Последний день в... Париже

Алекс привел меня к краю, встал за спиной и обнял за плечи.

– Все будет хорошо. Просто доверься мне.

Его уверенность окутала меня, я расслабилась. Глянула вниз – земля казалась далекой; сердце захлестнуло волнение. Зачем снаряжение, если нет ни тросов, ни инструкторов?

Рация в его кармане ожила:«Мы готовы, босс, все чисто!»

– Алекс? – позвала я с тревогой.

Голова закружилась, вспомнилась толпа безумцев, прыгающих с небоскреба, и вдруг я поняла: он был одним из них.

Алекс крепко пристегнул меня к своей амуниции, и я в страхе застонала, глядя вниз.

– Веснушка, ты не соглашаешься выйти за меня, потому что думаешь, что там в конверте плохие новости?

Его руки, обнимающие меня, дарили тепло и защиту, но вскоре меня охватил ужас. Ветер свистел, трепал волосы, мир перед глазами поплыл от адреналина.

– Я не…

– Скажи мне правду.

– Да, я так думаю, – прошептала я, захлебываясь эмоциями.

– Значит, ты уже заведомо считаешь себя мертвой?

– Что? Нет, я… – я врала.

– Считаешь, скоро умрешь?

Я хотела обернуться, объяснить, но мы были связаны, на самом краю, на высочайшей башне Парижа. И тогда я поняла – моя жизнь в его руках. Не в конверте. В его руках.

– Вика, ответь, – его голос был строгим, но он продолжал обнимать бережно. – Ты веришь, что скоро умрешь?

– Нет, я…– замотав головой, я пыталась найти слова, но город перед глазами слился в одно полотно.

– Вика!

– Да, черт, Алекс, да, я так думаю… потому что мои тетя и…

– Я не о них спрашиваю, я о тебе. Во что веришь ты?

– Я… – дыхание сперло, я искала ответ и не могла найти. – Я не знаю!

– Значит, ты не хочешь быть со мной?

– Что? Нет, конечно же, хочу!

– А жить? Жить хочешь, Вика?

– Что за вопрос… да. Да, хочу.

Он повернул мое лицо к себе, заставляя взглянуть ему в глаза, и произнес всего одно слово:

– Докажи.

И все изменилось.

Его рука, уверенно обнявшая меня, стала крепче, и прежде чем я успела полностью осознать происходящее, мир обрушился.

Мы упали вниз, в бездну.

Я закричала изо всех сил. Сердце словно рухнуло в пятки. Это был первобытный крик ужаса, смесь паники и обиды – как так могло случиться, что я доверилась ему? Ветер ревел в ушах так громко, что я перестала что-либо понимать.

Мы падали несколько секунд, но эти мгновения стали самыми страшными в моей жизни!

Но затем, как в замедленной съемке, как чудо или неожиданное спасение, раскрылся парашют. Толчок превратился в плавное парение, и мир вдруг поплыл. Адреналин утих, уступив место радости. Я снова начала дышать. И плакать.

Страх отступал, оставляя пустоту и легкую эйфорию. Я не видела город, дома, улицы, все смешалось: виды, звуки, чувства…

Когда мы коснулись земли, ее твердость стала невероятным облегчением. Я задрожала от выброса эмоций и впервые по-настоящему почувствовала себя… живой.

Алекс отстегнул меня и повернул лицом к себе. Его глаза широко раскрылись при виде моих слез.

– Веснушка?

Я ударила его по лицу, чувствуя жгучую боль в ладони от силы удара. Потом еще и еще…

– Ты! Ты, черт возьми… ты! – слов не было, я истерически осыпала его пощечинами, колотила в грудь.

Зеваки вокруг оглядывались, малец восторженно указывал на парашют, упавший на пешеходную дорожку. Рация объявила, что тот, кто на том конце связи, уже в минуте от нас.

Алекс терпеливо выдержал мои удары, потом крепко взял меня за плечи и, стараясь успокоить, сказал:

– Ты не знаешь, чего хочешь, но я знаю. Ты не веришь себе, но ты доверила мне свою жизнь. Жизнь, которая тебе, может, и не нужна, но она нужна мне.Тымне нужна!

Алекс слегка встряхнул меня, будто отрезвляя после шока. В голове все еще звучало эхо моего крика во время свободного падения, но его слова проникли глубоко мне в душу, тронули каждое потаенное место, каждый уголок.

– Черт, Вика, произнеси хоть слово! – в его глазах застыл страх, перемешанный с надеждой, ставшей для меня невыносимой ношей.

– Я тебя… – тихий всхлип, грудь сдавило бурей чувств к нему, – …я тебя люблю.

Алекс впился в мои губы поцелуем, полным бесконечными чувствами, взаимностью и глубокой безысходностью. Столько эмоций, вложенных в один поцелуй, невозможно было вынести.

– Но ты все-равно уедешь? – с горькой усмешкой спросил он, оборвав его.

Я кивнула, до крови кусая губы, и слезы опять потекли, отражая боль в его глазах.

К нам быстро подъехала машина из которой вышел водитель, назвав Алекса боссом начал помогать с парашютом. Тревожный вой сирен где-то вдалеке заставил его действовать быстро и четко. Каждое движение отточено до автоматизма: они быстро освободили стропы, затем аккуратно сложили ткань. Алекс ловко открыл рюкзак и сложил в него парашют. Каждое движение – сочетание скорости и точности.

Звук сирен усилился, и время истекало. Я, охваченная паникой, помогла затянуть рюкзак, и он с удивлением взглянул на меня.

–В машину, босс, пора!– настойчиво призывал водитель, забросив в тонированное авто рюкзак.

Улица постепенно заполнялась волнующейся толпой, застигнутой тревогой от звуков приближающейся полиции.

Алекс обернулся ко мне, протягивая руку, и приглашал занять место рядом с ним. Мысль об отказе мелькнула в голове. Это было бы разумнее для меня. Он, несомненно, начнет уговаривать меня остаться, звать замуж и всячески прибегать к запрещенным приемам, чтобы заставить меня передумать. А я могу сдаться. Я уже на грани.

Заметив колебание в моем взгляде, он сам крепко взял меня за руку и мягко повел к машине:

– Я обещал тебе, что все будет так, как ты хочешь, помнишь? – тихо, словно опасаясь моего внезапного бегства, произнес он. – И у нас договор. Пять дней, веснушка. И пять ночей. Не смей лишить нас последней!

День десятый

Ланг: Короче, мы подъехали, синий пежо, выходи.

Ланг: Эйнштейн, ты что, не в своем уме? У него не дом, а дворец! Ты осознанно от всего этого отказываешься?