Последний бой Лаврентия Берии

Кудрявцев пожал плечами:

– Чего тут не понять? Один народ, одна партия, один фюрер. Увидишь, скоро они выставят и вождя. Не смотри на меня так, Ренат, я все это видел в Германии. Это обыкновенный фашизм, как о нем мечтали его создатели. В реальности у них такого не получилось, не получится и у этих, однако стараться будут… Но ты не обольщайся, Ренат, на самом деле все хуже. Ты Кагановича слышал? Не помнишь? Тогда давай я тебе почитаю… «Партия для нас выше всего. Никому не позволено, когда этот подлец говорит: ЦК – кадры и пропаганда. Не политическое руководство, не руководство всей жизнью, как мы, большевики, понимаем. Но это не значит, что ЦК должен заменять Совет Министров, обком – облисполком и т. д., но мы должны концентрировать политическое руководство». Ты понял? Руководить всей жизнью, но никого не подменять. Командовать, ни за что не отвечая. При этом обладая всей полнотой власти над МВД и утверждая окаменевшую идеологию, которая устарела еще двадцать лет назад. Знаешь, Ренат, у меня одна надежда – что у этих вот, – он хлопнул рукой по столу, – вырастут дети, которые захотят большего.

– Чего же им еще хотеть? – поинтересовался Ренат. – Страна и так принадлежит им.

– Э, у тебя плохо с психологией. Страна находится у них в коллективной собственности, а детки захотят иметь по кусочку для себя лично. А чтобы получить по личному куску, им придется взорвать существующий строй и восстановить капитализм.

– Это неизбежно?

– К сожалению, нет. Возможны и худшие варианты. Не смотри так, бывают ситуации, когда утрата социальной справедливости является меньшим злом. Что там у тебя еще? Чего ты щекой дергаешь?

– Про Лаврентия Павловича, – тихо сказал Ренат. – Они и это проговорили.

– Кто?

– Андреев.

– По сумме должностей – второй после Молотова. [39] Это серьезно. Читай.

– «Берия – это необычного типа враг, с которым имела дело наша партия, и он проводил необычную тактику… Это старый провокатор, старый авантюрист. Я не согласен с товарищем Завенягиным, что он был недалекий человек. Нет, товарищи, мы не должны преуменьшать. Это был умный, очень ловкий враг. И затем видно, что это матерый политический враг международного масштаба, агент империалистов. Я думаю, что в этом сомневаться не приходится, он был не одиночка. Если он у нас в стране не мог иметь более или менее большое количество своих сторонников, он опирался безусловно на какую-то силу, и эта сила его толкала, оснащала, диктовала. Он безусловно был международным агентом империалистов. И я думаю, что из него надо вытянуть все жилы, чтобы была ясная картина его отношений с заграницей, тогда нам откроется очень многое. Мы должны раскрыть все стороны его вражеской работы».

39

А. А. Андреев – с 1932 по 1952 г. член Политбюро.; с 1939 по 1952 г. председатель КПК; в 1946–1953 гг. заместитель Председателя Совмина.

Генерал стукнул кулаком по столу:

– Значит, будут еще аресты. Хотя всех, кого хотели, они уже взяли. Братья Кобуловы, Мешик, Деканозов… Абакумов у них уже давно. Гоглидзе… Слушай, Ренат. Мне очень не нравится подбор арестованных.

– Мне тоже. Они все так или иначе работали в разведобеспечении атомного проекта. Один только Гоглидзе со спецкомитетом не связан…

– Он военный контрразведчик, тебе этого мало? Он столько знает про нашу доблестную армию, что ясно было: его первым делом уберут. А вот все остальные… Послушай-ка, дорогой! У твоих парней есть связи в тюремном управлении и в прокуратуре? Я понимаю, это почти невозможно, но мне очень надо узнать одну вещь. Надеюсь, из Лаврентия жилы тянуть уже затруднительно, но из остальных их точно вытягивают. Постарайся узнать, не задают ли им всем, в том числе, кстати, и Абакумову, один-единственный вопрос: «Кто работал на Берию в Лос-Аламосе? [40] »

40

Лос-Аламос – место в США, где была в то время основная площадка американского атомного проекта.

– Что?! – прошептал Ренат. – Ты думаешь…

– Видишь ли, дорогой мой… Мне кое-что не нравится. Сейчас в Штатах устроили грандиозную «охоту на ведьм», кричат, мол, русские воруют у американцев атомные секреты, а конкретное наполнение всего этого дела – какие-то Розенберги, седьмая вода на киселе третьестепенному агенту. Маловато для такой громкой кампании, замах явно рассчитан на большее. И уж не ждут ли они некоей информации из Советского Союза, имен настоящих наших агентов? Я не удивлюсь, если эти имена сейчас выбивают из Богдана и остальных…

– Тогда я скажу тебе еще кое-что, – совсем уже неслышно заговорил Ренат. – Как только вблизи органов внутренних дел нарисовались партийные товарищи, так начали сыпаться наши агенты. Старые, еще те, которые проходили по документам МГБ. А кроме того, меня знаешь что поразило на пленуме? Высочайший профессионализм режиссуры. Ты смотри, как сработано! Они ведь не врут! Они берут реальные свойства личности Лаврентия Павловича, те, которые у всех на виду, и усиливают весь негатив. А потом на этот достаточно убедительный фон накладывают двойную инверсию: во-первых, обвиняют его в том, что делали сами, а во-вторых, именно в том, с чем он все время боролся.

– Знакомый принцип, – хмыкнул генерал. – «Не то он украл, не то у него украли»…

– Именно так. А в результате, естественно, в мозгах аудитории все перепуталось. Я не удивлюсь, если в конце концов на него взвалят и ответственность за тридцать седьмой год. И все это очень грамотно срежиссировано, – кто, что и когда говорит, – с тончайшим знанием человеческой психологии. И мне интересно: кто разрабатывал этот сценарий? Наша любимая партия до сих пор такой ювелирной работой не блистала, специалистов подобного класса там просто нет…

– И кто это, ты думаешь, – быстро спросил Кудрявцев. – Немцы?

– Нет. Пленум врет по рецепту Геббельса, не спорю, но вот почерк другой. Немцы проще и прямолинейней, они гвоздят в одну точку, а здесь есть даже некая изысканность сплетающихся потоков. По смелости и парадоксальности приемов это похоже на англичан, но очень уж тонкое знание нашей психологии. Пожалуй… – он задумался, – возможно, наш, учившийся у англичан. Английские приемы и российские мозги.

Кудрявцев присвистнул и задумался. Наконец, почесав в затылке, откинулся на стул.

– Да, Ренат, озадачил ты меня. Если нам чего не хватало, так это английской выучки специалиста психологической войны, который обслуживает партию. Вот что, дорогой: мобилизуй всех. Пусть посмотрят, кто в нашей разведке недавно вернулся из Англии и в последнее время много общался с партийными.

– Если найдем, то что?

– Ничего. Присматривай. Если есть у них такой человечек, он еще вылезет. Это ведь только начало.

Минуты три они сидели молча. Ренат что-то обдумывал. Наконец кивнул головой и долил стопки.

– Давай-ка за Лаврентия Павловича. Чтобы слухи о его смерти были правдивыми.

Выпили, помолчали. Ренат отодвинул на край стола пустой графин.

– Кстати, насчет арестов. Они забыли еще об одном человеке. И мы тоже…

– Ты о товарище Меркулове? Нет, мы о нем не забыли. Но и они, к сожалению, о нем помнят. Увести мы его не можем: из дому он практически не выходит, только по вызову и с охраной, в двух соседних квартирах размещены вооруженные посты. Если бы он был хотя бы здоров, а то после инфаркта, да еще на пленуме побывал, понесло его туда… Теперь двадцати шагов не может пройти без остановки. Ты сумеешь с ним связаться? Как твои ребята из Мингосконтроля?

– Пока к нему два раза в неделю посылают курьера с текущими документами – все-таки он еще министр. Завтра нельзя, а послезавтра пойдет человек. Что передать?

Кудрявцев хмыкнул неопределенно, потом засунул руку в карман. На ладони лежала маленькая коричневая ампула.

– Зашифруй и передай наш сегодняшний разговор. И отдай ему вот это. Остальным мы помочь не можем, так пусть хоть из Всеволода жилы не тянут…

Бункер штаба МВО. 24 часа