Последний английский король
Шрифт:
Корабль плыл мимо отмелей Уэст-Витгеринга, где грелись на солнце большие серые тюлени и крачки, точно молнии, ударяли в море. Западный ветер наполнил паруса, высокие, черно-синие, покрытые снежной пеной волны подхватили, подняли, понесли корабль вперед. Сидя у мачты, Хельмрик, прозванный Золотым, единственный норвежец среди телохранителей Гарольда и единственный его музыкант, напевал протяжные заунывные песни – на слух Гарольда, мелодия не менялась, о чем бы он ни пел.
Черные дельфины неслись рядом с ними, выгибая спины, почти выскакивая из воды или мелькая тенью у самой поверхности. Ульфрик попытался загарпунить дельфина, но оказался чересчур неуклюж и медлителен. Стайка макрели сверкнула, появившись на гребне волны, и дельфины устремились вслед за ней, ускользнув от Ульфрика. За кормой парили, раскинув крылья и полностью доверившись ветру,
Гарольд оглядел восемь ближних дружинников, переводя взгляд с одного лица на другое: Даффид и Тимор играли в кости, изощряясь в пустой забаве, где все зависело от удачи и нахальства; два брата из Гемпшира, Рип и Шир, краснощекие, темноволосые, без проблеска датской рыжины или золота викингов – древняя германская кровь текла в их жилах, они были родом из ютской деревушки Торниг-Хилл, «Гора Тора»; Ульфрик – беспощадный убийца, ни жалость, ни ложно понятое великодушие не помешают ему добить умирающего, который, глядишь, мог бы напоследок нанести удар победителю; Альберт из Кента, невысокий, с морщинистым, вопреки юному возрасту, лицом, но крепкий, как старая яблоня, самый выносливый, когда иней примерзает к бороде и неделю приходится голодать; и Уолт – бедняга Уолт, едва корабль вышел из гавани, как он перевесился через борт и изверг в воду все содержимое своего желудка. Честный Уолт, надежнейший из всех. В пятьдесят шестом году, во время второго похода против Гриффита, он отчасти расплатился с Гарольдом, вернув ему одну из двух жизней, которые был ему должен: если бы не он, эрл не отделался бы шрамом на руке, боевой топор пронзил бы легкое или сердце.
Славные парни, все как на подбор, необузданные, отчаянные, готовые к любому проявлению ненужной и глупой отваги, к нелепым пари, гуляки и моты, напивающиеся до бесчувствия, лишь бы не сдаться раньше других, но каждый из них неколебим как скала, каждый ответит противнику ударом на удар и будет биться до тех пор, пока не хлынет горячая кровь и обломки кости не прорвут побледневшую кожу.
Из оков груди рвется сердце, Вместе с пеной морской душа умчалась, Погналась за китом, уплыла далеко. Мало странствий земных, снова чайка кличет – Хриплым голосом поет о путях морских, о дороге китовой [48] .48
Обе строфы – фрагменты из древнеанглийской элегии «Морестранник» (21,39–47, 58–64).
Глава двадцать первая
На рассвете поднялся легкий западный ветер, экипаж принялся за работу. Ульфрик опустил за борт парусиновую бадью и хорошенько облил своих спутников. Матросы развернули парус, и вскоре корабль двинулся в путь, прямо на красный глаз восходящего солнца. Гарольд спустился на главную палубу и постучал в дверь капитанской каюты. Дверь была заперта изнутри. Призвав на помощь Ульфрика, Гарольд взломал дверь. Капитан храпел в подвесной койке, крошечная каюта провоняла мочой и дешевым спиртным. Ульфрик сбросил шкипера на пол, и вдвоем они отволокли его наверх, на корму.
– Почему мы плывем на восток, а не на юг? – спросил Гарольд.
– Ветер дует с запада.
– Но не с юго-запада, верно? Подтяни парус, и судно повернет по крайней мере на треть круга к югу.
Вместо того чтобы изменить курс корабля, капитан попытался изменить курс беседы.
– Клянусь, лорд Гарольд, вчера мы шли хорошо! – воскликнул он. – Весь день прямиком на юг.
Мы уже у берегов Нормандии, в пяти милях к югу будет Арроманш, а за ним – Байё. Если ветер продержится, к полудню мы будем в Гавре.
– Ты лжешь. От Селси мы плыли на восток...
– Ветер переменился, милорд, клянусь, он переменился, как только мы отплыли от земли.
–
Если подведешь нас, я тебя на куски разрублю и за борт выброшу. Хуже того, мы тебе не заплатим.Уолт стоял под ними на палубе, вытирая мокрые от соленой воды волосы. Услышав эти слова, он опустил полотенце и посмотрел вверх – голова его находилась примерно на уровне их колен.
– Ему уже заплатили.
Гарольд глянул вниз.
– Я не платил.
– Какой-то монах передал ему кошелек. Вчера. Там было много денег.
– Когда именно?
– Вчера, ближе к полудню. Когда мы ждали тебя.
Гарольд обернулся к Ульфрику:
– Отведи его в каюту и разберись.
Ульфрик Жестокий повел капитана прочь.
Корабль продолжал путь. Кормчий с непроницаемым выражением лица понемногу поворачивал руль так, чтобы солнце отошло влево – судно брало курс к северо-востоку.
На горизонте по правому борту появилось темное пятно. Снова закричали чайки, приближавшаяся земля расступалась, образуя широкую бухту, уже видны были черные точки – рыбацкие лодки, маленькие, но больше плетеных ирландских челноков. Моряки подтянули парус, кормчий еще немного повернул руль, так что теперь нос корабля смотрел почти прямо на восток, и направил судно в гавань. На северном берегу стоял маленький порт или рыбацкая деревушка, а немного дальше на другой стороне виднелся большой город.
Из каюты капитана доносились звуки ударов, тяжелое дыхание, короткие пронзительные вскрики.
– Гавр, – предположил Уолт.
Тимор нахмурился.
– Гавр намного больше, – возразил он. Тимор умел читать, любил поговорить с людьми и ухитрялся выяснить много интересного о тех местах, куда они отправлялись.
Раздался чудовищный вопль, перешедший в хрип. Ульфрик вынырнул из каюты, наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку. В одной руке он держал кошелек.
– Пятнадцать золотых, – сообщил он, кинув кошелек Гарольду.
В другой руке Ульфрик Жестокий нес голову капитана – ее он бросил за борт и обтер свои лапищи об окровавленную куртку.
– Это не Сена, – продолжал он, – и не Гавр. Это Сомма, сказал капитан. Впереди, на южном берегу – Сен-Валери. Подонку заплатили, чтобы он доставил нас сюда. Мне нужно умыться.
Он снова опустил бадью за борт и зачерпнул воды.
Побледнев от гнева, Гарольд ринулся на бак. Уолт и Даффид метнулись за ним.
– Понтье! – выкрикнул эрл. – Это вовсе не Нормандия, это владения графа Гюи де Понтье. Мы явились на его земли незваными, нежданными и вооруженными в придачу!
– А если повернуть? – предложил Уолт. – Поплывем обратно...
– Не получится. Ветер встречный. Да и – видишь?
Позади, всего в полумиле, два длинных, быстрых, черных корабля гнались за ними, гребцы слаженно работали веслами – то ли хотели перехватить чужаков, то ли загоняли их в глубь залива, к берегу, как овчарки отбившуюся от стада овцу.
– Вооруженные и незваные, но вряд ли нежданные, – пробормотал Даффид.
Три недели спустя герцог Вильгельм принимал англичан в пиршественном зале своего замка в Руане. Они прошли по длинному залу к возвышению, где герцог восседал на троне, окруженный своими советниками, баронами и священнослужителями. Волосы Бастарда были подстрижены коротко, не по английской моде, на голове красовалась корона, кольчугу прикрывала накидка с гербом Нормандии: лев passant regardant, идущий вполоборота к зрителю. Хозяин вышел к ужину в сапогах, в рукавицах с раструбами, не сняв с пояса длинный меч. Острие меча упиралось в пол, левая рука герцога покоилась на рукояти. Гарольд подумал, что обычаи в Нормандии вряд ли отличаются от принятых во всем христианском мире, а значит, усевшись за стол с оружием, Ублюдок сознательно нанес гостям оскорбление.
Даже когда Вильгельм сидел, было видно, что он высок ростом, выше Гарольда, но тощ и не столь крепкого сложения. Ухоженные усы заканчивались острыми кончиками и торчали так, словно герцог смазывал их воском; как и треугольная бородка, усы были заметно темнее волос. Он был бы красив, если б не мешки под глазами и не чересчур крупный орлиный нос. На щеках Вильгельма играл здоровый румянец человека, проводящего гораздо больше времени на свежем воздухе, нежели за пиршественным столом. Ему исполнилось тридцать шесть лет, на шесть лет меньше, чем Гарольду. Когда Вильгельм спустился в зал и двинулся к Гарольду длинными скачками – не напрямик, а заходя сбоку, Уолт припомнил волка в горах Уэльса – тот так же подкрадывался по снегу к их палаткам.