Последний бог

– Ты всё не можешь простить мне те мои слова? Я думал, ты выше всего этого.

– Я выше, иначе я бы вам не позвонил. Но и делать вам привилегии тем, что забыл, я не хочу. Так что вы хотели?

– Это сложный вопрос, чтобы о нём можно было рассказать прямо сейчас, по телефону. Скажу лишь, что хочу попросить тебя представлять нас на очень важном мероприятии. Ты не представляешь, насколько важном.

– Допустим, это важно даже для всей планеты. Почему я? У вас куда больше высокопоставленных и более доверенных. Может быть, вы скажете мне правду?

– Вадим. Я боюсь говорить прямо, потому что ты не поверишь мне ещё больше. Может быть, мы встретимся?

– Я ещё не согласился вам помогать. Говорите прямо. Как всегда. Раньше проходило нормально, так чего сейчас бояться?

– Хорошо. Событие, где ты должен нас представлять, имеет самый высокий уровень. И проверка всех, кто будет в нём участвовать, тоже самая высокая. А мы, как ты знаешь, последнее время не слишком пользуемся доверием. Скажем так, они выбрали тебя. Тут, наверное, сыграло роль и твоё прошлое, и вообще твоё безоговорочное следование, да и возраст тоже. Скажем так, они решили, что ты подходишь больше нас всех.

– Но вы так, разумеется, не считаете.

– Ты провоцируешь мой эгоизм, а ты сам знаешь, что так делать нельзя. Подумай, как мыслил бы ты на моём месте.

– Не буду. Остановимся на том, что я вас понял.

– Каков твой ответ?

– Если это самая высокая проверка, то почему ваши "они" связываются со мной через вас?

– Всех нас проверяли и спрашивали. В том числе, насчёт тебя. А когда решение было принято, они решили, что пусть лучше с начала с тобой поговорит кто-то, кто тебя знает.

– Это был намёк на то, что пора уже сказать мне, кто такие эти ваши "они"? Вы не считаете, что мне можно это знать?

– Высший мировой совет. А проблема затрагивает не только Землю.

– Если вы сейчас шутите, то знайте, это очень неудачно.

– Именно поэтому они хотели, чтобы со священником в первую очередь поговорил священник. Ты ведь знаешь, что среди нас не принято шутить. Особенно, такими вещами.

– И что это за проблема?

– Мне сейчас нужно только твоё согласие, а говорить с тобой будут они сами.

– Я не могу соглашаться, не зная, на что я иду. Всегда, когда от меня требовалось решение, я знал, что выбираю.

– Я не могу.

– Вот когда кто-то сможет, тогда я и отвечу вам. Я готов на всё ради нашего мира, но я должен знать. А сейчас до свидания.

Плетнёв больше не пытался уговорить Ожегова. Он всегда был тюфяком, даже когда не был так стар. Именно поэтому ему и не доверяли. В том, что он называл следованием, нужен был определённый стержень, воля и сила. У него этого не было. Он был неплохим человеком, мог помочь тем, кому требовалась его помощь, но этого было недостаточно. Сам в себе при этом он разбирался плохо. Невозможно узнать, помогает ли на самом деле человеку его молитва, но если бы насчёт старика спросили Вадима, он сказал бы, что не помогает.

– Прошлое, - злобно усмехнулся он, возвращая трубку на базу, - возраст! Может, ещё и пол играет роль?

Заводской обед уже прошёл, но хоть и с опозданием, Вадим принялся за еду. Он ждал, что его телефон снова вот-вот зазвонит, но этого не происходило. Как же те, кому он так нужен? Или для них принципиально важно не рассказывать ему о том, что от него потребуется? Чтобы он согласился выполнять наивысшее поручение вслепую?

Никто не позвонил ни после обеда, ни вечером. Конечно, у Вадима не было даже мыслей насчёт того, что Плетнёв врал ему или хотя бы шутил. Просто, могло оказаться, что он воспринял всё не так, как было на самом деле. Поручение могло оказаться не таким важным, и с ним вполне мог справиться кто-то другой.

Конечно, тот факт, что Вадим не спешил соглашаться, совершенно не значил, что ему и вовсе не интересен этот вопрос. Напротив, он очень хотел бы знать, что такого могло произойти в масштабах мира, что высшему совету потребовалась помощь священника, да ещё не просто доверенного, но подходящего по каким-то другим параметрам. Плетнёву самому могли не сказать, что именно, в конечном счёте, повлияло на выбор высших представителей власти. Что же до того, что он им очень нужен, то они могли бы и позвонить. Или обычные номера телефонов у них не в ходу?

Когда утром перед тем, как разойтись по участкам, рабочие обсуждали, что на завод прибыл кто-то высокопоставленный, Вадим даже не допустил мысли о том, что это может иметь отношение к нему. Даже то, что по слухам, делегация собирается прибыть и в их цех, не произвело на него должный эффект. Он, скорее всего, будет на мастер-участке, так что до него они точно не дойдут.

Появившийся незадолго до начала смены Игорь, дал задания всем, кроме Ожегова, которого отвёл в сторону. В первую очередь его интересовал счёт за ремонт протеза, который Вадим ему отдал.

– Что по работе?
– спросил Ожегов.

– Сегодня ты опять в токарке. Только там нужно на деталях контур подправить. Кусок программы в распечатке прилагается.

– Хорошо.

– И только постарайся, чтобы на этот раз всё тихо, а то комиссия какая-то приехала.

– А я-то что? Я всегда тихо, - улыбнулся Вадим.

– Добро. Приступай.

Конечно, работники мастер-участка в первую очередь желали лицезреть новую руку, которая только для привычного Ожегова выглядела заметно новее предыдущей, а для неподготовленного глаза была неотличима и от вчерашней, и от настоящей. Конечно, все знали, до чего дошли современные технологии, но лицезреть проявление этого своими собственными глазами да ещё вблизи, мало кому доводилось.

– Так, а что техника безопасности?
– спросил Вадим.

– А что они?
– ответил ему Дима, - поорали, поорали и ушли. Потом калибровщик приходил после обеда. Покрутил своими индикаторами, сказал, что всё в норме и ушёл. Кулачки только шлифануть сказал.

– Ну и ладно. Хорошо, что хорошо кончается.

– Не слышал, комиссия какая-то ходит?

– Вообще без понятия, - пожал плечами Вадим, - не видел, не знаю, сам только услышал.

А потом все принялись за работу. На сегодня у Ожегова задание было чем-то проще, а чем-то сложнее. Работать предстояло за станком с программным управлением. Особых навыков управления на нём не требовалось, но нужно было уметь создать новую программу, точно выставить деталь, а потом пройтись по контуру сложной формы резцом для тонкой обработки. Вообще, что касалось подобного брака, обычно он не исправлялся, даже будучи теоретически исправимым - проще было сделать новую деталь, чем обеспечить точность при доделке. Но этот случай был, видимо, особым, хоть Ожегов и не мог понять, почему, исходя из одного лишь чертежа. Обычно подобное имеет место при наличии особо структурированного и дорого сплава, но здесь это был простой алюминий. Могла, конечно, вмешаться и политика - все цеха нужно было загружать работой, пусть даже частично в ущерб прибыли, но с увеличением выработки.

Что же касалось безопасности, то работа на станке с программным управлением в этом плане была лучше. Вся рабочая зона была закрыта, а руки рабочего непосредственно при обработке требовались только для нажатия на кнопку. Свои сложности тоже были, но касались в основном точности установки и настройки.

Однако главные события сегодня происходили не в рабочей сфере. Не прошло и часа от начала смены, как на участок вбежал мастер Холмин. Он руководил работой тех, кто трудился здесь постоянно. Впрочем, под его непосредственное руководство нередко отдавали и Ожегова для выполнения разовых работ. Вид у худого и невысокого Холмина был взъерошенный и тревожный. Переступив порог, он быстро оглядел подчинённую ему территорию, как будто выискивая несоответствия. Выглядел он так, как будто хотел что-то сказать, но ничего не говорил.