Последний довод королей

Все атрибуты величия. С детства он мечтал о высоком положении, хотел, чтобы его почитали и слушались. Теперь от всего этого он чувствовал себя больным. Хотя причиной дурного самочувствия могло служить и то, что он почти не спал прошлой ночью и мало ел утром.

Лорд-маршал Варуз ехал справа от короля и выглядел так, словно старость внезапно сломила его. Он съежился в мундире, согнулся и ссутулился. Его движения утратили резкость и точность, глаза — ледяную сосредоточенность. Похоже, маршал не знал, что делать.

— Сражения продолжаются в квартале Арки, ваше величество, — объяснял он. — Там у нас лишь несколько опорных пунктов. Гурки взяли квартал Трех Ферм под жесткий контроль. Они продвинули катапульты к каналу и прошлой ночью забросили зажигательные снаряды далеко в центральные кварталы. Вплоть до Срединного проспекта и дальше. Пожары полыхали до рассвета. Кое-где еще горит. Повреждения… значительные.

Это мягко сказано. Целые кварталы города были охвачены огнем. Целые улицы — Джезаль помнил, какие там были большие дома, оживленные таверны, шумные мастерские, — превратились в черные развалины. Видеть это было так же жутко, как обнаружить у прежней любовницы два ряда прогнивших, разрушенных зубов. Сильный запах дыма, пожара, смерти царапал горло, отчего голос Джезаля заметно хрипел.

Какой-то человек, измазанный пеплом и грязью, поднял голову, отвлекшись от руин еще дымящегося дома. Он неотрывно смотрел на Джезаля и его охранников, когда те проезжали мимо.

— Где мой сын? — внезапно пронзительно вскрикнул он. — Где мой сын?

Джезаль отвел взгляд и слегка пришпорил коня. У него не было необходимости дополнительно вооружать свою совесть — она и так была в боевой готовности.

— Однако стена Арнольта еще держится, ваше величество!

Варуз говорил громче, чем требовалось, в тщетной попытке заглушить душераздирающие крики, все еще доносившиеся с развалин позади них.

— Еще ни один гуркский солдат не добрался до нашего центрального квартала. Ни один!

Джезаль спросил себя, как долго они смогут хвастаться этим.

— Есть ли новости от лорда-маршала Веста? — спросил он второй раз за час и десятый раз за день.

Варуз дал Джезалю тот же самый ответ, какой наверняка прозвучит сегодня еще раз десять, прежде чем король забудется неспокойным сном:

— Сожалею, но мы почти полностью отрезаны, ваше величество. Новости редко доходят через гуркские кордоны. Но в Инглии шторма, и мы должны быть готовы к тому, что армия задержится.

— Вот уж не везет, — пробормотал Бремер дан Горст, скакавший с другой стороны. Прищурив глаза, он вглядывался в развалины, чтобы не пропустить возможной угрозы.

Джезаль взволнованно прикусил солоноватый обгрызенный ноготь на большом пальце. Он уже не помнил, когда получал хоть обрывок хороших новостей. Шторма. Задержки. Даже стихия и та против них.

Варуз ничем не мог улучшить его настроение.

— Еще в Агрионте появилась болезнь. Быстрая и безжалостная. Некоторые из тех беженцев, кому вы открыли ворота, совершенно неожиданно умерли. Болезнь перешла на обитателей дворца, два рыцаря-телохранителя уже скончались от нее. Вчера они стояли на часах у ворот, как обычно, а на следующую ночь легли в гроб. Их тела иссохли, зубы сгнили, волосы выпали. Трупы сожгли, но есть новые случаи заражения. Доктора не видели ничего подобного и не имеют понятия, как это лечить. Некоторые говорят, что это проклятие гурков.

Джезаль сглотнул. Величественный город, прекрасное создание человеческих рук, простоял долгие века, но под опекой нового короля за несколько коротких недель от него остались обугленные развалины. Гордый народ превратился в вонючих оборванцев, стонущих раненых, воющих плакальщиков. Это те, кто выжил… Джезаль осознал себя самым жалким подобием короля. Он не принес счастья даже собственной жене в их горькой пародии на брак, не говоря уж о стране. Его репутация держалась на лжи, и он не нашел в себе смелости отвергнуть эту ложь. Бессильное, мягкотелое, беспомощное ничтожество.

— Где мы сейчас находимся? — пробормотал он, когда они выехали на широкое пространство, продуваемое ветром.

— О, ваше величество, это площадь Четырех Углов…

— Это? Не может…

Он умолк. Узнавание пришло, как удар по лицу.

Устояли только две стены бывшего дворца гильдии торговцев шелком. Окна и дверные проемы зияли, как пустые глазницы мертвецов. Мостовая, где прежде всегда стояло более сотни ларьков, была проломлена, на ней осел густой слой пепла. Сады превратились в грязные остатки сожженного кустарника. Когда-то воздух здесь звенел от криков торговцев, болтовни слуг, детского смеха, а теперь царила мертвая тишина. Лишь холодный ветер свистел среди руин, нагоняя волны черной пыли в самый центр города.

Джезаль натянул поводья, и лошади его эскорта, состоящего из двадцати рыцарей-телохранителей, пяти рыцарей-герольдов, дюжины офицеров из штаба Варуза и пары нервных пажей, застучали копытами и остановились. Горст мрачно глянул на небо.

— Ваше величество, нам надо ехать. Тут опасно. Мы не знаем, когда гурки снова начнут обстрел.

Джезаль не обратил внимания на его слова, соскочил с седла и направился к развалинам. Было очень трудно поверить, что это то самое место, где он когда-то покупал вино и разные безделушки. Вот здесь с него снимали мерки для нового мундира. Не более чем в ста шагах отсюда, по другую сторону дымящихся развалин, стояла статуя Гарода Великого, где он в темноте встречался с Арди. Казалось, это было сто лет тому назад.

Теперь там, на краю вытоптанного сада, собралась скорбная группа людей. Женщины и дети, несколько стариков. Грязные, отчаявшиеся, кто с костылями, кто с окровавленными повязками, они сжимали спасенные пожитки. Это были горожане, лишившиеся крова в пожарах и сражениях предыдущей ночи. У Джезаля перехватило горло. Там была Арди. Она сидела на камне в тонком платье, дрожа и не отрывно глядя в землю. Темные волосы закрыли половину ее лица. Он двинулся к ней, улыбаясь — впервые за последние недели.

— Арди!

Она повернулась, широко раскрыв глаза, и Джезаль запнулся. Совсем другая девушка, моложе Арди и не такая красивая. Она моргнула, не отводя от него глаз, медленно раскачиваясь взад и вперед. Джезаля невольно развел руками и пробормотал что-то бессвязное. Они все смотрели на него. Он не мог просто повернуться и уйти.

— Пожалуйста, возьмите это.

Он нащупал золотую застежку на своем малиновом плаще и протянул ее девушке.

Она ничего не сказала, принимая его дар, только неотрывно глядела на короля. Да, это был нелепый, бессмысленный жест, почти обидный в своем лицемерии. Но бездомные граждане Адуи, кажется, так не считали.

— Да здравствует король Джезаль! — крикнул кто-то, и приветствие подхватили другие голоса.

Какой-то молодой парень с костылем смотрел на Джезаля широко раскрытыми, полными отчаяния глазами. Рядом стоял солдат с окровавленной повязкой на глазу, а второй его глаз увлажнился слезами гордости. Женщина держала ребенка, завернутого в обрывки флага Союза. Все было так, словно сцена специально подготовлена для того, чтобы произвести сильнейшее эмоциональное впечатление. Подходящие модели для зловещего и наивного полотна об ужасах войны.