Последний апостол
Шрифт:
В этой дикой ватаге был еще один иудей. Но в виде непотребном совершенно: одежда порвана, весь в крови, в ссадинах, один глаз выбит и жутким месивом размазан по виску. Впрочем, этот вид и самому раненому был явно противен: он, став на колени перед ручьем, принялся смывать с себя грязь.
Чудны дела твои, Господи!
– Кто вы?
– не удержался от вопроса Савл. И попытался говорить чуть любезнее: - Куда путь держите?
– Мы ищем клады, - вежливо ответил человек с львиной головой.
Вот как - гробокопатели! Разорители древних гробниц, которых множество
– Что же ты отодвинулся, рабби?
– весело спросил иудей, разделывающий рыбу.
Савл промолчал. Иудей, сдув с пальцев рыбью чешую, похлопал Савла по плечу.
– Ты - рабби, и я - рабби. Мы поймем друг друга. Будь доверчивее к миру, не жди от него зла, и мир ответит тебе добром.
– У этого человека был нестерпимый галилейский акцент, и Савл не удержался от грубости:
– Уж не думаешь ли ты меня поучать?
– Еще чего не хватало! Его, уважаемого агента синедриона, будет учить галилейский нищий, подрабатывающий проводником у язычников да еще не гнушающийся делить с ними трапезу!
– Что плохого в поисках кладов?
– недоуменно спросил львиноголовый. Он стряхнул налетевший в белую гриву рыбий мусор, отхлебнул из своей бутыли и передал бутыль проводнику. Этот чужеземец один из всей ватаги был совсем без оружия, но очень уж велик ростом и почему-то казался опасным.
Савл, испугавшись, ответил:
– Клады не приносят счастья. Их закапывают под злое колдовство. Только хозяин, сильный чародей или блаженный недоумок могут безбоязненно притронуться к кладу. Потому что для мудреца и для дурачка сокровища просто побрякушки, без ценности и пользы. Над остальными клады имеют страшную власть.
– Наше ремесло трудное, - согласился гривастый.
– Но не хуже прочих. Причем тут счастье, колдовство? Мы зарабатываем деньги - вот и все. Какое же ремесло у тебя, сердитый?
– Я делаю палатки, - ответил Савл. Это было правдой, а о своей богоугодной миссии он предпочел промолчать. Делать палатки, печь хлеб, обучать мудрости - работа, полезная людям. А поиски кладов - пустая погоня за золотым тельцом. Суета ради обогащения - не ремесло.
– Дорого берешь за палатки?
– спросил, подойдя к ним, раненый, который отмылся в ручье и выглядел уже не так дико. Одноглазый удивительно походил на Стефана, казненного назорея, и это было очень неприятно Савлу. Он буркнул:
– Обычную плату.
– Это хорошо, - сказал похожий на Стефана.
– Хорошо, когда знаешь, сколько, чем и за что платишь. А я вот недавно отдал глаз и получил возможность видеть незримое.
"Безумец", - подумал Савл.
– Глаз за науку - это недорого.
– Белогривый что-то подсчитал в уме.
Все они безумцы. Два этих странных еврея, этот спящий негр со своим карликом в кувшине, этот урод со звериной башкой, не говоря уж о прочих их слишком много. Савл решил не злить чужаков, рассмеялся через силу:
– Все мы гоняемся за кладами! Вы ищите их в песках, мы, евреи, роемся в древних черепках наших священных писаний.
– Вот и молодец!
– обрадовался
– Выпей с нами!
"Сыну богоизбранного народа пить с язычниками?!" - подумал Савл.
– Что есть богоизбранность?
– отхлебнув из бутыли, изрек галилеянин. Бог избирает и дает многие дары. Ты, одаренный вдесятеро, лучше ли прочих? Нет, ты вдесятеро отвечаешь перед Господом своим. Пастуху, пасущему десять овец, больше хлопот и меньше праздности, чем пасущему одну овцу. Ему вдесятеро отвечать перед господином. Тебе, богоизбранному, предстоит много трудов, выпей с нами! Достаньте чашу.
– Ту самую?
– уточнил одноглазый.
– Да.
Не выпить - страшно, выпить - противно. Савлу протянули тяжелую чашу, налив туда темный варварский напиток. Со змеиным шипением поднялась из чаши белая пена, выползла на песок.
– Пей, - подбодрил галилеянин.
– Хорошо пойдет в жаркий-то день. Разломил руками блестящий слиток рыбьей икры, половинку протянул Савлу.
Тот хлебнул - горько, не вино. Откусил - икра противная, едко соленая, липнет к зубам. Скорее отпил еще, чтобы прополоскать рот. Горько.
– Так вкушаем мы горечь познания после соли наших печалей, - произнес сумасшедший одноглазый еврей.
– Пить познание горько, - подтвердил проводник, - но от него становится легко душе и приятно телу. Пей, пей до конца.
Вот и все. Савл содрогнулся - пустая чаша была вымазана чем-то черным, запекшимся потеками по стенкам и намертво налипшим на дно.
Диковинная тяжелая гладкая чаша - два полушария, сросшихся макушками. Пенное варварское пойло. Горькое, темное - куда ему до сладких виноградных соков, до светлой солнечной крови горы Кармель! Никакого удовольствия от такого угощения, Боже упаси выпить его вторично.
– Привыкнешь, - успокоил великан с головой зверя. Он затеял с проводником странную игру. Начертил прутиком на мокром песке две невиданные буквы, между ними - точки. Галилеянин пристально всмотрелся в эти знаки.
– Эйваз?
– спросил, подумав.
– Нет, - ответил львиноголовый и накарябал рядом вертикальную палочку.
– Отал, - предположил еврей.
Его соперник согласился и вписал вместо одной из точек еще одну странную букву.
Потом галилеянин снова сказал неправильно. Вертикальную полоску на песке зачеркнула горизонтальная. Следующая буква мимо, и на рисунке появился кружок с глазками и ртом - голова. Еще ошибка - туловище. Проводник никак не мог отгадать, какие буквы следует вписать вместо точек, и проиграл. Львиноголовый дорисовал человечка на кресте и радостно объявил:
– Распят!
Галилеянин, пожав плечами, стер рисунок. Написал свои буквы.
– Отыграюсь. Давай, начинай.
– Ингуз!
– воскликнул чужестранец с головой льва.
Его друзья рассмеялись.
Димас, старый никчемный раб, то и дело как бы невзначай проходил мимо играющих. Этот разряженный суетный человечек считал себя ученым, мудрецом, философом и любил, чтобы другие считали так же. Но сейчас он, позабыв всякое достоинство, кружил около чужеземцев, как любопытная шавка.