Последний берег

Что я скажу?

«Мама, он партизан»?

Невозможно.

Но я улыбнулась ей.

– Нет. Он не доктор. Ты права, у меня был недолгий роман с одним из докторов в нашей клинике. Но дело не дошло даже до постели. Он предпочел меня другой, и я даже рада этому. Франсуа… Он работал, был солдатом. Сейчас служит в типографии. Он немного моложе меня…

– Браво, детка! – вскричала весело мать. Ее радость заставила меня забыть о своей лжи. – Из какой он семьи?

– О, совсем из простой. К тому же он сирота. Но он мне нравится.

– И прекрасно, – горячо поддержала меня Шанель. – Все эти условности сметены войной. Теперь важно, чтобы он знал жизнь! Так ты познакомишь меня с ним?

Во мне шевельнулся червячок сомнения. Но я сказала:

– Да, конечно. Я позвоню тебе на будущей неделе? И мы договоримся о встрече.

Глава 6

О помолвке разговора больше не было. Зато состоялась весьма скоропалительная свадьба – доктор Дюпон женился на Жанне. Говорили, что такой срочности требовала мадам Булль. Она боялась, что ее кончина заставит дочь облачиться в траур и отодвинет свадьбу на неопределенный срок.

– Мне бы хотелось, чтобы вы тоже пришли на свадьбу, – сказала мне несчастная больная. – Я очень надеюсь на вас. Нужно, чтобы все было прилично…

«Ничего приличного в этом браке нет и быть не может», – хотела сказать я.

Но сказала другое:

– Разумеется, это не мое дело, мадам Булль. Но не кажется ли вам, что этот брак заключается с излишней поспешностью?

– Дорогая моя, но вы же знаете мои обстоятельства. После моей смерти девочка останется совсем одна. И, поверьте, меня вовсе не успокаивает, что она не будет в нищете. Есть много непорядочных людей, готовых поживиться, воспользоваться беспомощностью и одиночеством женщины. Господин Дюпон… Он не молод, но такой славный, порядочный человек. И к тому же доктор – то есть я могу быть уверена, что Жанне будет обеспечен надлежащий уход.

– А вам не приходило в голову, что доктор Дюпон может быть не вполне бескорыстен?

Эти слова сами сорвались у меня с языка. Я не хотела тревожить умирающую. В конце концов, это действительно не мое дело.

– Хорошая, честная сиделка стоит дорого, – сказала мадам Булль, не сводя с меня лихорадочных глаз с пожелтевшими белками. – А с вашей стороны не очень-то хорошо говорить так, мадемуазель. Не думайте, я все знаю. Мне рассказала старшая сестра.

Я застыла. Старшая сестра, Ирена Жодар по прозвищу Спичка, была пренеприятной особой. Высокая, худая, но с увесистыми бедрами, она носила очень короткий и узкий халат, умела неприятно-мохнато щурить глаза и вызывающе смеяться. Видимо, именно эти так раздражающие меня качества неотразимо действовали на мужчин. Она отвечала мне взаимностью, постоянно отпуская остроты на тему синих чулков. У Спички тоже был страстный роман с доктором Дюпоном, но они расстались. Я полагала, что зря – эта пара стоила друг друга.

– Он ухаживал за вами, ведь так? Но у вас ничего не вышло. Мадемуазель Боннер, я вам сочувствую. Я сама вдовствую много лет, я знаю, как трудно без мужчины. Вы образованны, как говорят, состоятельны, вы еще встретите свою судьбу… Но не держите зла на мою несчастную дочь, уступите ей дорогу, Бог вознаградит вас за доброту…

Каменное сердце растаяло б от этой кроткой просьбы. Я согласилась не препятствовать «счастью» Жанны. Мадам Булль не могла взять обратно свое приглашение на свадьбу, но ближе к назначенной дате я придумала какую-то причину, чтобы не ходить. Впоследствии я видела фотоснимок – у дверей мэрии четверо: импозантный доктор Дюпон с гвоздикой в петлице, новобрачная с отсутствующим лицом, ее мать, улыбающаяся из последних сил, и Спичка – торжествующая, расфуфыренная в пух и прах… Она-то чему радовалась? Ее «предмет» теперь женат.

Вскоре я узнала, чему радовалась Спичка.

Как и следовало ожидать, мадам Булль скончалась через две недели после свадьбы, а еще через две недели доктор Дюпон привез молодую мадам Дюпон в клинику. Жанна выглядела куда лучше, чем в наши предыдущие с ней встречи, и я подумала, что брак и в самом деле может пойти ей на пользу. Устроив жену в лучшей палате, доктор Дюпон попросил меня зайти. Я согласилась.

– Мы с Жанной планируем сделать решительный шаг, с тем чтобы окончательно излечить ее от недуга, – объявил мне доктор. Он крутил на коротком пальце сверкающий ободок обручального кольца, и этот жест сказал мне больше, чем слова. – Вы знающий врач, вы прекрасный специалист, и мы решили призвать вас на консилиум.

Я поблагодарила и приготовилась слушать.

Но мне тут же пришлось ответить на вопрос.

– Как вы находите состояние мадам в последнее время?

Я отделалась общими фразами – улучшение налицо, но никто не может сказать, насколько стабильным оно будет, и так далее.

– А что вы думаете о таком методе лечения, как лоботомия?

Я засмеялась, кажется, несколько принужденно.

– Лечение? Насколько я могу судить, лоботомию нельзя отнести собственно к лечению. Это… хирургия.

– Когда у человека воспаляется аппендикс, – звучным голосом заявила больная, – врачи отрезают этот мерзкий отросток, и человек выздоравливает. Если на пальце сделается нарыв и начнется гангрена – палец ампутируют.

– Жанна, тут речь идет не о пальце, не об аппендиксе. Это ваш мозг, и…

– И это единственный выход, – выдохнула мадам Дюпон.

Я увидела, как доктор удовлетворенно кивнул, и я вдруг поняла, что тут происходит. Молодой муж провел подготовку, успел склонить на свою сторону жену.

– Скажите, доктор Боннер, я смогу зачать и выносить ребенка? Смогу быть матерью? Мне хочется этого больше всего на свете. Без этого мне и жизнь не мила…

– Я не специалист, но, насколько могу судить, у вас нет никаких органических пороков, способных препятствовать зачатию. Что касается вынашивания… У нас была беременная пациентка, которую лечили электричеством. Психотерапия в ее случае не возымела действия, а лекарства ей были противопоказаны ввиду ее положения. Разумеется, была опасность для плода, но мы применили токолитики [5] . Лечение было успешным, она благополучно выносила и родила ребенка.

5

Лекарственные средства, используемые для предотвращения преждевременных родов.

Мадам Дюпон смотрела на меня с едва заметной усмешкой на красивых, чуть тронутых помадой губах. Я поняла ее так: доктор не рассказал молодой жене о том, чем кончилось дело с той пациенткой. Через месяц после благополучного родоразрешения молодая женщина оделась в свое лучшее платье, нарядила младенца в кружева, взяла его на руки и выпрыгнула с пятого этажа. Ее домашние утверждали, что она не выказывала ни малейшего признака своей «обычной» болезни. Несчастная пала жертвой послеродовой депрессии.

– Я смогу вырастить его? Заботиться о нем? Он сможет гордиться мною?

Я вздохнула:

– Чего вы хотите от меня, мадам Дюпон? Я никому не могла дать такой гарантии – ни вам, ни себе, ни Спи… То есть Ирене. Человеческая жизнь хрупка, здоровье – ненадежная вещь…

– Мадемуазель Боннер впадает в фатализм, – усмехнулся доктор. – Так можно отказаться от любых методов лечения, мотивируя отказ тем, что сегодня мы лечим-лечим пациентку, а завтра она попадет под автомобиль… Нельзя так, коллега, позвольте пожурить вас на правах старшего. Давайте заглянем, так сказать, в историю вопроса…