Последний барьер
Шрифт:
И кое-что он действительно замечает! Какое-то движение возле самого пола. Примерно там, куда должен упасть приконченный или раненый противник. Ствол пулемета, который «гарант» держит наведенным на край дверного проема, мгновенно перенацеливается на движущийся объект. Но выстрелы не раздаются. Стрелок — профессионал со стальными нервами и привык жать на сенсор, лишь когда уверен, что это необходимо. Стрелок не видит угрозы в маленьком куске льда, который выкатился из-за угла и угодил в пулеметный прицел. Угрозу наверняка представляет тот, кто выбросил сюда из шахты эту льдинку. А значит, ему и будет предназначена следующая очередь. Стрелок даже видит, в кого она попадет, поскольку этот тип наконец-то высунулся! Самую малость, но для профессионала это не проблема. Ему надо лишь опять вскинуть ствол пулемета и нажать на спусковой сенсор…
Такое естественное, но, увы, невыполнимое желание, ведь ствол моего
На голове противника надет шлем с пуленепробиваемым забралом. Но он спасает лишь от касательных попаданий пуль и осколков. Девять еще не разлетевшихся картечин не превращают бронированную голову врага в ошметки, а попросту ломают ему шейные позвонки. Кинетическая энергия удара такова, что пулеметчика отбрасывает назад, как будто ему со всего маху засветили по лбу кувалдой. Однако он еще не успевает грохнуться навзничь, а я уже выскакиваю из-за укрытия. И, передергивая на ходу помповый механизм дробовика, бросаюсь ко второму «гаранту», обстреливающему в этот момент противоположный край дверного проема.
Я чертовски сильно рискую. Ведь если контратакованная мной парочка — авангард подступающей к лифту штурмовой группы, этот рывок станет последней пробежкой в моей жизни. Но иначе нельзя. Я нанес внезапный удар и опередил противника на полшага. Мизерная фора, которую он моментально у меня отыграет, замешкайся я хотя бы на миг. Но пока его внимание отвлечено на подстреленного и падающего товарища, я имею реальный шанс опередить на выстрел и этого ублюдка.
Он замечает угрозу и немедля наводит на меня свой ИПК. Вернее, пытается навести. Я этому решительно препятствую и перехватываю его оружие за ствол левой рукой до того, как оказываюсь на линии огня. Враг намерен сломить мое сопротивление и изо всех налегает на пулемет, не прекращая поворачивать его вправо. И заодно открывает огонь, дабы перерезать меня длинной очередью сразу, как только его встречный натиск ослабит мой блок.
Усиленные имплантами, вражеские руки держат и вертят ИПК подобно турели. Продолжай я упорствовать, «гарант» в конце концов вывихнет мне кисть. Но я не планирую вступать с ним в силовую борьбу, в которой мне однозначно ничего не светит. В этом поединке, как и в предыдущем, я опять делаю ставку на ловкость и быстроту. И пока моя левая рука отводит плюющееся смертью пулеметное дуло, правая в это время устремляется вперед и тычком просовывает «Ультимар» противнику под забрало. Ствол дробовика упирается тому под нижнюю челюсть и…
Да, здесь аккуратно сломанной шеей и близко не пахнет. Не встретив на своем пути защиты, картечь просто-напросто ампутирует стрелку голову. Которая, разбрызгивая кровь и мозги, отлетает назад вместе со шлемом, словно отбитый волейбольный мяч. Палец мертвеца продолжает инстинктивно жать на спусковой сенсор, но вражеское сопротивление тут же ослабевает. И теперь я без труда могу избежать и пулеметной очереди, и вывиха запястья.
При таком темпе стрельбы магазин ИПК иссякает за считаные секунды. Перезарядив «Ультимар» по-голливудски — подбросив его одной рукой и одновременно ею же дернув за цевье, — я пытаюсь высмотреть других «гарантов». От их выстрелов, коим пора бы уже грянуть, меня заслоняет агонизирующее, но еще стоящее на ногах тело. Но никто по мне не стреляет. В полумраке холла также не наблюдается никакого движения. Что, впрочем, не придает мне спокойствия. Не может быть, чтобы после устроенного нами переполоха хозяева позволили нарушителям беспрепятственно здесь разгуливать…
Едва умолк пулемет и обезглавленный оперативник улегся на пол рядом со своим мертвым собратом, я бросился на поиски бласторезки. Пар практически рассеялся, и теперь найти ее было проще, чем еще минуту назад.
Она валялась у стены шахты, слева от лестницы. Если бы после спуска я не рванулся с ходу в горнило боя, то наверняка увидел бы и подобрал Жориков трофей. Обладая массивной казенной частью, он врезался ею в пол и потому не разлетелся на куски. От удара у гидропушки отстегнулся резервуар с гелем, погнулся ствол и разбилась индикаторная панель. Но проведенная мной беглая проверка показала, что первый без проблем пристегивается обратно, кривизна второго влияет разве что на точность и дальность стрельбы, но не на выброс взрывчатки, а без третьей можно и вовсе обойтись. Главное, уцелел акустический детонатор и гель по-прежнему выливался из баллона. А большего мне сейчас и не требовалось.
Пар рассеялся, и я уже мог видеть спускающихся товарищей. Им оставалось
преодолеть примерно четверть этой вертикальной тропы, но я не стал дожидаться, пока они достигнут дна колодца.— Не отходите от дверей! — прокричал я им и, схватив бласторезку, помчался в освещенный дежурными лампами пустынный холл…
Впрочем, оставаться пустым ему предстояло недолго. Подскочив перво-наперво к двери пожарной лестницы, я услышал за ней топот множества бегущих ног. Видимо, уничтоженная мной охрана нижнего уровня успела-таки вызвать подкрепление — уцелевших на жилом ярусе оперативников. И теперь они, явно не ожидав, что мы прорвемся так далеко, неслись сюда во весь опор, ибо чем глубже мы вторгались на полигон, тем сильнее угрожали Умнику и его проекту.
— Welcome to Piatyzonie, amigos! — злорадно процедил я, подпирая выход на лестницу обломком лифта, что докатился досюда после взрыва. Сдержать этим противников, конечно же, невозможно. Я сделал это лишь затем, чтобы при штурме они учинили побольше шума. И дали мне знак, когда устраивать в их честь приветственный салют.
Обильно оросив гелем пространство у лестничной двери, я огляделся. Помимо этого, в холле имелось еще три выхода, и изо всех также доносился шум. Правда, нельзя было определить, кто или что его издает: стягивающиеся к нам со всего яруса «гаранты», биомехи или какие-нибудь лабораторные механизмы Талермана. Так или иначе, но было бы слишком самонадеянно соваться наобум в любой из выходов, дабы убежать от спускающегося по лестнице врага. Это грозило нам столкновением с другим вражеским отрядом. И тогда мы окажемся зажатыми меж двух огней, после чего головорезы Умника попросту сотрут нас в порошок.
Нет, так дело не пойдет. Я не стал уповать на авось и на всякий случай облил взрывчаткой порог каждой двери, истратив на это остатки геля. После чего бегом вернулся к лифту, на входе в который меня уже поджидали друзья.
Они также не теряли времени даром: успели разжиться двумя трофейными пулеметами и принялись сооружать оборонительное укрепление. Смекнув, зачем я минирую выходы, Мерлин подтянул телекинезом валявшуюся неподалеку обваленную невесть когда и кем — но точно не мной — толстую гранитную колонну. Затем вырвал из пола и нагромоздил перед ней, а также с боков несколько многотонных гранитных плит. Ради чего Семену пришлось их сначала размягчить, а потом опять «заморозить», только на сей раз не по отдельности, а как единое целое. В итоге на входе в нашу шахту всего за полторы минуты выросла невысокая, но устойчивая и массивная баррикада. А края дверного проема, которые я уже испытал на прочность под пулеметным огнем, могли, если что, послужить нам второй линией обороны.
Короче говоря, мы исчерпали весь свой нахрап и готовились ощутить на себе ответную ярость Умника, чье осиное гнездо мы нахально разворошили.
— У меня для вас две новости, — проговорил Пожарский, сжимая в кулаке очередную порцию своего энергетического тоника — «Сердце зверя». — Первая: мы пришли по адресу и, кажется, не опоздали. Я отчетливо улавливаю к востоку отсюда следы энергетической аномалии, подобной той, которой заряжен Мангуст. Вторая новость не такая веселая: между нами и этой аномалией ощущается биологическая и биомеханическая активность. Поэтому готовьтесь — будет жарко. И хорошенько усвойте одно правило: когда я кричу: «Удар!», вы прекращаете стрельбу и прячетесь. Так что смотрите, не хлопайте ушами!
Последнее напоминание касалось лишь Свистунова и Дюймового. Хотя последнего наверняка в свое время учили в Ордене, как ведутся позиционные бои с участием сталкеров-энергиков и метаморфов. Я же и Динара об этом давно знали, разве что опыт у нас был разный. Ее знания были получены за годы членства в группировке Питерцев и скитаний с Мерлином. А мои — во время многочисленных охот, какие устраивали на меня все кому не лень, в том числе разного рода энергики, метаморфы и мнемотехники…
Все дальнейшее отложилось в моей памяти грохочущей круговертью, от которой можно было запросто рехнуться. Я готовился к чему-то подобному с того момента, как нас с Тиберием посетила мысль вторгнуться на «Альтитуду» и показать Умнику кузькину мать. По большей части, конечно, готовился морально, поскольку физически я к таким трудностям в Зоне всегда готов. Самым коварным, с чем мне предстояло вести свою внутреннюю борьбу, было искушение плюнуть на все и повернуть назад. Я знал, каковым оно бывает. Порой эта напасть настолько нестерпима, что даже затмевает собой мой основной нынешний инстинкт — страх. И пускай на данный час наш путь к отступлению был не менее сложен, чем путь к цели, я знал: мысль о нем все равно начнет рано или поздно пульсировать у меня в мозгу. Предотвратить ее появление нельзя. Игнорировать — тоже. Ее можно только предугадать, а потом отчаянно ей сопротивляться. Так, как сопротивляется своему страху запертый в тюремной камере клаустрофоб…