлия улыбнулась решительно. И даже несколько демонически.

18 часов 35 минут

На Большой Никитской величаво дремал уютный старомосковский покой.

Юлия, помахивая сумочкой, быстро шла вдоль нежно-желтых, блекло-голубых и кремово-розовых двухэтажных особнячков. Открытые кафе медленно, но все же заполнялись к вечеру растомленным жарой народом. И уже привычно Юлия улыбалась в ответ на восхищенные взгляды людей за столиками, изящно обгоняя редких прохожих.

Контрастируя с пряничной улицей мрачноватой торжественностью, впереди показался вход в Дом Союза писателей. У самых дверей топталась небольшая курящая группка людей. Юлия ускорила шаги, ликующе узнав знакомые лица.

– Юленька!

– Пришла все-таки! Вот умница!

– А нам сказали, что тебя не будет…

– Привет, мальчики! Поздравляю с дипломами!

Юлия расцеловала в щеки каждого из мальчиков – и доцента-психолога Петра Борисовича, и вечного студента Сашеньку, и тридцатипятилетнего очкарика Ивана.

– Ну, пошли вниз. Весь буфет наш на сегодняшний вечер! Ты есть, кстати, хочешь?

– О-чень!!

Они спускались в подвальный этаж, и вся лестница была пропитана такими густыми из-за жары запахами курева и жареного мяса.

А потом был тесный, полутемный, душный буфет легендарного ЦДЛ, со старинными шкафами и сталинскими кожаными диванами вдоль стен. И такие милые, совершенно родные, взволнованные лица однокашников по Высшим литературным курсам. А за центральным столом – все их преподаватели, вся старая гвардия. Давно уставшие от жизни, но не озлобившиеся, они снисходительно наблюдали восторги очередных будущих гениев от литературы.

Юлия уписывала салат «Оливье» и свиную отбивную с картошкой, жадно запивая все это сухим красным вином – и все это было так невозможно вкусно, что она никак не могла остановиться. А рядом галдели девчонки, обещая друг другу вечную, бескорыстную дружбу. Еда и атмосфера опьянили ее больше, чем вино. Под мышкой у нее был зажат толстый сборник стихов и рассказов, изданный на деньги самих ребят – все страницы были исписаны их автографами и пожеланиями творческих успехов. И Юлия уже совершенно осоловела, слушая большого, доброго поэта Геннадия Ивановича, который, бережно держа ее руку в теплых пухлых пальцах, рифмовал ей на ухо что-то о любви и творчестве.

– Юлька, сейчас автобус придет, – весело сказала Таня Завьялова, пишущая городскую мистику.

– Какой автобус? – сонно спросила Юлия.

– У нас заказана экскурсия по булгаковским местам! Ночная! Помнишь, мы целый год мечтали все на нее поехать?

– Ну, помню…

– Ну, вот теперь собрались. Поехали?!

– Ой, Тань, я бы с удовольствием, правда. Но мне завтра с утра… надо… понимаешь, домой. Причем уже срочно.