Последний бой Лаврентия Берии

Лаврентий раскрыл папку и сухо, холодно стал задавать обычные рутинные вопросы по делу. Абакумов отвечал, не глядя на него, так же сухо и равнодушно. Ни на что не жаловался и ни о чем не просил. Наконец они закончили. И тут сзади к Виктору подошел Богдан и положил перед ним на стол письма, спросив:

– Это вы писали?

– Я, – безразлично ответил тот.

– Вот вам бумага. Пишите заявление: когда и при каких обстоятельствах вы написали эти письма. Вам их показывали на допросах?

– Показывали…

– Что говорили?

– Что адресаты ознакомились и вернули их обратно. И никто мне не поможет, а будет так, как захочет Рюмин.

– И это тоже пишите.

– Зачем?

– Не пересылать письма, адресованные членам правительства, конечно, небольшое преступление по сравнению с теми, которые здесь совершались, но и оно должно быть расследовано.

– Что ты врешь! – внезапно задохнулся Абакумов. – Их обратно пересылали, я сам печати с подписями видел! Предали, а теперь…

И умолк: Берия поднял голову, оборвав его одним взглядом.

– Эти закорючки что, так трудно подделать? Задаешь тут детские вопросы. Мало сидел? Пиши!

И Виктор сразу погас. Неловким деревянным движением он взял перо и принялся писать. В самих движениях ничего удивительного не было – несколько последних месяцев его держали в наручниках, вывернув руки за спину, круглосуточно. А вот то, что он так и не восстановился за полтора месяца нормального содержания – это очень плохо. Похоже, традиционное «подлечим» растянется не на один месяц, если вообще получится.

Один только Берия видел, как, забирая у Абакумова заявление, Богдан еле заметно сжал его руку. Не удержался, хотя и знал – нельзя.

Безразличные глаза арестованного тут же набухли слезами, слезы покатились по щекам.

– Лавретний Павлович, – выдохнул он, – ну будьте же человеком. Если я в чем перед вами виноват, то вы меня уже так наказали, что дальше некуда. Я никогда не был врагом, вы же знаете! Нельзя же так…

– Все расследуем, – сухо сказал Берия. – Если виновен, понесешь наказание. Нет – освободим, подлечим и дадим работу. Ведите.

Абакумов каким-то странным взглядом посмотрел на него, потом почему-то на стол и вышел. Когда дверь закрылась, Берия повернулся к начальнику следчасти Влодзимирскому:

– Подними еще раз «дело авиаторов». Найди в нем факты злоупотреблений, фальсификации показаний и применения извращенных методов ведения следствия.

– Откуда я все это там возьму? – хмыкнул тот.

– Сказать, откуда? Ты что, тоже вчера родился? Это дело компрометирует товарища Маленкова. А он, если кто-то здесь забыл, является Председателем Совета Министров и должен иметь незапятнанную репутацию. Поэтому все фигуранты «дела авиаторов» должны быть реабилитированы. Аналогично исследуй «дело Жемчужиной», которое компрометирует товарища Молотова. Чтобы все это не выглядело тенденциозным, поищи и присоедини сюда еще парочку дел, лучше на военных. Только скажи следователям, чтобы не копали на Витьку по пятьдесят восьмой, хватит с него и злоупотребления служебным положением.

– Товарищ Берия, как же… – начал и не закончил Влодзимирский.

– Так! – отрезал Берия. – Выпустить Абакумова мы не можем. Это политически неправильно. Нам нужен открытый процесс, вот и будем судить гласно его и его работников, о приговоре сообщим в газетах. Через год-другой их всех амнистируем, Витьку отправим по состоянию здоровья на пенсию, куда-нибудь подальше от Москвы, и пусть живет себе. Если, конечно, не будет настаивать на своей невиновности.

Когда они шли обедать, Берия в коридоре сказал Кобулову:

– Теперь тебе и трудиться не надо. Подчищенные дела на военных тебе принесут как подозрительные, где вина не соответствует наказанию. Дальше работай сам, не мне тебя учить. Дело Абакумова поручи игнатьевским следователям, пусть копают, только помедленнее и потщательнее, чтобы его и на самом деле судить не пришлось. Витьку будешь вызывать к себе только в чьем-либо присутствии. И не вздумай ему еще раз руку пожать. Потом все объясним, потом и извиняться будем.

– А как с авиаторами? Неужели этих … реабилитировать?

– Ну и х… с ними! Они свое уже отсидели и, надеюсь, сделали выводы. Пусть Георгий доверит им любое самое большое дело. Не думаю, что когда-либо еще с ними придется говорить о заводском браке. Может, их в ПГУ [87] взять, а, Богдан? А Абакумова – обеспечивать безопасность, вместо Мешика. Вот будет весело…

– Весело не будет, – хмуро сказал Богдан. – Витьку сейчас только на цепи водить можно. Он и раньше-то добротой не страдал, а теперь глотки зубами рвать будет, особенно после того, как ты с ним сегодня разговаривал. Слушай, Лаврентий, почему ты ему мандаринчик-то не дал?

87

Первое главное управление при Совмине СССР занималось атомными делами.

– Почему? – удивленно остановился Берия. – А черт его знает. Забыл…

– Раньше не забывал. И слова умел находить. И знаешь, Лаврентий, на месте Витьки после такого я бы к тебе работать не пошел. Ни за ордена, ни по приказу, ни ради совести коммуниста…

Ворочаясь без сна на жесткой койке, Берия снова вспоминал все. Так он и не сказал Абакумову ничего из того, что хотел сказать. И теперь Виктор умрет по ту сторону стены, которая разделяла их все эти годы, умрет с обидой и злостью. Ну почему так по-идиотски устроены люди? Почему ему надо было попасть в эту камеру смертников, чтобы понять, чем в жизни можно пренебречь, а чем нельзя? А ведь говорят, будто возможно передавать мысли на расстояние. Может, попробовать?

Он лег на спину, вызвал в памяти лицо Абакумова – хотел увидеть его таким, как на последнем допросе, но почему-то все время вылезал молодой улыбающийся парень в новенькой форме капитана НКВД, – и сказал, стараясь пробить все тюремные стены, которые легли между ними, всего одно слово сказал:

– Прости!

И еще долго лежал, вслушиваясь в тишину – но ответа так и не дождался.

Глупо все это…

Глава 12 Вопросы веры и любви

…Руденко блаженствовал, как кот, от души наевшийся сметаны.

– Что-то вы не очень хорошо выглядите. Плохо спали? Ничего, сегодня разговор у нас будет о приятном. Вы ведь любите клубничку?

Берия молчал. После ночи таких воспоминаний разговаривать он был категорически не расположен. Ни о чем.

– Не хотите отвечать? Ну и ладно. Товарищ Хрущев на пленуме сказал, что в вашем деле надо хорошо покопаться. И вот какие интересные вещи получаются, – Руденко оперся локтями на стол и улыбнулся уже предельно сладко: – где ни копни, обязательно что-нибудь вылезет. Да, наворотили вы всякого в своей жизни…