Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

— Днем она может качать дочь на деревьях сколько ей угодно! — вскричал Дору. — Но ночью, когда младенца сбагрят мне, я не собираюсь изображать обезьяну…

— А с чего ты вдруг в няньки-то записался? — рассмеялся Эмиль.

— А я и в дуэньи не записывался. Только полгода из спортивного костюма не вылезаю!

Эмиль нехотя поднялся из кресла и пошел с братом в детскую.

Глава 16 "Последняя пятница"

Дору присел на коврик с вытканными розовыми пони и задумчиво воззрился на детскую кроватку с таким же розовым одеяльцем. Затем повернулся к привалившемуся к розовой стене Эмилю.

— А кем девочка будет? Все не могу никак поверить, что сердце ее бьется аж сто пятьдесят ударов в минуту, как у настоящего ребенка. Как, как такое возможно, когда оба ее родителя мертвы?

— Как, как?! — Эмиль отшвырнул мишку, которого мял в руках, и игрушка мягко приземлилась в кроватку. — Как в сказке! Откуда мне знать, это ты гримуаров начитался! Вызови какой-нибудь всезнающий дух и спрашивай его, а от меня отстань!

Эмиль чуть не сплюнул и размашистым шагом направился к выходу, но в дверях обернулся:

— Лучше бы что-нибудь умное о воспитании прочел. Ну Серзов там, к примеру, или как воспитывать девочек… Наверное, издали уже что-нибудь для чайников…

Дору насупился и пробурчал себе под нос:

— Я классиков читаю. Спока, к примеру…

— Нашел мне авторитет! Как можно заявлять, что родители должны следовать своей интуиции, потому что лучше них никто не знает, что нужно конкретному ребенку. Мысля логически, если мы ни черта не понимаем в ее родителях, то о спокойной жизни нам не стоит даже мечтать!

— И что будем делать?

— Светлого Воскресенья ждать! Господи! — Эмиль схватился за голову. — Я таким идиотом не чувствовал себя даже на вступительном экзамене!

Дору наконец поднялся с коврика и подошел к окну.

— Интересно, она так и будет торчать в саду? Пошла бы, что ли, в поле погулять, чтобы глаза нам не мозолить.

— А ты не подходи к окну!

Дору задернул портьеру и вытащил из нагрудного кармана скрученный трубочкой листок:

— Гляди, что ты обронил! Развивающий коврик, прыгунки, ходунки, пирамидки, кубики, ма… Машинки можно вычеркнуть, куклы тряпичные… Что еще тебе осталось купить?

— Подгузники, — буркнул Эмиль.

— О, святой ангел! — всплеснул руками Дору. — Об этом я совсем не подумал… Слушай, может, мы какую-нибудь горбунью заведем?

Эмиль лишь обреченно потряс головой.

— Не прокатит… — и тут он закрыл уши ладонями и зажмурился. — Да сколько же можно дубасить по воде!

В пруду действительно было шумно, потому что вилья сидела на свежей сочной траве и неистово била ногой по водной ряби. Граф тихо присел рядом и хотел накинуть пиджак на вымокшую шалунью, но вовремя отдернул руку.

— Я знала, что ты придешь, — в такт плеску воды, не поворачивая головы в сторону вампира, сказала вилья. — Пятница..

— Я не за этим пришел.

От него не укрылось, что вилья недовольно насупилась, но головы к нему не повернула. Как бы холодна и резка не была она с ним всю неделю, но про пятницу никогда не забывала, ведь и у нечисти есть свои традиции, которые они благоговейно чтут, особенно такие приятные. Хотя она чла теперь и другую — запрет на приближение к склепу и плетение венков из крапивы.

— Я принес тебе сушеной вишни, — сказал вампир как можно мягче, забавляясь ее злостью, ведь последняя книга, а вместе с ней и ненужные надежды уже должны были догореть, а с ними в пепел превратилась и злость на судьбу, которая дарит лишь половинки долгожданных подарков. Хотя имеет ли он право обижаться, ведь, если задуматься, Судьба могла бы вообще ничего ему не дарить.

Валентина медленно повернула к нему голову, и Александр увидел, что прищуренные серые глаза сравнялись по цвету с водами замкового пруда. Он попытался улыбнуться, поднося согнутую ладонь ко рту Валентины. Она по- прежнему смотрела ему в глаза, и щелки злых глаз становились все уже и уже. Наконец она впилась ртом ему в ладонь, и Александр с нескрываемым наслаждением почувствовал, как ее горячий язык слизывает с холодной кожи сморщенные сухие ягоды. Вот уже который месяц он носил в кармане лакомства с тайной надежде на подобную никогда не предсказуемую ласку.

Александр отвел взгляд от прикрытых глаз Валентины и взглянул туда, где под округлой грудью возвышалась огромная полусфера живота.

Валентина продолжала удерживать правую руку графа мокрыми пальцами, но его левая рука нашла живот, ощутив под влажным льном его упругость. Только прикосновение получилось кратким, потому что вилья с силой оттолкнула его, и Александр опрокинулся навзничь на покрытую ночной росой траву.

— Она моя! — закричала Валентина пронзительно и зло.

Александр приподнялся на локтях и улыбнулся. Ничего нового, все настолько предсказуемо, что уже даже смешно. Он и отсюда может любоваться ее животом — вот так: снизу вверх. Это неописуемое наслаждение видеть легкую складку под милым подбородком и упругие соски, на которых топорщилась грубая ткань одеяния, а под грудью ровными складками собиралась мокрая ткань, чтобы распластаться по большому животу, на котором отчетливо проступало кольцо пупка. Валентина стояла перед ним в полный рост. Подол, волочащийся сзади по земле, но спереди едва прикрывал колени, оставляя открытыми босые, немного припухшие ноги. Она была прекрасна, укутанная отросшими ниже пояса волосами, в которых сейчас от легкого ветерка болтался, будто маятник, черепаховый гребень.

— Я люблю тебя, — прошептал Александр едва слышно.

Однако вилья услышала его, повела ногой по воде и сделала шаг к вампиру, продолжавшему лежать на траве.

— Ты забыл добавить слово "Тина", — прошипела она и замерла, едва коснувшись босой ногой ботинка.

Александр отдернул ногу и стащил сначала один, а затем и второй ботинок. Он улыбнулся и неожиданно подался вперед, чтобы успеть захватить в плен мокрые лодыжки до того, как вилья сообразит отпрыгнуть, чтобы по их негласной игре заманить любовника в воду. Граф отрицательно мотнул головой и широко улыбнулся.

— Я ничего не забыл. Я сказал, что люблю тебя, и к этим трем словам мне незачем что-либо добавлять.

Пальцы его мягко скользнули вверх по ее влажной ноге, а ухо уловило шелест развязываемого вильей пояса, и мокрый подол тотчас укрыл его руки. Она приняла игру, и теперь уже можно было не удерживать ее силой, поэтому Александр высвободил руки из мокрого плена и, стоя перед вильей на коленях, принялся закручивать подол вверх, пока не уткнулся носом в расплющенную пуговку пупка. Осторожно коснувшись губами натянутой кожи, он в который раз с радостью ощутил ее тепло, не обманчивое, а настоящее. Александр внимал быстрому сердцебиению дочери, надеясь, что будет слышать его вечно, и оно не замрет для него навсегда в какую-нибудь жуткую ночь.

— Чего ты ждешь?

Голос будущей матери прозвучал слишком недовольно, и граф медленно повел носом вверх и запрокинул голову, чтобы увидеть сияющий потаенной страстью серый взгляд. Он вновь улыбнулся, одними губами повторив заветных три слова, и медленно поднялся, стараясь не коснуться живота узлом кушака. Вилья уже подняла руки, и платье легко скользнуло вверх, оставляя свою владелицу в первозданной красе, явив миру самый прекрасный символ плодородия матушки Земли. Александр растянулся на траве, как парящая в небесах летучая мышь. Теперь пришел черед вильи коснуться умелыми тонкими пальцами крепко затянутого узла на кушаке его халата.