Последний американец

— Подбери слюну! — бросила она Джонни, заметив что тот пялится на неё глазами голодной шавки.

Он расплылся в глупой улыбке и попытался сделать комплимент Карменсите. Она же посмотрела на него как на вошь и промолчала.

— Чудная девушка! Если вас не затруднит, поднимитесь в комнату 204 и спросите майора Роджэрс, она вами займется. — меж тем сказал сержант совершенно игнорируя Джонни и Карла.

Карменсита кивнула, взяла обратно свои документы и на секунду задержавшись бросила старому сержанту.

— И ещё, сэр! Просьба.

— Да, молодая госпожа! — галантно ответил тот. — Я внимательно вас слушаю.

— Вот этих кретинов — Она небрежно кивнула на Джонни с товарищами, — определите в стройбат. Они достаточно тупы, чтобы ему соответствовать, и достаточно умны, чтобы случайно друг друга не поубивать в первый же день!

— Я обязательно учту Ваши пожелания! — оскалился сержант и многозначительно посмотрел на стоящих рядом парней. Те покрылись холодным потом. Только Джонни всё ещё продолжал смотреть вслед уходящей Кармен, влюблёнными глазами. Этот просто не знал что ему больше доставляет неудобства — страх перед сержантом, или вот эта девочка, что сейчас уходила от них не оборачиваясь.

Слова Кармен и многообещающий взгляд сержанта, брошенный на балбесов, сильно поуменьшили мимолётный энтузиазм у Джонни, по поводу Федеральной Службы, но тут в нём сильно взыграла гордость.

Он подумал, что если вот сейчас откажется, то на него будут показывать пальцами. Ведь Карменсита Ибаньес не побоялась. А он… он, получается, струсил. Испугался трудностей.

К тому же, ему очень сильно хотелось стать таким как киногерой, которого играл Шульц. Как на том постере. Таким же мускулистым, таким же ловким и находчивым. Чтобы не этого Шульца, а его самого вот так снимали журналисты. Не в киношном скафандре, а в настоящем. С настоящим оружием в руках. Чтобы не перед Шульцем, а перед ним, перед Джонни, бабы складывались у ног штабелями.

Возникает, правда, вопрос: А почему он не стал таким раньше? То есть сильным, ловким, мускулистым, находчивым…

Тут всё просто — он ленился. Также как и всякие сынки очень богатых и успешных родителей, у него было всё.

Всё, чего бы он ни пожелал. Кроме одного — самоуважения. Ведь всё, что ему давалось, по — настоящему, ему не принадлежало или если и принадлежало, было не им заработано. Ему по большому счёту, гордиться было нечем. И вот тут, на Федеральной Службе ему предоставлялась возможность стать эдаким суперменом. Не совсем самостоятельно.

Чтобы стать самостоятельно, нужна воля. Которой не было. А это значит, что для таких, как Джонни, нужен протез этой воли. В виде армейского сержанта, который будет его гонять как сидрову козу до тех пор, пока он не станет тем, кем быть обязан. В Армии обязан быть. И кем хотел бы быть «на гражданке», после того, как выйдет из Армии из её железных рукавиц.

Поэтому, когда Карл закончил свою сбивчивую речь о том, зачем он сюда пришёл и на что собирается тут претендовать, Джонни твёрдо сказал, что он идёт тоже на Федеральную Службу.

Сержант оскалился, предвкушая очередную развлекаловку и обрушил на двух, пока что потенциальных, новобранцев пространную лекцию о том, что их ждёт. Про то как мамочки получат извещение о их смерти если им не повезёт… «а таких, кому не повезло — много», а если повезёт, то… могут вернуться вот таким обрубком как он сам. С сильным недочётом по части конечностей.

Довёл бедных, до конкретной дрожи в коленках. Но, к чести Карла, он всё — таки не настолько был напуган его рассказом, чтобы отказаться у самого порога. К тому же, прошедший через вестибюль, по каким — то своим делам полицейский, резко прибавил решимости и отваги у Джонни.

Так что оба, серьёзно мандражируя и заикаясь таки отправились на медкомиссию.

Вот только зря не обернулись. Там, почти у дверей, стоял и тихо веселился только что зашедший вслед за Кармен, Диего.

Хорошо разогретый «беседой» с предыдущими остолопами, сержант среагировал на вновь подошедшего предсказуемо.

— Дай угадаю… — прищурился он. — Ты тоже вздумал сбежать от маменьки с папенькой и поступить на Федеральную Службу.

— Да сэр! — браво гаркнул Джонни, тщательно сохраняя на лице весёло — придурковатую улыбку.

Сержант, сильно позабавившийся с предыдущими двумя открыл было рот, чтобы продолжить и на этом «латинос», но Диего внезапно, изящным жестом руки его остановил.

— Оставьте сэр, своё великолепное красноречие на таких кретинов, как те двое. Я знаю куда пришёл.

— Даже так! — осклабился сержант. — И куда ты, сынок, собрался, весь такой изящный и прыткий?!

— О, сэр! Моя тупость как раз соответствует Звёздному десанту. Я знаю. Мой ай — кью достаточно низок, чтобы пройти именно туда!

Диего проиллюстрировал последние слова ослепительной улыбкой.

— Ты в этом уверен, сынок? — затрясся в беззвучном смехе сержант.

— Абсолютно! — сияя улыбкой подтвердил Диего. — И комиссия, будьте уверены сэр, тоже самое скажет!

— Ты случаем не дурак?! — тихо спросил спросил слегка ошалевший от такого напора сержант.

— Так точно, сэр! Дурак! — не менее браво подтвердил Диего, — Ведь только такой дурак как я, мог решить идти строевые части.

Сержант уже не знал, то ли ржать с этого балбеса как конь, либо… Впрочем, за его спиной находилась медкомиссия. И там чокнутых отсеивают «на раз».

— А ну — ка, дай — ка мне твой аттестат! — недоверчиво скосился на Диего сержант и цапнул поданную папочку.

Прочитал. Хмыкнул. Ещё раз смерил оценивающим взглядом фигуру Диего.

Перед ним стоял юноша, прекрасно физически развитый, несколько сухощавый, но не рахитичный. Мускулистый, но явно мышцы не перекачаны в каком — то дурацком клубе боди — билдинга с боди — артом. Всё в меру. И то как держится, было хорошо видно — он не из тех «маменькиных сынков», что только что перед ним прошли на комиссию. Но аттестат… как бы не на порядок круче, чем у той самой красотки… и тоже, надо отметить, «латинос».

— Далеко пойдёшь! — хмыкнул сержант, отдавая аттестат обратно. — Я уже и не спрашиваю, зачем ты сюда притащился. Наверняка как та девочка за деньгами. Для университета.

— Никак нет, сэр! Не за деньгами. За звёздами. — продолжил разыгрывать из себя радостного дурака Диего.

— На погоны? — поддел его сержант.

— Да, сэр! И побольше!

Следующие две минуты эти двое поупражнялись в красноречии. Один пытался уесть стоящего перед ним, а другой не менее изящно парировал все подколки. Поняв, что новобранец слишком остёр на язык, и что только Лагерь с Армией вообще, его от этой болезни могут исправить, сержант сдался. Сделал напутствие в чисто сержантском стиле, пожелав ему всего такого, что самому вряд — ли пожелаешь и жестом отмахнулся от балбеса.